С течением времени Исламская Республика Иран выдвигается на роль третьего по значимости – после России и Китая – полюса силы для стран региона Центральной Азии. По влиянию в регионе Иран на порядок отстает от этих мощных мировых держав, но по темпам наращивания своей экономической и политической активности в Центральной Азии вполне с ними сопоставим. Имея колоссальные возможности для сотрудничества друг с другом, обе стороны – ЦА и Иран – еще не раскрыли полностью свой потенциал, а потому находятся на начальном этапе взаимодействия, отрабатывая его наиболее эффективные формы и методы. К концу 2010 г., т.е. за почти два десятилетия сотрудничества, четко определились самые перспективные сферы, в которых ирано-центральноазиатское сотрудничество может быть наиболее эффективным. Это – нефтегазовая отрасль, транспорт, энергетика, легкая промышленность, торговля. Сам Иран, по словам заместителя главы МИД ИРИ М.Аминзаде, рассматривает экономическое взаимодействие с соседними странами ЦА в качестве одной из важных составляющих своей внешней политики на длительную перспективу. В регионе ЦА политика Ирана может быть в целом охарактеризована как интегрирующая и стабилизирующая, направленная на решение региональных проблем в рамках эффективной дипломатии. В случае, если будут изжиты конфронтация и враждебность в отношениях Ирана с Европой, США и Израилем, ирано-центральноазиатские связи могут приобрести большую полноту и максимально раскрыть свои возможности.
Уже сегодня Исламская Республика Иран стала важнейшим внешнеэкономическим и внешнеполитическим партнером Туркменистана и вполне уверенно выдвигается на такие же позиции в Таджикистане. Узбекистано-иранские отношения демонстрируют до сих пор явственно ощущаемый запах конфронтационности, хотя нельзя исключить в будущем существенного сближения двух стран. Их позиции по таким важным для обеих стран проблемам как афганская и таджикская в течении многих лет существенно разнились, и каждая из сторон обвиняла другую в срыве урегулирования. Достижение мира в Таджикистане привело к сближению позиций Узбекистана и Ирана, но холодок взаимного недоверия все никак не выветрился из сферы двухсторонних отношений. Вполне стабильными стали ирано-казахстанские отношения, показывающие существенные наработки.
В ближайшее перспективе, если амбиции Ирана на региональное лидерство продолжат сопровождаться таким же мощным наращиванием своего экономического потенциала, роль и влияние Ирана в центральноазиатском регионе будут возрастать.
Ныне появились явные индикации к тому, что и объединенная Европа хотела бы более активно позиционировать себя в центральноазиатском регионе. Это показала презентация новой стратегии ЕС в отношении Центральной Азии. В ее разработке с МИДом ФРГ сотрудничали и политики государств Центральной Азии, главным образом – Казахстана. Именно Германия выступала инициатором приоритетного сотрудничества единой Европы с единой Центральной Азии. По всей видимости, именно с этим связано продвижение ею таких проектов как транскаспийский газопровод по дну Каспия, в обход российской территории, нацеленный на экспорт казахстанского и туркменского газа в Европу. В реализации проекта важная роль принадлежит ЕС, являющемуся важнейшим внешнеторговым партнером Ирана. Можно прогнозировать участие в нем и Ирана, что придаст новый импульс ирано-центральноазиатским отношениям.
В Иране внимательно отслеживают тенденции развития центральноазиатского региона, находя в них достаточно много позитивного для себя. Жизненно важным для себя Иран считает дистанцирование этих стран от США и Израиля. Что касается американского вектора, то Ирану, несомненно, на руку временное ослабление американского влияния в Киргизии и Узбекистане, четко проявившиеся после мартовской 2005 г. смены власти в Киргизии и майских событий в Андижане, произошедших также в 2005 г. Смена власти в Туркменистане в феврале 2007 г. не смогла существенно изменить сложившуюся в этой стране политическую реальность и продолжила сложившиеся тоталитарные тенденции. По всей видимости, это будет способствовать еще более глубокому затягиванию страны в тупик глухой изоляции, что сулит Ирану все возможные плюсы монополиста в достаточно диверсифицированном торгово-экономическом сотрудничестве с ним, несмотря на постепенное повышение роли Запада на этом треке.
