-
- Политический облик Ближнего Востока
На протяжении последних десятилетий Ближний Восток являлся одним из самых неспокойных регионов мира. Степень конфликтности в регионе имела ярко выраженную тенденцию к росту. Подобная ситуация определялась особенностями геостратегического положения региона, соперничеством региональных государств, влиянием внешних сил. В условиях кризиса возросла роль радикального ислама в политике, усилились процессы конфессиональной деструкции и изменились обычаи войны на Ближнем Востоке. Сирийский кризис активизировал конфликтный потенциал региона и вызвал изменения в системе региональных, международных отношений и также создал благоприятные условия для распространения иранского влияния в ключевых государствах Ближнего Востока, близких Ирану в конфессиональном и этническом отношении. Несмотря на прагматичный характер иранской внешней политики, тот факт, что Иран являлся идеологическим государством, во многом детерминировал характер принимаемых решений. Идеология служила инструментом иранской политики в регионе. Особый характер государственной модели ИРИ детерминировал специфику политики Тегерана на Ближнем Востоке. В процессе эволюция религиозного пространства Ближнего Востока этнические и религиозные различия превращались в вопросы национальной безопасности и сохранения целостности государств. В иранской политике возросла роль неклассических инструментов, основанных на культурном, цивилизационном влиянии, борьбе за души и умы людей. Одним из таких инструментов была политика «мягкой» силы, в рамках которой сочетались силовые и гуманитарные методы. В современных международных отношениях совокупность данных ресурсов раскрывается как «мягкая сила» и рассматривается с позиции применения ненасильственных способов воздействия. В условиях обострения идеологической борьбы внешнеполитические акции ИРИ, выстраиваемые на основе артикуляции озабоченностей населения воспринимались в контексте гуманитарного воздействия. Вооруженное вмешательство ИРИ в САР и Ирак сочеталось с элементами гуманитарной дипломатии. Военная кампания ИРИ в САР и в Ираке обеспечила качественные сдвиги в «гуманитарной» дипломатии ИРИ балансирующей на грани «жесткой» и «мягкой» силы.
1.Ислам и политика
Арабские восстания ознаменовали возвращение политики в широкие массы населения и их активное участие в политическом процессе. Движения социального протеста 2010-2011 гг. обозначили новый этап национально-освободительных революций, начавшихся еще во второй половине XX столетия, лейтмотивом которых стала попытка превращения Ближнего Востока из объекта в субъект международных отношений. Происходившие в регионе события усиливали позиции политического ислама и стремление его различных отрядов к захвату власти в арабских странах, их быстрой исламизации и утрате «светского» характера правления в них. Как идейно-политический конструкт движения политического ислама не являлись единым целым, тем более устоявшимся явлением. Скорее их можно было рассматривать как определенный политический феномен в процессе развития. Радикальные исламисты, чья идеология базировалась на сочетании культурно-исторического наследия арабов и современных идеологических воззрениях, выступали не только за возрождение ислама, с целью превращения арабо-мусульманского мира в равноправного участника мировых процессов. Они боролись, прежде всего, за утверждение своего определения смыла ислама в современных условиях. В результате кризиса позиции официального ислама оказались, если не окончательно подорваны, то существенно ослаблены с точки зрения воздействия на основные внутриполитические процессы. В таких странах, как Сирия и Ирак, где «арабская весна» сопровождалась продолжительными вооруженными конфликтами, политический вакуум стал заполняться «джихадистскими» движениями, которые пользовались поддержкой до тех пор, пока продолжались военные действия. Политизация религии была чревата трансформацией конфессионального пространства. В контексте конфликтного потенциала Ближнего Востока конфессиональные деструкции принимали форму религиозно-политических конфликтов. Возрождение религии в качестве причины вооруженных конфликтов вело к изменению обычаев войны, трансформации регулярных армий.
Религиозные конфликты: политическое измерение
В отличие от Западной Европы формирование современных типов государств на мусульманском Востоке началось только в конце XIX века. Идея религии как политического орудия была хорошо знакома людям, воспитанным в рамках мусульманской традиции, Подобное мировоззрение детерминировалось ощущениями внешней угрозы исламской идентичности, мессианскими настроениями, желанием отстроить новое государство на религиозно-политическом фундаменте. По этой причине отказ от религии как инструмента политики шел на Ближнем Востоке значительно медленней, чем в государствах Западной Европы. Несмотря на провозглашенный светский характер правления в арабо-мусульманских обществах был силен дух фундаментализма. Его последователи выступали за возврат к священным основам ислама, что предопределяло сохранение устойчивой мотивации политической деятельности как средства защиты истиной веры. Однако, использование религии в качестве антидота экстремизма могло быть безопасным, если религиозные движения были способны регулировать активность политического авангарда. В большинстве стран Ближнего Востока религия и религиозные деятели активно влияли на определение идентичности государства, характер власти, законодательную практику. Зачастую это происходило в противовес светскому судопроизводству, межобщинным, клановыми отношениями. События «арабской весны» усилили политизацию религии. Это порождало расхождение между арабскими правящими режимами и официальным исламом, который их легитимировал и обслуживал властные интересы. В результате официальный ислам стал неоднозначно восприниматься в гражданском обществе и в офицерском корпусе, в частности. В этих условиях, лояльность политических элит обеспечивалась до тех пор, пока власть оказывалась способной защищать и пропагандировать религиозные ценности. Постепенно религиозные цели стали служить оправданием для участников политического процесса в применении различных форм политической мобилизации населения. В кризисных условиях религиозные взгляды, верования, фанатизм играли все более весомую роль в политике. Малообеспеченные социальные страты населения ближневосточных стран находили религию привлекательной потому, что она предполагала готовность сражаться за социальную справедливость. Политизация одной конфессии неизбежно вынуждала адептов другой защищать свои идеалы и образ жизни, выступая под знаменем великой идеи. Идеология интегризма была типична для всех монотеистических религий, но ее радикальный тренд обусловливался политическим процессом. В политических реалиях мусульманского Востока даже светские идеи, становясь символом борьбы, неизбежно обожествлялись. Религиозные конфликты становились важным элементом политического противоборства на Ближнем Востоке. В их основе лежали глубокие исторические корни конфессиональных и этнических распрей в силу чего они могли принимать затяжной и латентный характер. Их мотивационной основой могли служить укоренившиеся в массовом сознании идеи панисламизма обостренные всплесками национализма, который усиливал религиозную установку к политическому действию. Наступательная, бескомпромиссная деятельность политических движений и партий могла становиться драйвером религиозных конфликтов. Специфика религиозно-политических конфликтов на Ближнем Востоке определялась группой факторов. В той степени, в какой политика рассматривалась как инструмент религии, право проводить ее становилось привилегией отдельных религиозных движений, а не только государства и светских властей. Религиозные критерии стали определять состав участников политического процесса и его инструментарий. Исламистские акторы политического процесса отличались по своему происхождению, конфессиональной принадлежности, идейно-политическим установкам. Большинство отрядов не имели четкой организационной структуры и использовали для реализации поставленных целей нетрадиционные методы. Сочетая насилие со средствами убеждения, они запугивали противника и мобилизовали местное население на свою сторону. Их поведенческий стереотип определялся балансом между религиозными верованиями, политическими убеждениями, соображениями личной выгоды. Общим для всех являлось неудовлетворенность существовавшим порядком и желание изменить его. Их экзистенциональная основа была образована из паттернов религиозной доминанты, внедренных в их политическое сознание путем хитроумных манипуляций и психологических установок. Исламистские политики обладали сильной мотивацией, имели высшее образование и были способны использовать современные политические технологии. Например, исламистские силы Ирака и Сирии демонстрировали способность сотрудничать с вооруженными отрядами, создавая политический зонтик для ударных сил исламского сопротивления. Характерной особенностью религиозно-политических конфликтов являлось то, что территориальная близость объекта влияния не определяла масштабы их распространения. Сражение за умы людей нивелировали политическую значимость территории как сцены политической борьбы. Расцвет национализма привел к тому, что ценность той или иной территории определялась не столько наличием в ее недрах природных ископаемых, сколько принадлежностью тому или иному народу. Распространение религиозно окрашенных конфликтов, приводило к изменению структуры политических организаций. Повышалась роль личных интересов их лидеров, изменялась природа интереса рядовых участников сражений. Участники религиозно-политических баталий переставали считать себя профессионалами выполняющими долг перед абстрактной политической системой. Для достижения победы в религиозно-политических конфликтах иногда требовалось отказаться от понятия «интерес» как мотива политики. В итоге сама идея реалполитик становилась неприменимой. С политической точки зрения конфликты низкой интенсивности служили основным инструментом достижения политических перемен. Распространение религиозно-политических конфликтов было чревато уничтожением государства как института. На смену государству-нации могли прийти политические организации нового типа. Основными субъектами политики в Ираке, Сирии, Ливане отряды исламистов. Они были основаны больше на харизматических принципах, нежели чем на институциональных началах. Основой мотивацией их действий служил не профессионализм, а идеологическая лояльность. Они подчинялись определенному руководству располагавшему методами принудительного воздействия. Их руководство было неотделимо от самой организации и мало напоминало правительство. Эти организации опирались на поддержку той или иной группы населения, которую было сложно отделить от тех, кто вел активные боевые действия. В условиях вооруженной конфронтации в Сирии и Ираке обычные инструменты утрачивали свое традиционное значение как средства проведения политики. Идущие в регионе процессы трансформации войны и эволюции арабских вооруженных сил формировали благоприятную среду для реализации целей воинствующих исламистов и внешней экспансии в регионе.
