В центре внимания пакистанских экспертов в связи с проблемой активизации терроризма в Пакистане прежде всего рассматривается беднейший, наименее образованный и наиболее слаборазвитый регион: контролируемые Пакистаном бывшие Территории племен федерального управления (FATA)— ныне объединенные в провинцию Хайбер-Пахтунхва. Важно понимать первопричину исламистского радикализма и терроризма в геостратегически важном пуштунском регионе. Большая часть «знаний», накопленных о пуштунах с колониальных времен, была односторонней и политической. В британскую эпоху это знание стереотипизировало их как «воинственный, дикий» народ, а не отражало их опыт пребывания на границе с иностранными захватчиками в Индии, сопротивления вторжениям на их землю и, таким образом, насильственного привыкания к войнам. Также и в постбританский период большая часть накопленных знаний о пуштунах не изображала их как преимущественно обездоленное этническое меньшинство в Пакистане. Одновременно подчеркивалась их этническая связь с исламистским терроризмом, исходя из того, что пуштуны помогают джихадистам в соответствии со своим социальным кодексом, Пуштунвали. Оба вышеприведенных одномерных нарратива отражают истинность теории «власти / знания» французского теоретика Мишеля Фуко. Он считал, что знание и власть связаны. Доминирующее знание принадлежит сильным мира сего, которые владеют средствами производства и распространения знаний, соответствующих их интересам. Бывшие FATA до слияния в 2018 году назывались «илака гайр», что означает беззаконную или иностранную территорию. В их состав входили семь т. н. «агентств», а именно: Баджаур, Мохманд, Хайбер, Оракзай, Куррам, Северный Вазиристан и Южный Вазиристан, а также шесть «Приграничных регионов»: ФР-Пешавар, ФР-Кохат, ФР-Банну, ФР-Лакки Марват, ФР-Танк и ФР-Дера Исмаил Хан. С 1901 года британские колонизаторы подчинили FATA параллельной политической, правовой и административной системе без соблюдения основных прав, называемой Регламентом о пограничных преступлениях (FCR), который сохранил Пакистан после получения независимости. В этих обстоятельствах древний неписаный кодекс благородного поведения, Пуштунвали ( Pukhtunwali), поддерживал социальную структуру региона.
Пуштунвали и терроризм
Для начала следует прояснить путаницу, связанную с Пуштунвали и терроризмом. Этносимволы Пуштунвали, такие как патт (честь), шегара / кхегара (доброта) и тоора (храбрость), вместе образуют аббревиатуру «пушту» (южный диалект) или «пухто» (северный диалект). Это уникальный этнический пограничный знак, который придает этой идентичности особую гордость и значимость, которая превосходит все остальное.
После этого насильственного закрепления войны вооруженная борьба, даже если ее вел против немусульманских британских колонизаторов суфийский мистик, факир (нищий) Ипи из FATA, не была приправлена панисламистской террористической пропагандой. Войны оставались националистическими даже после того, как пуштуны приняли ислам, поскольку принципы Пуштунвали сами по себе требуют, чтобы люди защищали свою землю. Что касается вооруженной борьбы, которую пуштуны вели на протяжении всей истории, важно понимать, что вдохновение защищать свою землю исходит от Пуштунвали, который является скорее доисламским, чем постисламским. Этот фактор автоматически делает жизненно важный компонент этнической идентичности пуштунов, то есть Пуштунвали, светским по своей природе, поскольку он предшествует всем теориям исламизма. Следовательно, Пуштунвали может вдохновлять только на национальные освободительные войны и не служил источником вдохновения для воинственности джихадистов, как писал о его светских ценностях в XVII веке пуштунский националистический поэт-воин Хушал Хан Хаттак. Более того, учитывая их геостратегическое положение, пуштуны подвергались вторжениям Александра Македонского, Великих Моголов и британцев, что вынудило их сражаться, чтобы защитить свою землю. Это также ясно из этносимволической поэзии и музыки пушту. Например, национальный гимн пуштунов начинается словами: «Это наша история, что мы путешествовали по крови».
