Военная операция под эгидой США объединила различные интересы, которые проявлялись на протяжении двух десятилетий. Первоначальная цель была ликвидировать террористическую группировку «Аль-Каида» (запрещена в РФ) и ее главаря Усаму бен Ладена. Она была достигнута в мае 2011 года, когда бен Ладен был убит в результате операции спецназа США в Абботтабаде (Пакистан), более чем в 500 км от гор Тора-Бора (Афганистан), где, как многие считали, он укрывался. Этот пример наглядно демонстрирует непрозрачность политики Пакистана, признаваемого союзником США в войне с терроризмом, который в тот период преследовал собственные стратегические цели в Афганистане, отличные от целей США. Цели Исламабада носили преимущественно региональный характер и были главным образом основаны на сдерживании индийского влияния в Афганистане, а не на идеологии международной безопасности или борьбы с терроризмом. Подобная точка зрения укоренилась в Пакистане после того, как в 1971 году он потерял контроль над Восточным Пакистаном, в наше время известным как Бангладеш, после поражения в войне с Индией. Под прикрытием афганской войны государства Южной Азии и Персидского залива преследовали сложные и зачастую независимые друг от друга цели. Действуя в тени великих держав или в рамках соперничества великих держав, они, вероятно, имели больше возможностей для маневра и защиты собственных интересов, не ввязываясь напрямую в динамичные конфликты в Афганистане, будь то в военном или экономическом отношении. Интересы государств Персидского залива и Южной Азии практически не пересекаются, когда дело касается Афганистана и, в частности, движения «Талибан» (запрещено в РФ). Например, в то время как Саудовская Аравия, наряду с США и Пакистаном, помогала моджахедам в войне против Советского Союза, Индия и региональные игроки, такие как Таджикистан и Иран, вмешались только после того, как структура руководства, сформированная после вывода советских войск, пала, и «Талибан» пришел к власти в 1996 году. Эти страны поддержали сопротивление режиму талибов во главе с Ахмадом Шахом Масудом и «Северным альянсом», а военный аналитик Томас Витингтон назвал их «первой антиталибской коалицией». «Северный альянс» действовал в горных районах Афганистана, преимущественно в Панджшерском ущелье в период противостояния полевых командиров тогда еще повстанческому движению талибов. На сегодняшний день как крупные, так и региональные державы согласны с необходимостью сотрудничать в предоставлении гуманитарной помощи и развитии социальных проектов в Афганистане, несмотря на удержание власти в стране талибами. Однако их позиции относительно роли «Талибана» как политического игрока сильно разнятся в зависимости от геополитических, этнических и стратегических воззрений. По этой причине достижение какого-либо регионального консенсуса в вопросе взаимодействия с режимом талибов становится все более трудным. Этот нюанс также затрудняет создание безопасных границ и стабильной среды для долгосрочного выживания движения как независимой политической силы. Еще предстоит увидеть, как «Талибан» будет взаимодействовать с такими международными институтами как Организация Объединенных Наций (ООН), а также оценить его способность маневрировать на сложном региональном геополитическом ландшафте. Несмотря на то, что руководство движения призывает к конструктивным отношениям со всеми государствами, эта политика продолжает оставаться неопределенной и расплывчатой. Тем не менее, с августа 2021 года Афганистан продолжает оставаться площадкой для борьбы за региональное влияние. Саудовская Аравия, ОАЭ, Катар, Иран и Турция участвуют в политической игре с талибами, несмотря на расхождения в религиозных и идеологических вопросах. Наиболее заметно это проявляется в отношениях с Саудовской Аравией, учитывая ее религиозное значение в исламе и историю ее отношений как с Афганистаном в целом, так и с «Талибаном» в частности. Многое изменилось с 1980-х годов, когда Саудовская Аравия была плацдармом для арабов, направлявшихся в Афганистан, чтобы сражаться вместе с моджахедами против Советского Союза. Роль Саудовской Аравии в усилении позиций моджахедов рассматривается многими экспертами как дополнение к антисоветской политике США в Афганистане. Однако арабы, отправлявшиеся в тот период воевать в Афганистан, представляли собой независимое движение, скорее вдохновленное радикальной исламской идеологией, а не государственной стратегией. Как отмечает эксперт по арабскому региону Томас Хеггхаммер, «представление о воевавших в Афганистане арабах 1980-х годов как о формировании, активно поддерживаемом государством, является широко распространенным заблуждением, которое породило популярную «теорию ответного удара», согласно которой они (и, как следствие, «Аль-Каида») были детищем США и Саудовской Аравии, позже обернувшимся против своих покровителей… Страны Персидского залива и западные правительства соглашались на вербовку иностранных боевиков, но они не занимались ее организацией и спонсированием. Иностранные боевики финансировались частными донорами и неправительственными исламскими благотворительными организациями». Историк Майкл Рубин писал в 2002 году, что арабские добровольцы часто вызывали гнев местных афганцев, которые нередко характеризовали их присутствие на поле боя как проблему. Сегодня политические и идеологические воззрения наследного принца КСА Мухаммеда бен Сальмана и президента Объединенный Арабских Эмиратов (ОАЭ) Мухаммеда бен Заида существенно изменили природу региональной стратегии. ОАЭ предоставили постоянное убежище экс-президенту Афганистана Мохаммаду Ашрафу Гани и его семье. Однако, несмотря на тесные связи между США, Саудовской Аравией и ОАЭ, именно Катар был выбран местом проведения первого этапа официальных переговоров между США и «Талибаном» в 2013 году. В том же году талибы открыли свой официальный политический офис в Дохе, сыгравший решающую роль в качестве связующего звена между США и руководством «Талибана», которое, вопреки расхожему мнению, в основном дислоцировалось в Пакистане, а не Афганистане.