- Эволюция иранской политики
Политика экспорта Исламской революции.
После Исламской революции 1979 года Иран осуществлял ее экспорт, стремясь привести к власти в арабских странах идеологически и политически близкие ему политические силы. Однако полиэтнический и многоконфессиональной характер арабского общества, доминирующий в арабизме светский компонент и политический консерватизм правящих элит обусловили недостаточную эффективность подобного инструмента иранской политики. Создание при помощи КСИР в Ливане «Хизбаллы» (1982) стало, пожалуй, счастливым исключением. Более того, в результате изменения региональной, международной ситуации Иран оказался в политической изоляции на Ближнем Востоке. Спустя три десятилетия Иран принял на вооружение новую стратегию на Арабском Востоке. Ее сущностное содержание и цели фактически остались прежними, а инструментальное наполнение заметно изменилось и стало более изощренным. Вместо революций Иран стал экспортировать собственную уникальную модель государственного устройства путем конфессиональной экспансии в регионе. Реализация данной стратегии строилась на основе иранской финансовой, логистической поддержки местных милицейских образований, их обучении, тренировки, снабжении оружием, а также культурно-просветительной и религиозной работе с населением. При новом президенте Э.Раиси (2021-н/вр.) политическая стратегия ИРИ усовершенствовалась и приобрела новые измерения. Сирийский кризис и активизация «Исламского государства» (ИГ, запрещено в РФ) в Сирии и Ираке повлияли на смену тактической парадигмы арабской политики ИРИ. В этих условиях факторы этнической, религиозной общности становились доминирующими мотивами ближневосточной политики ИРИ. Важным результатом военных кампаний Ирана в Ираке и Сирии стало использование им невоенных методов в политике на Ближнем Востоке. Создание широкой сети проиранских политических организаций и распространение шиитского вероучения обеспечили ИРИ политические дивиденды на Ближнем Востоке.
Специфика политической стратегии ИРИ
После прихода в 2021 г. на президентский пост Э.Раиси в иранской политике на Ближнем Востоке начался новый этап. Со времени Исламской революции 1979 г. иранская политика на Ближнем Востоке неоднократно менялась. Однако ее матрицей оставалась политизированная версия шиизма, которая была основой государственной идеологии и инструментом внешней политики. Конфессиональная экспансия Ирана на Ближнем Востоке базировалась на принципах государственно-религиозной модели Исламской Республики. Ее формирование началось еще до победы Исламской революции и к началу 2000-х гг. институализировалось в форме взаимодействия властных религиозно-политических институтов в духовной, нравственно-этической, экономической и социально-политической жизни общества и государства. Иранская модель не являлась конечным продуктом. Она развивается и совершенствуется в процессе реализации программных установок исламской революции. Согласно идеологической доктрине Ирана, в основе которой лежит учение об имамате, исламской умме и велаят-е факих, Исламская революция служит лишь инструментом шиитского духовенства для подготовки к возвращению «скрытого имама» (Имам аль-Гаиб). В конце 1990-х гг. верховный лидер ИРИ аятолла Р.Хомейни определил пять этапов (задач) исламской революции — исламская революция, исламское государство, исламское правление, исламское общество, исламская цивилизация. К настоящему времени революция решила две первые задачи. Сегодня Иран стремиться выстроить исламское правление. Иранскую модель можно было бы отнести к теократическо-экспансивному типу, предполагающему подчинение государства религии. Однако, как и другие, иранская модель многовариантна. Согласно имамитской доктрине исламское правление, — это исполнение божественного повеления. Единственным правителем и законодателем является Аллах. Идеальной моделью правления служат практики праведных халифов и шиитских имамов. Исламское правление призвано обеспечить скрепленный Аллахом союз религии и политики. По сути, это обновленная доктрина имамата, в рамках которой должно создать идеальную модель теократического правления, где достигается единство светского и духовного начал в исламе. В условиях исламского правления стратегия ИРИ претерпела важные изменения. Модифицированная политическая стратегия ИРИ строилась на принципах революционной идеологии, на основе ислама и патриотизме. Одним из столпов иранской стратегии являлся принцип верховенства велаят-е-факих. Он предполагал подчинение духовенству политических институтов государства, в том числе и силовых структур. Наряду с прежним характером новая политическая доктрина предусматривала широкое использование инструментов «мягкой» силы в интересах обеспечения национальной безопасности Ирана.