FATA переходят под контроль Пакистана
Если причины политического насилия в геостратегически значимом регионе не связаны с местными факторами, более широкая картина требует углубленного изучения. Исторически сложилось так, что британские колонизаторы создали FATA и ввели FCR. Поскольку регион лежал между Британской Индией и Афганистаном, ядро Британской Империи было защищено от возможной агрессии царской России этим горным буфером. Очевидно, что исторически этот регион рассматривался через призму безопасности. Более того, прежде чем покинуть Индию, британцы разделили его, что привело к рождению Пакистана. Сообщается, что старейшины некоторых племен из FATA подписали секретные документы о присоединении к Доминиону Пакистан. Следовательно, важнейшая территория перешла под контроль Пакистана, который решил сохранить FATA. Процесс «пенджабизации» пакистанского государства усилился по мере переноса столицы из Карачи на юге Пакистана в северный регион Панджаби. Военные режимы также постепенно усиливали влияние пенджабцев. Более того, отделение Восточного Пакистана и создания Бангладеш сделало пенджабцев доминирующей этнической группой Пакистана, составляющей около 56% населения. Это также позволило им заполнить военные должности, оставленные бенгальцами вакантными, тем самым создав армию, в которой преобладают пенджабцы. Вооруженные силы — самый мощный и доминирующий институт Пакистана, они практически контролируют страну. По словам старшего пакистанского военного аналитика Хасана Аскари Ризви, военные «не терпят вмешательства гражданского населения» в «любой вопрос стратегического национального значения». Эти вопросы включают в себя разработку внешней политики, особенно по отношению к соседним странам, таким как Индия и Афганистан. Важно отметить, что было высказано мнение, «безопасность и внешняя политика Пакистана — это безопасность и внешняя политика правящих этнических групп, особенно пенджабцев». Таким образом, приведенное выше обсуждение приводит к выводу, что региональная политика Пакистана определяется пенджабцами, доминирующими в вооруженных силах, рассматривающими «политику внешней и национальной безопасности как свою институциональную прерогативу и стратегический императив».
В качестве геостратегически важного факта сосед Пакистана, Афганистан, исторически проблематизировал утверждение первого о том, что «Линия Дюранда» была постоянной международной границей. Афганистан считает, что она предназначалась только для определения соответствующих сфер влияния старого Афганского королевства и Британской Индии и никогда не служила международной границей, тем самым отвергая разделение этнических пуштунов. Позиция Афганистана по понятным причинам заставила пакистанских политиков быть обеспокоенными ростом потенциального ирредентизма, ведущего к распаду Пакистана.
Опасения по поводу пуштунского национализма
После 1973 года Пакистан полагал, что тогдашний президент Афганистана Мохаммад Дауд спонсировал пуштунских сепаратистов внутри Пакистана, чтобы помочь им создать независимое пуштунское государство на территориях, находящихся под управлением Пакистана, которое будет называться Пуштунистан (Pukhtunistan). Этот сценарий представлял серьезную опасность для целостности пакистанского государства. Он мог лишить страну более половины ее территории, а также, возможно, способствовать отделению юго-западной провинции Белуджистан. Учитывая, что Индия, которую считают враждебной, уже присутствует на восточной стороне границы и той самой страны, с которой у Пакистана был и есть спор о Кашмире и которая также способствовала отделению Восточного Пакистана, — общий региональный сценарий для пакистанского государства был нежелательным. Важно отметить, что и Пенджаб как самая густонаселенная центральная провинция, и вооруженные силы, в которых доминируют пенджабцы, как сильнейший институт, в значительной степени зависели от территориальной целостности Пакистана. Периферийные провинции предоставляли им природные и денежные ресурсы, необходимые для их существования и процветания. Более того, набор в армию также осуществлялся в основном из Пенджаба, который был провинцией этнического большинства, в отличие от периферийных районов проживания этнических меньшинств, таких как FATA. Принимая во внимание «пролетаризированный» политико-правовой статус FATA в «этнократическом» государстве, он мог бы служить стратегическим пространством для противодействия афганцам, которые якобы поощряли пуштунский национализм внутри Пакистана из-за географической близости региона к Афганистану. Как упоминалось ранее, Пакистан считал, что президент Дауд тайно работал над созданием автономного Пуштунистана в начале 1970-х годов. Пакистанский истеблишмент безопасности осознавал, что, несмотря на внутрипуштунские конфликты, «понятие этнического и культурного единства всех пуштунов давно знакомо им как символический комплекс, обладающий огромным потенциалом для политического единства». Это особенно верно, учитывая, что когда-то они были политически объединены уже в 1747 году королем Ахмад Шахом Дуррани, основателем современного Афганистана. После революции 1978 года в Афганистане последующие правители решили увековечить националистическую политику, одновременно получая поддержку Советского Союза. В 1979 году премьер-министр Афганистана Хафизулла Амин недвусмысленно призвал к созданию «Великого Афганистана» путем отделения территорий пуштунов и белуджей контролируемых Пакистаном. Он провозгласил, «[пуштуны и белуджи] хотят жить бок о бок, обнимать друг друга и демонстрировать эту великую любовь всему миру [через их воссоединение в Великом Афганистане]».
