20 декабря 2020 года тогдашний президент США Дональд Трамп объявил, что Соединенные Штаты признают претензии Марокко на оспариваемую территорию Западной Сахары. Это заявление перечеркнуло десятилетия поддержки США международного переговорного процесса под эгидой ООН. Марокко и Фронта ПОЛИСАРИО оспаривают законное владение территорией с 1960-х годов, когда на Испанию было оказано давление с целью деколонизации Испанской Сахары, которую она контролировала с 1884 года. К 1975 году часть территории перешла под контроль Марокко. После ухода Испании боевые действия между Марокко и Фронтом ПОЛИСАРИО (поддерживаемым Ливией и Алжиром) продолжались до 1991 года, когда при посредничестве ООН было заключено перемирие. Фронт ПОЛИСАРИО создал правительство в изгнании на территории Алжира при его дипломатической поддержке, а также при помощи ливийского оружия и военной подготовки. После прекращения огня была создана Миссия ООН по проведению референдума в Западной Сахаре (МООНРЗС), которая должна была организовать референдум среди сахарского населения для определения окончательного статуса территории. С тех пор различные попытки переговоров провалились, но, несмотря на продолжающийся конфликт, режим прекращения огня продержался почти 30 лет, до ноября 2020 года. В настоящее время конфликт активен, но в тлеющей фазе, таким образом, практически не привлекает внимания международного сообщества и СМИ.
Хотя официальная позиция США по вопросу Западной Сахары изменилась в сторону признания, нынешняя администрация Дж.Байдена продолжает поддерживать решение и переговорный процесс под руководством ООН. Аналогичным образом, институциональная позиция ЕС заключается в том, чтобы продолжать поддерживать переговорный процесс под руководством ООН для достижения «справедливого, прочного и взаимоприемлемого решения» под эгидой нынешнего специального посланника Стаффана де Мистуры.
В вопросе Западной Сахары руководство Марокко чувствует себя особенно уязвимым к любым предполагаемым угрозам или любым действиям, которые могут ослабить его позиции, особенно со стороны надежных союзников. Изменение политики США после признания администрацией Трампа притязаний Марокко на суверенитет над Западной Сахарой породило ложные ожидания, что если Соединенные Штаты готовы признать притязания Марокко, то и ЕС должен признать их. Руководству страны было трудно смириться с нежеланием ЕС последовать этому примеру.
Согласно этой точке зрения, возможно, самым большим международным препятствием для более полной поддержки ЕС и международного признания непреходящих претензий Марокко всегда было признание со стороны США, и, поскольку теперь это препятствие устранено, естественно, что и другие страны также будут вынуждены это сделать. Эта точка зрения в Марокко намеренно игнорирует сложность международной правовой системы и приверженность ей ЕС, поскольку хочет, чтобы ЕС пренебрег международными правовыми нормами в этом вопросе, как он уже доказал свою готовность сделать это в других вопросах по соображениям целесообразности. В качестве примера можно привести готовность ЕС игнорировать миграционную политику Марокко или подходов к охране границы. Другим примером является тенденция не замечать практику, с помощью которой марокканские службы безопасности собирают информацию, которой затем делятся с партнерами из ЕС.
Еще один важный стимул для Марокко — стремление получить рычаги влияние, которые можно использовать в подобных случаях. И здесь как нельзя кстати приходятся обвинения в коррупции и шпионаже. В 2020 году в новостях появились сообщения и расследования, обвинявшие Марокко в шпионской деятельности с использованием шпионского программного обеспечения Pegasus, который Марокко якобы получило через международных партнеров. Согласно этим обвинениям, марокканские спецслужбы шпионили за президентом Франции Эммануэлем Макроном, премьер-министром Испании Педро Санчесом, а также за рядом иностранных чиновников, местных журналистов и оппозиционных деятелей. В 2022 и 2023 годах Марокко, наряду с другими арабскими государствами, обвинили в подкупе нескольких чиновников ЕС с целью получения влияния в Европарламенте. Вскоре после этого голосование в Европарламенте, осудившее нарушения прав человека и свободы прессы в Марокко, было воспринято в королевстве как ответные меры ЕС. В ответ парламент Марокко проголосовал за переоценку своих отношений с ЕС.
В этом вопросе Марокко придерживается рискованного максималистского подхода. На первый взгляд, прежняя непримиримая, бескомпромиссная и амбициозная внешнеполитическая позиция Марокко приносит свои плоды. Статус западносахарского конфликта в его нынешнем виде в основном устраивает королевство. Что касается миграции, то Марокко, как правило, удается получить необходимое финансирование. В целом, монархия по-прежнему пользуется благосклонным отношением в Европе, а ее интересы защищаются внутри страны. Однако такой подход сопряжен с определенными издержками: одни прямые, другие косвенные, а третьи могут повлечь за собой долгосрочные последствия. Имидж и репутация Марокко в институтах ЕС и среди европейских партнеров пострадали из-за такой непримиримой позиции; двусторонние отношения с Францией напряжены, а в ЕС Марокко все чаще рассматривается как капризный и ненадежный партнер. Эти противоречия еще больше осложняют ситуацию в контексте региональных перспектив, которые также являются особенно неопределенными из-за конфликта с Алжиром.
Такой рискованный подход также свидетельствует об определенной степени безрассудства во внешнеполитическом истеблишменте. Учитывая, что формулирование внешней политики находится в компетенции дворца, определить ее движущие силы довольно сложно. Общее изменение взглядов внутри истеблишмента отражает изменение отношения Африки и так называемого Глобального Юга в целом к роли таких игроков, как ЕС. Однако за этим отношением скрывается более масштабное и экзистенциальное отсутствие цели в общей внешней политике Марокко. В ближайшей перспективе оппортунизм, который движет стремлением Рабата обеспечить свои интересы в Западной Сахаре и сохранить влияние на нынешних партнеров, одновременно привлекая новых, не служит более широкой стратегической цели, помимо удовлетворения жажды признания и престижа.