КСИР как модель иранской политики
В условиях силовой операции ИРИ в Сирии и Ираке политическая стратегия Ирана приобрела новые измерения. Модель КСИР как параллельной военно-политической силы легла в основу иранской политики в государствах Ближнего Востока. За четыре десятилетия КСИР превратилась из шиитской милиции (450-500 чел.), созданной для защиты духовенства, в теневое (глубинное) государство в Иране. КСИР был главной движущей силой экспорта Исламской революции на Ближнем Востоке. По своему подобию КСИР создал в 1982 г. в Ливане «Хизбаллу». Костяк личного состава КСИР составили выходцы из религиозной консервативной среды и малообеспеченных слоев населения (мустадафин). Участие в войне с Ираком обеспечило официальный статус КСИР как регулярной армии. В 1985 г. верховный лидер ИРИ Р.Хомейни издал указ создании в составе КСИР Сухопутных сил, ВВС и ВМС, которые являлись параллельными войсками в системе иранских силовых структур. Хомейни уделял большое внимание развитию КСИР. Он лично назначал не только его командующего, но и командиров дивизий. Сегодня КСИР является ключевым элементом любого политического сценария в Иране. По мысли иранского руководства КСИР должен стать одним из столпов в системе исламского правления. Нынешний иранский президент считает, что КСИР является стержнем Исламской революции и пользуется доверием высшего духовенства ИРИ. Выступая в марте 2021 г. перед командным составом КСИР, Э.Раиси заявил, что КСИР блестяще проявил себя в вопросах хозяйственной и гуманитарной деятельности на региональном, международном уровне. КСИР является консервативной организацией. Его социальный состав состоит из представителей религиозных и консервативных слоев населения преданных власти. В своей деятельности КСИР руководствуется следующими политическими установками; защита режима, личной власти верховного лидера ИРИ (рахбара), обеспечение исламской справедливости. Ислам являлся инструментом, посредством, которого обеспечивалась лояльность политической элиты. Религиозная лояльность была связана с государством в лице рахбара, поскольку именно он выполнял свой долг и обеспечивал защиту и пропаганду религиозных ценностей. Ислам был интегрирован в «священные» военные ритуалы. Гуманитарная дипломатия ИРИ в странах Ближнего Востока основана на учении об имамате, исламском правлении и велаят-е факих. Религии отводилась важная роль в политико-воспитательной работе и моральной подготовке военнослужащих, обеспечивались условия соблюдения религиозных ритуалов. Шиитская доктрина служила средством воспитания господствующей самоидентификации офицеров. В иранских силовых структурах считали, что в недалеком будущем представители КСИР займут подавляющее число мест руководстве «глубинным» государством. Отношения Э.Раиси с КСИР укрепились после того как аятолла А.Хаменеи поручил ему возглавить один из крупнейших благотворительных фондов Astan Quds Razavi, который является важнейшим инструментом внешней политики Ирана. Э.Раиси установил тесные связи с командным составом КСИР и его спецподразделением «Аль-Кодс», а также лидерами проиранских милиций на Ближнем Востоке. Раиси неоднократно встречался с генеральным секретарем ливанской «Хизбаллы» Хасаном Насраллой. Иранское руководство взяло на вооружение установку военных КСИР об «Оси исламского сопротивления» как становом хребте иранской политики на Ближнем Востоке. Иран усилил поддержку шиитских общин в регионе. Особое внимание уделялось укреплению авторитета иранского руководства и его идеологических установок в среде местного населения.
- Невоенные методы политики ИРИ в Ираке
Изменения в стратегии ИРИ оказали влияние на корректировку инструментария иранской дипломатии в Ираке и Сирии. Наличие близких Ирану в конфессиональном отношении групп населения сыграло заметную роль в решении Тегерана усилить свое военное присутствие в Ираке. Иран имел давние отношения с иракскими курдами и нередко манипулировал ими в собственных интересах. Свержение режима Саддама Хусейна в Ираке пробудило в Иране опасения, что курды могут использовать сложившуюся ситуацию для создания собственного государства. Правительство в Эрбиле и в целом иракские курды были враждебно настроены в отношении Ирана. Тегеран опасался усиления активности курдских сепаратистов в Иране с баз на иракской территории. В Тегеране полагали, что в случае полного вывода американских войск из Ирака, курды могут использовать сложившуюся ситуацию для создания собственного государства. В результате мог включиться механизм дезинтеграции Ирака и соседних стран. Иран последовательно выступал за сохранение территориальной целостности Ирака. Важным фактором, повлиявшим на решение Ирана укрепить иракскую государственность, стал проведенный иракскими курдами в 2017 г. референдум о создании независимого государства. Иран был обеспокоен таким поворотом событий. Тегеран приложил все усилия к тому, чтобы не допустить отделения Иракского Курдистана в качестве самостоятельного государства. Накануне референдума по отделению командующий «Аль-Кудс» генерал К.Сулеймани встретился с М.Барзани и убеждал его не выносить данный вопрос на всеобщее голосование. Когда же М.Барзани призвал к референдуму о независимости Курдистана, Тегеран закрыл границы с курдской автономией в Ираке. Одновременно КСИР при поддержке регулярной армии «Артеш» блокировали курдские районы Ирана приграничные Ираку, чтобы не допустить контактов курдского населения двух стран. Иран был вынужден применить ракетное оружие и БПЛА, а также использовал связи с шиитскими общинами Ирака в интересах укрепления своих позиций в этой арабской стране. В первой трети 2000-х гг. в Ираке проживало 20 млн шиитов, которые составляли от 60% до 75% населения страны. Ирак являлся вторым после Ирана крупным шиитским государством на Ближнем Востоке. В самом Иране 90-95% населения (свыше 80 млн человек) являлись шиитами. Шиитские общины сыграли важную роль в планировании ИРИ своих военных операций в Ираке и других странах Ближнего Востока. Они существенно облегчили действия Ирана в этих государствах. В отличие от Ирака подобные этнические и религиозные группы Сирии не имели поддержки международного сообщества. Исторически связь большинства иракских шиитов с Ираном обуславливалась сложным характером их взаимодействия с властями Багдада. В 1970-х гг. рост влияния шиитского духовенства в Иране и Ираке, создание исламских партий, движений типа «Ад-Даава», вооруженных шиитских формирований вызывало обеспокоенность Багдада. Находящийся в ссылке в Неджефе (Ирак) аятолла Р.Хомейни оказывал большое влияние на шиитских духовных лидеров Ирака, например, М.ас-Садра, М.аль-Бакира, М.аль-Садека. Ирак, где большинство населения было представлено шиитами, проявлял беспокойство активностью Ирана. Тем более что права шиитов в Ираке были некоторым образом ущемлены. Эта практика достигла своего пика во времена правления Сааддама Хусейна. После Исламской революции в Иране 1979 г. политика ИРИ представляла угрозу светской идеологии баасизма и практике арабского национализма, которые лежали в основе государственного устройства Ирака. Иракский лидер опасался революционных призывов иранского духовенства обращенного к иракским шиитам и политики экспорта Исламской революции. Иракские шииты подвергались гонениям со стороны баасистских бюрократов, которые являлись суннитским большинством во власти. Саддам Хусейн пытался секуляризировать шиитские святыни Ирака, превратив их в музеи. Высланные в период ирано-иракской войны (1980-1988 гг.) иракские шииты, создали в Иране Высший совет исламской революции в Ираке (ВСИРИ). Позднее он стал известен как Высший исламский совет Ирака (ВИСИ). После свержения Саддама Хусейна в 2003 г. иракские шииты вернулись из Ирана в Ирак. Многие из них стали руководителями шиитских милиций и членами нового иракского правительства. В условиях правительства шиитского большинства нужда в поддержке Ирана стала ослабевать. Новое руководство Ирака не изменило прежнюю позицию по Шатт эль-Араб и Алжирским соглашениям 1975 г. Мирный договор между двумя странами так и не был подписан. Власть шиитского большинства в Ираке, сделала иракских суннитов враждебными в отношении Ирана. Иракские сунниты бойкотировали парламентские выборы 2005 года. Шиитская община Ирака была разделена по линиям принадлежности ее членов к разным теологическим школам, видам профессиональной деятельности и характеру экономических предпочтений. Шииты Ирака отличались своими религиозными и политическими взглядами, степенью лояльности различным духовным лидерам. Многие иракские шииты светской ориентации были более привержены принципам иракского национализма, чем религиозной идее. В прошлом многие из них симпатизировали социалистическим теориям. Некоторые духовные лидеры иракских шиитов (М.ас-Садр, например) использовали антииранские настроения для достижения определенных политических целей, разыгрывая карту арабского национализма. В проведении своей политики в Ираке Иран был вынужден учитывать соперничество и расхождения доктринального характера между шиитскими лидерами Ирака. Аятолла Абуль Касем аль-Хои не являлся поклонником имама Хомейни. Его сторонники и последователи были настроены против Ирана и использовали антииранскую карту для налаживания связей с США после американского вторжения в Ирак. Аятолла Али ас-Систани был известен своими доктринальными расхождениями с Хомейни и его концепцией исламской республики. Аятолла М.