Пакистан начинает насаждать радикализм
Советское вторжение в Афганистан в 1979 году и последующее исламистское сопротивление предоставили Пакистану прекрасную возможность противостоять националистической политике афганских правителей и заменить политическую этническую принадлежность пуштунов политическим исламом. На протяжении всего процесса Пакистан получал денежную и материальную поддержку со стороны Соединенных Штатов, учитывая его соперничество с Советским Союзом времен холодной войны. Он также получил массовую поддержку со стороны арабских государств Персидского залива, которые рассматривали исламистское сопротивление в Афганистане как средство расширения своего ваххабитского влияния путем спонсирования идеологических боевиков. Пакистан, преследуя свои собственные цели, стремился установить исламистское суррогатное правление в Афганистане, цель, для достижения которой соседние FATA оказались неоценимыми. Регион уже был лишен обычного государственного механизма управления и обладал гористым рельефом, который предлагал достаточно места для высококачественной подготовки боевиков. Таким образом, пакистанский военный истеблишмент, в котором доминируют пенджабцы, решил использовать земли пуштунского этнического меньшинства для своих стратегических целей, организовав антисоветскую войну. Этому способствовал тот факт, что ни «командиры корпусов» армии, принимающие решения, ни значительное количество военнослужащих никогда не принадлежали к периферийным FATA, поэтому интересы этих областей не занимали видного места в повестке дня военной элиты. Уместно упомянуть, что терроризм в регионе до сих пор практически не рассматривался с этой этнической точки зрения в существующей литературе. И это несмотря на то, что регион бывших FАТА, где проживает этническое меньшинство, и пакистанские военные, в которых доминирует этническое большинство, являются документально подтвержденными реальностями. Сами военные признали доминирование пенджабцев на уровне 71%, хотя независимые источники еще в 1987 году утверждали, что эта цифра составляет 80%. Это было тогда, когда третьи и четвертые правила ведения боевых действий, еще больше укрепившие пенджабизацию, еще не исчерпали себя. Тем не менее, в результате поддержки исламизма внутри FATA общественный авторитет светских племенных старейшин был подорван в пользу мулл, роль которых ранее была «ограничена мечетями». Отсутствие политических партий в регионе способствовало их дальнейшему росту. Таким образом, был создан военный альянс мулл, который способствовал распространению центробежных этнонационалистических сил в регионе. Это также подготовило почву для исламистской воинственности через «специально построенные» медресе, проповедующие ненависть. Боевики со всего мира, включая потенциальных основателей «Аль-Каиды» (запрещена в России), были направлены в FATA и обеспечивались оружием и обучением в специальных лагерях для ведения «священной войны» с советскими и афганскими войсками. В тот же период в этом регионе пуштунской «побочной этнической группы» сектантство также поощрялось военным диктатором Пакистана генералом Зия-уль-Хаком, который сам является этническим пенджабцем. Он позволил афганским моджахедам и базирующимся в Пенджабе суннитским сектантским боевикам действовать против шиитского меньшинства пуштунов агентства Куррам. Действительно, некоторые непенджабские муллы и военные власти также играли важную роль в 1980-х годах в этой стратегической игре, разыгрываемой в FATA. Одной из таких фигур был «отец «Талибана», мулла Сами-уль-Хак, который поставлял людские ресурсы против СССР в качестве главы самого важного медресе Дарул Улум Хаккания, в ныне провинции «Хайбер-Пухтунхва. Еще одним был генерал Насирулла Бабур, который в качестве генерального инспектора Пограничного корпуса помогал джихадистам в подготовке. Однако политика вооруженных сил — а значит, и государства — осуществлялась начальником штаба армии и его корпусными командирами, в основном представляющими этническое большинство пенджабцев. Меньшинства, такие как пуштуны, не обеспечивали значительное число корпусных командиров, на которых «сосредоточена большая часть власти в пакистанской армии». Кроме того, ни один из четырех пакистанских военных диктаторов не был пуштуном.