ас-Садр придерживается антиамериканских взглядов. Когда американцы закрыли его печатный орган «Аль-Хавза» в 2004 г. его сторонники и милицейские формирования («Армия Махди») устроили беспорядки в Багдаде. У М.ас-Садра сложились напряженные отношения с другими аятоллами М.аль-Хои и Б.аль-Хакимом. Среди шиитских группировок Иран имел близкие связи с ВСИРИ во главе с аятоллой Б.аль-Хакимом., а после его кончины с его родственниками (братом и племянником). Однако семейство аль-Хаким нельзя было назвать последовательными сторонниками Ирана. Они самостоятельно вели дела с арабскими странами и США, а Иран использовали в своих политических целях. Аятолла А.ас-Систани являлся сторонником старой шиитской школы и не поддерживал участие духовенства в политике, как это практикуется сегодня в Иране. Расхождения в шиитской общине Ирака затрудняли Ирану процесс выстраивания отношений с иракскими шиитами как единой структурой. Попытки Тегерана управлять ею были чреваты осложнением отношений с шиитами Ирака. Иран практически не имел никаких серьезных связей с иракскими суннитами. Поэтому Тегеран не мог в полной мере управлять политическим процессом в Ираке. Раскол внутри иракской шиитской общины и среди ее духовных лидеров оказывал влияние на политику Ирана в Ираке. Поддержка шиитских общин повышала авторитет Тегерана как надежного брокера в разрешении внутри иракских конфликтов. Несмотря на приложенные усилия, Иран не смог установить прочных контактов с суннитской общиной Ирака, в глазах которой он воспринимался как конфессионально ориентированное государство и не пользовался их доверием и поддержкой. Использование Ираном этнических и конфессиональных сообществ Ирака привело к неоднозначным последствиям. Часть политических сил почувствовали силу и решили добиться независимости и самостоятельности. Это угрожало позициям ИРИ в Ираке. Нарушало установку на сохранение территориальной целостности Ирака как гарантию национальной безопасности Тегерана. Несмотря на то, что численность иранских резидентов в Ираке заметно выросла в период с 2003 по 2014 гг. связи Ирана с шиитскими общинами Ирака стали постепенно ослабевать. Доля иракских шиитов, которые считали Иран надежным партнером, сократилась с 76% до 43% между 2015 и 2018 гг. Число иракских шиитов, которые позитивно относились к Ирану, также упало в процентном отношении с 88% до 47% в указанный период. Одновременно выросла доля тех шиитов, которые считали Иран угрозой иракскому суверенитету с 25 до 58% между 2016-2018 гг. Подобная ситуация была чревата серьезными издержками для иранской политики в отношении багдадских властей. Нельзя было исключать вероятного конфликта с шиитскими общинами Ирака. Это могло произойти в случае ослабления их власти, ухода в сторону большей светскости, подкупа со стороны арабских стран, угроз в лице США. Таким образом, стратегическим установками религиозной экспансии ИРИ в Ирак являлась активная работа с социальными меньшинствами, формирование правительства шиитского большинства, поддержка негосударственных вооруженных формирований и создание проиранских милиций.
- Особенности конфессиональной политики ИРИ в Сирии
События в Сирии стали тяжелым испытанием для внешней политики ИРИ в отстаивании своих завоеваний в регионе. С другой стороны, в рамках иранской политической парадигмы, сирийский кризис создавал потенциально благоприятные условия для распространения иранского влияния в ключевых государствах Ближнего Востока, близких Ирану в конфессиональном и этническом отношении. Специфика иранской политики в САР определялась арабо-иранским историческим наследием и особенностями развития арабо-иранских отношений в XX веке. Несмотря на прагматичный характер внешней политики ИРИ, тот факт, что Иран являлся идеологическим государством, во многом детерминировал характер принимаемых решений. Идеология служила инструментом мобилизации внутренних и внешних сил для поддержки иранского участия в сирийских событиях. Действительно, политика ИРИ в Сирии определялась развитием внутриполитической обстановки в ИРИ и трансформацией ее политической системы, эволюцией иранского общества. Изучение факторов влияния на политику Ирана в условиях сирийского кризиса может помочь вычислить алгоритмы иранской политики в регионе в обозримой перспективе. Конфессиональная политика Ирана в САР определялась группой факторов.
Историческое наследие
Последствия арабских завоеваний Ирана ( VII в. н. э) имели определенное значение в принятии ИРИ решения об участии в сирийском кризисе. Сохраняющийся в поколениях иранцев горький осадок от падения империи Сасанидов (224-651 г. н. э.) и иностранных интервенций формировало мотив для исторического реванша. Арабские завоевания Ирана коренным образом изменили культуру и самоидентификацию населения страны. Арабизация и исламизация оставила глубокий след в иранском национальном самосознании и генетическом коде иранцев, и естественно, не могло не оказать влияния на современное состояние арабо-иранских отношений. Арабизация и исламизация Ирана породили у части арабского и иранского населения взаимные подозрительность и обвинения в расизме и расовом превосходстве, которые нередко проявлялись в политическом и медийном пространстве. С другой стороны, исламизация породила ряд общих культурных черт между арабами и персами. Однако общая приверженность исламу не смогла стать основой длительной дружбы между Ираном и арабскими странами. Более того, религиозная общность порождала соперничество за первенство в исламском мире. С распространением шиизма в Иране (XVI в.) этнические и культурные противоречия между арабами и иранцами усилились. В спектре взаимодействия Ирана с арабами и турками появился новый оттенок в виде конфессионального соперничества. Стремление Ирана играть важную роль в исламском мире, оставаясь при этом независимым и самостоятельным в религиозном отношении, не могло не раздражать арабов, гордившихся своей уникальной ролью в возникновения ислама. Постепенно такие понятия, как «арабизм» и «иранизм», шиизм и суннизм приобрели антагонистический характер. После Исламской революции в 1979 г. оно обрело новое религиозное измерение. Одной из причин растущей в последние десятилетия враждебности между Ираном и арабами служат различия в их подходах к национализму, как основе строительства современного типа государства. Центральной установкой иранского национализма как политической идеологии была концепция «иранских земель» (Иран замин). Она носила не только земляческий характер, но и отличалась культурными коннотациями. Такой подход в корне отличался от практик арабского национального движения, где ислам служил объединительным целям национализма, а национализм помогал решать задачи панисламизма. В Иране же существовала дихотомия между национализмом и исламом. Это стало особенно заметным после исламской революции в Иране и попыток практически реализовать тезис об экспорте Исламской революции в рамках активизации иранской политики в арабских странах Ближнего Востока. После Исламской революции в Иране была создана новая модель государственного устройства. Она базировалась на религиозной доктрине особого характера с учетом иранской специфики шиитского вероучения. В тоже время основной механизм принятия решений оставался в руках военных и клерикалов. Иными словами, в Иране сохранилась возможность возрождения национализма как основы новой политической идеологии. Особенности политической системы ИРИ не могли не сказаться на внешней политике Ирана и ее особом характере, который ярко проявился в арабских государствах Ближнего Востока, прежде всего в Сирии, Ираке, Ливане, Йемене. Однако как показал опыт ИРИ, ограничение ислама национализмом не способствовало развитию дружеских связей между арабами и иранцами. Большинство арабских стран с недоверием относились к Ирану с точки зрения его претензий на «исламскую миссию», испытывали подозрения в отношении иранского национализма, и опасались его политических амбиций. Шиитский партикуляризм Ирана также усиливал подозрения арабов в отношении ИРИ, несмотря на то, что иранский режим пытался придать революции обще исламский характер, чтобы не дать представить ее как шиитский феномен. В 2000-х гг. провал светского проекта развития в арабском мире привел к его замещению идеями «исламизма». Вызванные «арабской весной» вооруженные конфликты на Ближнем Востоке имели в последние десятилетия тенденцию к обострению и усилению религиозной составляющей. В этих условиях исторически сложившееся соперничество и различия этнического и конфессионального характера между Ираном и арабскими странами вылилось в форму острого вооруженного противоборства. В Иране новая региональная ситуация привела к изменениям в механизме власти, где возобладали сторонники жесткой линии и радикальные клерикалы. В условиях арабо-иранского противостояния традиционные различия в этническом и религиозном отношениях превратились в вопросы национальной безопасности и сохранения целостности государства. Одним из политических инструментов ИРИ на Арабском Востоке стала религиозная политика, в рамках которой удачно сочетались и дополняли друг друга силовые и гуманитарные аспекты.
Исламская традиция
В религиозно-идеологическом плане Иран рассматривал сирийский кризис как продолжение векового соперничества между шиитами и суннитами. Давние связи Ирана с алавитским режимом в САР также сыграли важную роль в принятии Тегераном решения вмешаться в сирийский конфликт. После обретения Дамаском политической независимости (1944-1945) Иран открыл свое консульство в сирийской столице и установил дипломатические отношения с Сирией. Приход к власти в САР Хафеза Асада придал новый смысл развитию двусторонних отношений. Союз между персидской исламской теократий и арабской светской республикой рассматривался многими как нетипичный политический альянс (или мезальянс) на Ближнем Востоке. Однако светский сирийский и духовный иранский лидеры разделяли общие политические взгляды, которые в условиях региональной конъектуры брали верх над их идеологическими предпочтениями. Дамаск и Тегеран пытались сдержать потенциальную угрозу со стороны соседнего Ирака и Турции, стремились сбалансировать влияние прозападного арабского блока (Египта, Саудовской Аравии), ограничить американское влияние на Ближнем Востоке. Идеологическая близость и религиозная схожесть сирийской и иранской элит сыграли важную роль в развитии этого «нетипичного» альянса. В результате специфического характера доктринальных установок, алавиты, несмотря на свою принадлежность к шиитской ветви ислама, постоянно испытывали трудности с легитимаций в доминирующем суннитском окружении. Со своей стороны, Иран добивался признания алавитов в качестве одной из шиитских сект. В 1973 г. личный друг Х.Асада тесно связанный с Кумом (Иран) шиитский клирик Муса аль-Надир, издал фетву (религиозное предписание) о признании алавитов шиитами. Предпринятый М.аль-Надиром демарш был инициирован и поддержан главой Высшего шиитского совета Ливана Мусой аль-Садром и аятоллой Хасаном аль-Ширази (переехал в Ливан в 1970 г.). Это стало началом сотрудничества иранских аятолл и сирийского режима, который финансово и политически поддержал шахскую оппозицию в Иране. После Исламской революции 1079 гю Сирия стала ближайшим союзником Ирана на Ближнем Востоке. Дамаск первым признал Исламскую Республику и поддержал Иран в войне с Ираком (1980-1988 гг.). В 1981 г. младший брат Хафеза Асада Джамиль основал в Латакии «Общество имама Муртазы», основной задачей которого было обращение алавитов сирийского побережья и суннитских племен центральных и северо-восточных районов САР в истинный шиизм. Спустя два года это общество было запрещено после того как в нем было создано боевое крыло, которое организовало вооруженные выступления в Сирии и на Аравийском полуострове. Несмотря на светский характер сирийского режима, с момента победы Исламской революции в Иране 1979 Г., Дамаск и Тегеран связывали крепкие союзные отношения на основе совпадения геополитических и стратегических интересов. Иран рассматривал Сирию как своего стратегического союзника в регионе. Тегеран стал играть ведущую роль в сирийско-иранском альянсе после прихода к власти в Дамаске в июне 2000 года Башара Асада и произведенных им масштабных реформ в сирийских силовых структурах на рубеже 2004-2005 годов. Последствия «кедровой революции» (2005 г.) и войны Израиля противв Ливана (2006 г.) подталкивали Б.Асада к развитию отношений с Ираном. Одним из важных результатов ратификации договора о совместной обороне и сотрудничестве между САР и ИРИ в ноябре 2005 г. стало начало совместных работ над созданием ракетного оружия и совершенствованием систем ПВО в Сирии. Пик иранского проникновения в Сирию пришелся на 2007-2009 годы. Именно в этот период Иран заключил целую серию выгодных для себя экономических контрактов с новым сирийским руководством и соглашение о военном сотрудничестве. Это позволило Ирану проникнуть практически во все институты сирийского государства. Тегеран стал играть возрастающую роль в сирийском обществе и оказывал выгодное ему влияние на умонастроения правящей сирийской элиты. Фактически, Иран проник во многие сферы жизни сирийского общества, в котором стал активно приобретать своих сторонников, использую различные методы и инструменты, в том числе материально стимулируя переход суннитов в шиитскую веру. В 2000 г. А.С.Мусави — один из видных иранских клерикалов основал под Алеппо Шиитский культурный центр. Тегеран фактически превратил Дамаск в иранский форпост на Ближнем Востоке. По словам советника аятоллы Али Хоменеи Мехди Таиба Сирия была 35-ой провинцией Ирана более важной, чем нефтеносный Хузистан (Иран).
- Основные направления невоенной политики ИРИ в Сирии
Магистральным направлением гуманитарной дипломатии Ирана в САР было распространение шиитского вероучения и обращение в шиизм сирийского населения.