FATA страдают от последствий
Очевидно, что политика военных не отражала и не является отражением интересов этнических меньшинств. Сменявшие друг друга главы Межведомственной разведки (ISI), которая руководила антисоветским сопротивлением, выступали с заявлениями типа «Кабул должен сгореть» и «Афганистан — это чистый лист бумаги, и он будет выглядеть так, как мы на нем напишем», мало заботясь о последствиях своей афганской политики для пуштунского региона. В этих заявлениях были четко изложены планы Пакистана в отношении Афганистана. Пакистану требовались услуги исламистских ставленников против коммунистического правительства, учитывая последовательную ирредентистскую позицию сменявших друг друга афганских правительств, которые всегда возглавляли пуштуны. Это привело пакистанских политиков к выводу, что стабильность Афганистана может оказаться опасной для целостности их собственного государства. Следовательно, «сожжение» Кабула и «написание» исламистского сценария на «чистом листе бумаги» Афганистана были в основном осуществлены из FATA. Другими словами, сохранение колониального разделения этнических пуштунов посредством злоупотребления исламом защищало интересы государства, в котором доминирует пенджабцы. Как было замечено, «то, что является приобретением для Пакистана, является потерей для Синда». То же самое можно сказать и о более широком пуштунском регионе и обществе; в данном случае, о бывших FATA. Во время антисоветской войны с 1979 по 1989 год медресе, построенные в FATA и других регионах западных меньшинств, таких как соседний Белуджистан, использовались для «обучения» афганских беженцев и детей местных пуштунов. Действительно, некоторые из них присоединились к исламистскому сопротивлению. Позже они стали известны как талибы (студенты семинарии), которые прониклись идеологией джихада. Эти экстремистские побочные продукты антисоветского эпизода оказались полезными для Пакистана в 1990-х годах, когда его афганские моджахеды не смогли доказать, что способны установить устойчивое исламистское правительство в Кабуле. Впоследствии, в качестве более «эффективной» альтернативы, к власти были приведены талибы для обеспечения «стратегической глубины» Пакистана в случае войны с Индией.
11 сентября 2001 г. и последовавшая за ним катастрофа
«Талибан», из-за их идеологической близости с воинствующими экстремистскими организациями, такими как «Аль-Каида», предоставил им безопасные убежища. Результатом стало планирование и исполнение терактов 11 сентября 2001 года в Соединенных Штатах. Впоследствии США разбомбили базы террористов в Афганистане. «Талибан» вместе со своими союзниками из «Аль-Каиды» бежал в соседние FATA с согласия пакистанского государства. Учитывая, что жители FATA и без того были в значительной степени лишены основных прав человека, таких как грамотность, надлежащее управление и справедливость, джихадисты нашли убежище в этих труднопроходимых местностях. Этот сохраненный государством колониальный «правовой дуализм» — в дополнение к существующему радикализму среди мулл и определенных лиц, приобретенному в результате антисоветского джихадизма 1980-х годов, — помогал этим боевикам. Они систематически начали нападать на старейшин местных племен, которые были против их присутствия, тем самым внося беспорядок в племенное общество. Талибы намеревались сами заполнить образовавшийся впоследствии социальный вакуум, что они и сделали путем образования «Исламского эмирата Вазиристан». В целях самообороны, согласно Пуштунвали, местные жители сформировали антиталибские лашкары (вооруженные группы); однако пакистанское государство оказывало им незначительную поддержку, пока талибы нападали на эти лашкары. Вместо этого государство, похоже, рассматривало происходящее как «необходимое» условие того, чтобы джихадисты смогли основать базы в FATA. С этих баз они должны были атаковать Коалицию и афганские правительственные силы, а затем прийти к власти в Кабуле, как в 1996 году. Это выполнило бы региональную цель Пакистана по подавлению пуштунского национализма. Таким образом, «государство военных рантье», в котором доминируют пенджабцы ,одновременно называемое США «передовым союзником» в войне с терроризмом, фактически передало FATA под контроль террористам против воли в основном светского пуштунского населения. Стоит упомянуть, что большинство сектантски настроенных пакистанских талибов, действующих в FATA, также были выходцами из Пенджаба. Таким образом, пакистанские военнослужащие разделяли провинцию, этническую принадлежность и характерно пенджабское антииндийское мышление с джихадистами.
Заключение
Оглядываясь назад, можно сказать, что злоупотребление пенджабским истеблишментом пуштунскими землями не обошлось без издержек. Сама эта провинция стала более радикализированной, чем любая другая часть Пакистана, поскольку в ней базируется несколько вдохновителей терроризма. Более того, самим военным пришлось выдержать сопротивление определенных частей движения «Талибан», которые начали нападения на Пакистан. Инструментализация насилия этнократическим государством для достижения целей внутренней и внешней политики — чему способствовало сохранение колониальной системы управления и запрет СМИ в тогдашних FATA — также, в свою очередь, создало пространство для антигосударственного движения «Талибан». Попытка пакистанских военных создать управляемый пуштунский блок в этом регионе потерпел в конечном счете неудачу, более того стал одним из самых главных вызовов в области безопасности для Исламабада. Пуштунский радикализм возник не вчера, а имеет давние исторические корни, которые оказались гораздо сильнее всех попыток приобрести лояльность пуштунских племен путем их откровенного подкупа без реализации права на социально-экономическую автономию.