Оформление законодательной базы
Основным инструментом реализации этой политики служило формирование законодательной базы, а также приобретение недвижимости, жилищное строительство, переселение в САР шиитов из других стран. Тегеран провел реконструкцию шиитских святынь, расширил географию религиозного паломничества, создал сеть культурно-образовательных центров. Сирийский режим на законодательном уровне поддержал культурно-религиозную экспансию ИРИ в САР. В 2011 г. президент Б.Асад издал зуказ, согласно которому комплекс Сейда Рукая в Дамаске признавался учебным заведением по изучению шиизма. Сегодня он известен как Университет исламских исследований Биляд аш-Шам. В 2014 г. был издан указ о преподавании шиитского вероучения в специализированных сирийских школах, которые открылись в том же году в различных городах страны. В 2021 году в Сирии действовало 6 иранских университетов. Из них 5 были созданы после 2011 г. Работа строилась на основе учебных программ разработанных Министерством науки ИРИ. Для поступления в них требовалось свободное владение персидским языком. В Дамаске, Халебе (Алеппо), Латакии, Дейр аль-Зоре работало 15 культурных центров Ирана. В 2017 году в городе Аль-Сабихан (восточные пригороды Дейр эз-Зора) культурный центр ИРИ направил сотни молодых людей на учебу в Иран. В 2017 г. государственный иранский телеканал «Аль-Алам» запустил в САР вещание «Аль-Алам Сирия ТВ» на арабском языке. В 2018 г. был издан президентский указ, согласно которому в рамках Министерства вакфов был образован Научный совет по юриспруденции со специальной квотой для шиитов. Это позволило представителям шиитского духовенства занять высокие должности после получения ими сирийского гражданства. В конце 2021 г. в Сирии был принят закон № 28 об укреплении роли Высшего исламского совета (ВИС). Новый закон отменил 35 статью закона №31 от 2018, которая регулировала работу Министерства вакфов в вопросах взаимодействия с институтом муфтията и порядком издания фетв. ВИС сильно ограничил права 4 суннитских мазхабов (ханбалитский, ханифитский, шафиитский, маликитский) на религиозную работу с населением и управление вакфами. Как правило, собственность вакфов в денежном выражении составляла весьма приличную сумму, не облагалась налогом, находилась за пределами контроля фискальных органов государства и имела постоянный источник пополнения. Любой мусульманин мог на определенных условиях передать все свое движимое и недвижимое имущество в вакф, чтобы избежать светской системы налогообложения. При этом он сохранял право распоряжаться своими средствами и приращивать их через гибкую систему исламских банков, отдавая часть дохода в вакф. Таким образом, материальная база сирийских суннитов, скрытая от контроля государственных органов, оказывалась серьезно подорванной. На законодательном уровне было решено, что только представители джаафаритского мазхаба имеют преимущественное право на издание фетв и другие виды религиозной деятельности, в том числе управление вакфами. В новом законе было прописано, что сунниты больше не являются религиозным большинством в САР и ставятся в один ряд с другими мусульманскими конфессиями. Иран глубоко проник в систему шариатской юриспруденции и государственные институты САР, действующие в религиозной сфере, типа министерства вакфов. После принятия указанного закона любые законодательные действия в религиозной сфере стали осуществляться в соответствии с положениями шиитской доктрины. Прежде всего, это затронуло систему управления вакуфной собственностью и работу с личными сбережениями мусульман. Одновременно, сирийский режим формировал легальную основу изменения демографии сирийского общества.
Экспроприация собственности и переселенческая политика
В 2012-2017 гг. президент Ю.Асад подписал ряд указов, согласно которым разрешалось конфисковать собственность лиц осужденных по различным обвинениям и изымать нежилые объекты недвижимости. В 2018 г. был принят закон №10, который дал право командирам проиранских милиций отчуждать в свою собственность любые объекты недвижимости, в случае если их владелец не мог подтвердить свои права владения. За время конфликта из страны выехало более 6 млн сирийцев, а документы и архивы были уничтожены или пропали. В результате десятки тысяч шиитских бойцов с семьями стали собственниками объектов недвижимости в различных районах Сирии. Особое внимание Тегеран уделял увеличению численности шиитского населения в Дамаске и его пригородах. До начала сирийских событий провинция Дамаск была суннитским поясом безопасности сирийской столицы. Для того чтобы укрепиться в этом районе Иран использовал тактику ливанской «Хизбаллы» в южных пригородах Бейрута (Аль-Дахия). В 2015 — 2016 гг. в результате тяжелых сражений в пригородах Дамаска и Алеппо, суннитская оппозиция потерпела поражение, и ее личный состав вместе с семьями вынужден был выехать в Идлиб. Вскоре за ними последовали мирные жители расположенных на границе с Ливаном сирийских городов Блудан, Ябруд, Мадайа, Сергайа, Кисва и Забадани, которые оказались под контролем «Хизбаллы». Конфискованные дома заняли шииты-выходцы из Ирана, Афганистана, Ирака и Пакистана. Операции по переселению проводилась под контролем КСИР и «Хизбаллы» по формуле так называемого «Соглашение четырех городов». В 2014 году проживавшие в пригородах Дамаска Мадайа и Забадани сунниты под давлением КСИР «поменялись» местом жительства с шиитами из Фуа и Кефрайа в провинции Идлеб. Эта схема стала надежным инструментом эволюции конфессиональной карты в других районах Сирии. Наряду с Дамаском Тегеран проявил повышенный интерес к суннитскому оплоту в Алеппо. Алеппо был расположен в нескольких десятках километров от турецкой границы и связан со Средиземноморским побережьем. В 2014 году шиитские милиции из Ирака, Афганистана и Пакистана во главе с КСИР начали операцию по захвату Алеппо. В 2016 г. восточные районы Алеппо были освобождены от повстанцев. Сотни тысяч суннитов выехали из разрушенных районов. Иранская строительная компания «Джихад аль-Бина» вела масштабные работы по реконструкции социальных объектов городской инфраструктуры. Связанные с шиитскими милициями агентства недвижимости скупали объекты недвижимости под предлогом их реконструкции. Восстановленные кварталы заселили десятками тысяч шиитских семей из Ирака, Афганистана, Пакистана. Иран открыл свое консульство в Алеппо, основал духовную семинарию. В городе аль-Сафира в 25 км к юго-востоку от Алеппо начал работать Центр по изучения персидского языка. Города Хомс и Хама, являлись своеобразным пограничным пунктом между суннитскими районами центра и алавитским анклавом на западе Сирии. В стратегическом отношении этот район связывал Дамаск с Латакийским побережьем и служил коридором в Иран через Ирак. В начале 2009 г. режим начал крупный инвестиционный проект «Мечта Хомса», который в рамках реновации предусматривал ликвидацию суннитских кварталов старого города. В период кризиса в Хомсе и его пригородах шли длительные и ожесточенные сражения. Тысячи жителей были переселены и бежали. С принятием закона № 10 в 2018 г. проект реноваций в старых кварталах Хомса был возобновлен. Многие мечети Хомса были превращены в центры пропаганды шиизма, значительная часть недвижимости была конфискована. Иранская строительная компания «Джихад аль-Бина» вместе с фондом «Имам аль-Кадим» острила несколько шиитских школ в городе Дейр эз-Зоре и основала религиозные центры в городе Аль-Маядин.
Свято место пусто не бывает
В духовной экспансии Ирана в Сирии большое внимание уделялось вопросам святых мест. В 1999 году Тегеран начал программу реконструкции шиитских святынь в Сирии. В Дамаске и пригородах три шиитских святыни были названы в честь дочерей и внучек Али,- «Сейида Зейнаб», «Сейида Сакина» и «Сейида Рукъая». «Сейида Зейнаб» располагалась в 10 километрах от центра Дамаска. Этот район был населен преимущественно иракскими шиитами, которые спасались в Сирии от преследований режима Саддама Хусейна. В 2003 г. шиитское население района пополнилось беженцами из оккупированного США Ирака. После войны 2006 года туда переселились беженцы из Ливана. В 2020 г. квартал был переименован в город Сейида Зейнаб, где был начат строительный проект «Пригороды Зейнаб». В 2006 г. иранский президент Махмуд Ахмединежад посетил восстановленную в рамках проекта реноваций 1999 г. могилу Сейида Сакина в Дерайя (пригород Дамаска). Расположенная в старом Дамаске рядом с мечетью Омейядов могила Сейида Рукайя претерпела серию реконструкций и сегодня занимает площадь в 4 тыс. кв. м. В конце 2021 г. КСИР и шиитские милиции установили свои религиозные порядки в ряде районов провинции Дейр эз-Зор. Они арестовали настоятелей и муэдзинов местных мечетей, которые отказались изменить формулу азана (призыв на молитву) в соответствии с нормами шиизма. На их место поставили новых служителей культа. Одновременно были изменены названия некоторых мечетей в районах на западном берегу Евфрата. Прежде всего, эти нововведения коснулись г. Махкан, где дислоцировались бригады «Аль-Аббасиюн» и «Аль-Зейнабиюн». Так, мечеть Фарук Омар стала именоваться Великой мечетью Махкан. Как считали местные жители, эти изменения коснулись, прежде всего, мечетей, в названиях которых были упомянуты имена трех из четырех праведных халифов Абу Бакра, Омара и Османа, которые были известны своим «пристрастным» отношением к шиитам (алидам). После частичной реставрации мечети утратили прежний архитектурный облик, превратившись хусайнии. В городе Аль-Маядин была сооружена мечеть Али бен Аби Талиба (Айн Али) на месте где по приданию конь Али выбил копытом из земли источник свежей воды. На регулярной основе стало осуществляться паломничество в шиитскую мечеть аль-Нукта в Забдийя. Согласно шиитским поверьям один из камней мечети имеет полость в форме капли, где содержится кровь Хусейна бен Али (внук пророка), который был убит в битве при Кербеле (680 г. н. э.). В январе 2022 г. там прошла мемориальная церемония в связи со второй годовщиной смерти Касема Сулеймани. В конце 2021 г. Иран официально возобновил религиозный туризм в САР. На деле, паломничество к шиитским святыням в Сирии не прекращалось во время конфликта. До событий марта 2011 г. Сирию ежегодно посещало более 500 тысяч паломников из Ирана и Ирака. Иранские паломники, как правило, ограничивались посещением шиитской мечети «Сит Зейнаб». Пользуясь статусом паломника, они беспрепятственно проникали в Ливан, укрепляя связи с ливанскими шиитскими общинами. За годы вооруженного конфликта в САР Иран построил несколько десятков новых мечетей в ключевых центрах страны (Дамаске, Халебе (Алеппо), Хомсе, Дейр эз-Зоре, Дераа), восстановил и реставрировал шиитские святыни в Дамаске и Халебе (Алеппо). В итоге Иран расширил географию паломничества в Сирии и увеличил число паломников.
Распространение шиитского вероучения
Распространение шиитского вероучения и обращение в шиизм местного населения занимало центральное место в политике Ирана в САР. Эта деятельность была ориентирована, прежде всего, на средние и беднейшие слои сирийского населения в стратегически важных для ИРИ районах Сирии. В 1981 г. младший брат Х.Асада Джамиль основал в Латакии «Общество имама аль-Муртады», основной задачей которого было обращение алавитов сирийского побережья и суннитских племен центральных и северо-восточных районов САР в истинный шиизм. В 2000 г. А.С.Мусави — один из видных иранских клерикалов основал под Алеппо Шиитский культурный центр. До начала событий в САР иранские проповедники вели активную проповедническую деятельность среди сирийских племен на востоке страны. Они смогли обратить в шиизм одно из влиятельных сирийских племен Дейр эз-Зора – баггара. В последующем это дало возможность ИРИ распространить свое влияние в этом районе. Тегеран использовал племенных вождей для обращения в шиизм жителей ряда деревень. В 2017 г. правительственные войска и шиитские милиции освободили эти районы от ИГ. Тысячи оставленных домов были конфискованы. В ходе конфликта многие племенные вожди тесно сотрудничали с КСИР и шиитскими милициями. В поддержку Ирана выступило племя аль-машхада, которое ведет свою родословную от иранского города Мешхед. В городе Аль-Маядин дислоцировались подразделения «Аль-Кодс», куда вступили сотни местных жителей. Были созданы отряды «Имама аль-Махди», где проходили стрелковую подготовку тысячи молодых людей. Северо-восток Сирии служит естественным коридором между Сирией и Ираком, а город Ракка является историческим местом. В 657 г. н. э. в его окрестностях произошла знаменитая битва при Сиффине между Али бен Абу Талибом (4-й праведный халиф) и Муавией бен Абу Суфьяном (основателем династии Омейядов). В 2014 по 2017 гг. в Дейр эз-Зоре происходили сражения между сирийской армией и ИГ, которое оккупировало этот район. В сравнении с другими районами САР в провинциях Ракка и Хасеке иранские позиции были не так сильны. Несмотря на то, что еще до кризиса Тегеран привлек на свою сторону племя аль-хамад в Ракка, Иран испытывал затруднения в распространении шиизма в этом районе. Во многом это было связано с присутствием курдских отрядов, а также соперничеством между США и Турцией за влияние в этом нефтеносном районе. Как правило, суннитов значительно было проще обратить в классический шиизм, чем представителей других сирийских конфессий. Местное курдское население отклонило предложения Ирана восстановить построенную в 1980 гг. большую шиитскую мечеть на окраинах Ракка, которая была разрушена ИГ в 2014 г. Иран не стал оказывать давления на местное население, опасался религиозного бунта в Ракка. Слабое присутствие шиитских милиций в юго-восточных районах Хасеке вынуждало Иран действовать через сеть культурных центров, пытаясь обратить в шиизм местное население. В г. Аль-Саламийя, который являлся оплотом сирийских исмаилитов и членов секты Аль-Муршидийя (откололась от алавитов в начале XX в.) Иран столкнулся с традиционной нерелигиозностью исмаилитов и их историческим предубеждением в отношении шиитов. Несмотря на это Тегеран смог обратить в шиизм несколько сот жителей г. Мисъяф и завербовать их в шиитские милиции. В отличие от деловых кварталов Дамаска (Аль-Хамидийя, например), где празднование ашуры стало обычным делом еще до кризиса, религиозная ситуация на юге Сирии была иной. С 2018 г. после победы над оппозицией в Дераа начался процесс «шиитизации» местного населения. Иранские миссионеры рассчитывали на поддержку иракских шиитов из района Аль-Матар, где находилась шиитская мечеть. Шииты из района Бусра аль-Шам в пригородах Дераа вместе с «Хизбаллой» сражалась против суннитского ополчения. Город Аль-Кафра был центром операций «Хизбаллы» и оплотом иранской духовной экспансии на юге Сирии. Характерно. что город Аль-Кафра это родина генерала Р.аль-Газали заместителя некогда всесильного Г.Канаана бывшего командующего сирийским воинским контингентом в Ливане. По иронии судьбы именно суннитская семья аль-Газали оказала Ирану помощь в продвижении шиитов в этом районе. КСИР создал здесь местные милиции «Корпуса аль-Арин», «Бригада 313» по имени 313 сторонников аль-Махди, которые в его отсутствие защищают справедливость на земле. В сентябре 2018 г. специальный посланник аятоллы Хаменеи в САР А.Ф.Табтабаи посетил Дераа и выделил финансовую помощь новым шиитским милициям. Была также профинансирована деятельность иранского благотворительного фонда «Аль-Захра», который имел вооруженное крыло «Львы аль-Захра» и работал в различных районах Сирии. Населенная друзами Сувейда была единственной сирийской провинцией, большинству жителей которой удалось сохранить конфессиональную идентичность. Несмотря на то, что друзы не выступили против режима Б.Асада, их отношения с алавитами и шиитами были напряженными. В поисках контрбаланса иранскому влиянию в Сирии друзы рассчитывали на Россию как своего возможного защитника. В 2015 году лидеры друзской общины Сувейды обратились за помощью к российским военным после гибели основателя антииранского «Движения достойных», в гибели которого они винили Тегеран. В попытках наладить контакты с местным населением, офицеры КСИР организовали визит лидеров друзской общины в Тегеран. Представители посольства ИРИ в Дамаске и офицеры «Аль-Кудс» часто наведывались в Сувейду. Тегеран запустил ряд гуманитарных и социальных программ в этой провинции. С учетом серьезных различий в религиозных доктринах друзов и шиитов и запрета на переход в другую веру, шансы на «шиитизацию» друзов были ничтожны. Однако офицеры КСИР, пользуясь бедственным положением друзов, смогли вовлечь часть их в состав проиранских вооруженных отрядов. В условиях кризиса сирийский социум пребывал в тяжелом положении. Образованный класс пытался обрести идейную основу для новой самоидентификации. Иран опирался на доверенных сирийских клириков, крупных строительных подрядчиков, серьезных дельцов в сфере торговли недвижимостью в распространении шиитского вероучения среди жителей столичных центров САР. Тегеран стремился мобилизовать широкие народные массы в свою поддержку, прежде всего молодежь, большинство которой было неграмотно. Иран использовал проверенные и наиболее доходчивые средства и методы. Это, прежде всего, религиозная пропаганда иранской версии ислама. Тем более, ислам не поощряет, но и не запрещает переход из одного мазхаба в другой (джаафаритский, например). Религиозная политика Ирана в САР имела глубокий политический контекст. Иран стремился продемонстрировать, что война в Сирии закончилась. Следовательно, присутствие там иностранных военных незаконно. Одновременно, Тегеран укреплял легитимность шиитских милиций в Сирии. Гуманитарная дипломатия изменила социо-культурный облик современной Сирии и сделала сирийские власти еще более зависимыми от Ирана. Использование фактора конфессиональной общности, сопровождалось определенными рисками для политики Тегерана. Поддержка шиитских общин высвечивала Иран как не столько политического, а религиозного актора на поле сирийского конфликта и подчеркивала опасность религиозного измерения сирийского кризиса. Подобный политический инструмент был эффективным, пока Тегеран мог управлять религиозными процессами в САР. В случае отказа механизма управления Иран рисковал ослабить свою политику в Леванте. Аятолла Хаменеи советовал сирийскому руководству минимизировать людские потери с обеих сторон. Он, в частности, подчеркивал, что молодые мусульмане из вооруженной оппозиции могли быть введены в заблуждение такфиристскими фанатиками.
Влияние инструмента «мягкой» силы на отношения ИРИ с внешними участниками сирийского конфликта
После создания шиитских милиций в Ираке и Сирии влияние ИРИ в регионе заметно выросло. Иран укрепил свое присутствие в Ираке и Сирии за счет борьбы с ИГ, в том числе силами шиитских группировок типа «Аль-Хашад аль-Шааби». Шиитские милиции сдерживали турецкое влияние на севере, американское на юге Сирии и служили контрбалансом российскому влиянию в районах под контролем сирийского режима. К началу 2023 года Иран располагал более чем 300 базами и опорными пунктами только в Сирии. В 2022 г. шиитские милиции создали мощные позиции на средиземноморском побережье Сирии и практически полностью контролировали значительные участки сирийской территории и приграничные районы Ливана. Основной задачей проиранских отрядов в Сирии было сбалансировать американское военное присутствие в регионе. Подразделения КСИР, «Хизбаллы» и шиитские милиции активно противодействовали американским военным в восточных и южных районах Сирии. На востоке Сирии шиитские милиции оказывали поддержку армии Б.Асада по сдерживанию союзных США отрядов Сил демократической Сирии (СДС). Несмотря на потери в результате воздушных атак США, шиитские милиции не прекращали атаковать американские войска на базе «Эт-Танф». Шиитские милиции в Идлибе и Алеппо служили определенным балансиром военному присутствию Турции. Ирано-турецкое соперничество в Сирии проходило в форме противоборства шиитских милиций и протурецких сил сирийской оппозиции. Турецко-российские переговоры в декабре 2016 г. о предотвращении гуманитарной катастрофы в Алеппо прошли без участия Ирана. Тегеран был напуган возможностью ослабления своего присутствия в Сирии. Отряды ливанской «Хизбаллы» и «Хизбалла аль-Нуджаба»» блокировали эвакуацию жителей из Алеппо и вернули Иран за стол российско-турецких переговоров. Напряженность между Анкарой и шиитскими милициями выросла после дислокации турецких военных в Идлибе в 2018 г. В ходе военной операции Турции в Африне (операция «Оливковая ветвь») турецкие военные столкнулись с бойцами из «Бригады аль-Бакир». Турецкая армия уничтожила около 30 шиитских милиций и полностью заблокировала их деятельность в районе Африна. В Идлибе оппозиционные отряды Сирийской свободной Армии (ССА) при поддержке Турции сражались против шиитских милиций и правительственных сил, поддержанных Россией. После гибели 33 турецких военных в боях за Идлиб Турция начала военную операцию. Анкара атаковала силы режима и шиитских милиций в Идлибе с помощью БПЛА. В ходе атак турецких БПЛА десятки бойцов ливанской «Хизбаллы» и бригады «Аль-Зейнабиюн» были убиты. Несмотря на жесткие действия турецких военных, шиитские милиции продолжали атаки на турецкие силы в Идлибе и Тель Рифаате. Одним из важных источников финансирования милиций стал наркотрафик. В период с 2021-2022 гг. специальные службы Иордании и Ирака конфисковали произведенных в Сирии наркотические вещества на сумму 9,5 млрд долларов США. Сирийские районы, расположенные по линии Латакия — Кусейр — Каламун — Дамаск — Дераа — Сувейда стали центрами производства и транспортировки наркотических веществ. Ключевую роль в процессе наркотрафика играла «Хизбалла» и 4-я дивизия. Израиль не имел собственного военного анклава и союзных милиций в Сирии. Поэтому между Израилем и шиитскими милициями шла воздушная война. Израиль мог бы исправить сложившийся в Сирии баланс сил в результате наземной операции. Однако этот шаг был чреват серьезными политическими рисками и финансовыми издержками. Воздушные налеты на позиции шиитских милиций активизировались после 2013 года и до 2017 года ограничивались пригородами Дамаска. С 2017 по 2022 гг. воздушные атаки Израиля составили 95% от всех атак за период с момента начала кризиса. Только в 2017-2018 гг. израильская авиация совершила более 50 атак против шиитских милиций в различных районах Сирии. В 2019 г. Израиль нанес около 10 ударов по позициям шиитских милиций в Дейр эз-Зоре и Аль-Каиме (Ирак). 60% всех атак израильских ВВС на шиитские милиции в САР пришлось на 2020 год. Основными целями израильских ВВС стали пригороды Дамаска и районы Аль-Сухна и Аль-Кабаджид. Израиль наносил удары по позициям шиитских милиций в районе шиитской святыни Сит Зейнаб и иранской военной базы в Аль-Букамаль, военным заводам ракетного оружия в пригородах Алеппо. В 2021 г Израиль нанес 65 ударов, преимущественно по Дейр эз-Зору, Латакии, Хомсу, Тартусу. Ударам подверглись шиитские милиции, которые организовывали транспортно-логистические операции по доставке иранских военных грузов и личного состава КСИР в Ливан. По данным израильтян в результате авиаударов логистические коридоры шиитских милиций в Сирии на 70% потеряли функциональность. Действия израильских ВВС не смогли остановить шиитские милиции и ограничить их влияние в Сирии. Проиранские вооруженные формирования создали идеологический плацдарм для укрепления религиозного влияния ИРИ на Ближнем Востоке.
* Ахмедов Владимир Муртузович – старший научный сотрудник ИВ РАН