У Тегерана достаточно причин для беспокойства на центральноазиатском векторе своей внешней политики. Его опасения связаны с не уменьшающимися возможностями как политического, так и экономического давления США на страны этого региона. Но, реально оценивая складывающуюся конъюнктуру, в Тегеране приходят к выводу, что два важнейших государства Центральной Азии – Казахстан и Узбекистан – не имеют достаточных реальных шансов для тесного сотрудничества с США, потому что их ресурсный потенциал чрезмерно включен в политическое и экономическое взаимодействие с главными стратегическим партнерами – Россией и Китаем. Довольно жесткая узбекистано-американская конфронтация 2005 г. и продолжающаяся в США критика внутренней политики президента И.Каримова временно ослабили надежды на динамичное сотрудничество Ташкента и Вашингтона, но исходящие от США импульсы сигнализируют о стремлении этой страны вернуться к существовавшей до 2005 г. реальности.
Осенний 2006 г. визит казахстанского президента Н.Назарбаева в США показал, что перспективы развития диалога этих двух стран будут в достаточной степени регламентироваться ширящимся в США пониманием того, что даже внешне благополучный режим этого лидера не совсем стыкуется с западными стандартами гражданского общества. Год председательства Казахстана в ОБСЕ не сумел кардинально изменить картину. Достаточно обнадеживающе для Ирана выглядит и ситуация в Таджикистане, где весьма щедрая помощь США не означает дистанцирования от Ирана и прекращения сотрудничества с Ираном, которое президент этой страны Эмомали Рахмон квалифицировал как стратегическое партнерство.
На опыте своего сотрудничества с центральноазиатскими странами Иран понимает, что ему насущно необходимо проводить в этом регионе еще более активную внешнюю политику, чтобы не потерять уже завоеванные позиции, а даже нарастить их новыми. Это вытекает из перманентно меняющегося политического климата в регионе, корректив в деятельности тех или иных внешних игроков, политических трансформаций внутри стран региона. В иранском арсенале имеются достаточно существенные экономические ресурсы, которые он может пускать в ход в случае необходимости. Здесь оказываются эффективными методы экономических преференций, с помощью которых он пытается укреплять свое влияние в той или иной стране. Так, в 2006 г., видя, что США изъявили желание выделить Киргизии дополнительную экономическую помощь и это обстоятельство в значительной мере способно влиять на военное сотрудничество двух стран, особенно в части использования американцами своей военно-воздушной базы в аэропорту «Манас», Иран решил ввести в действие свои финансовые возможности, заявив о планах выделения льготного кредита на более значительную сумму в 200 милллионов евро. Вслед за этим, 5-8 декабря 2006 г. Бишкек посетила высокопоставленная иранская делегация во главе с министром экономики и финансов ИРИ Дарьюшем Данеш-Джафари, подписавшая ряд выгодных для испытывающей экономические трудности страны контрактов. Хотя киргизско-иранские отношения реализуются с 1992 г. и за это время трижды состоялся обмен визитами на самом высоком уровне, взаимодействие двух стран не получило должного развития. В ситуации, когда Киргизия все никак не может окончательно определиться по вопросу военного сотрудничества с США, предложения иранской помощи в жизненно необходимых для Киргизии сферах, таких как строительство ГЭС, ряда ирригационных плотин, ЛЭП для передачи электроэнергии в северные провинции Ирана, приобретают невиданные прежде объемы. Активность Ирана в продвижении своих интересов в этой стране приняла невиданную прежде динамику. Иран интенсифицировал и контакты с Киргизией в рамках различных международных структур, таких как Организация Исламской Конференции, ЭКО, специализированных организаций ООН. Новые возможности появились и в результате присоединения ИРИ в качестве наблюдателя к Шанхайской Организации сотрудничества, где Киргизия является полноправным членом и провела в Бишкеке саммит этой организации в июне 2007 г. Это создало потенциал взаимодействия между ИРИ и Киргизией по вопросам безопасности, борьбы с терроризмом и незаконным оборотом наркотиков. В итоге, видимо, не следует считать случайным то, что 15 декабря 2006 г. парламент Киргизии на своем заседании поручил правительству страны пересмотреть базовые принципы размещения американской военно-воздушной базы в столичном аэропорту «Манас». На этом примере можно видеть потенциал иранского проникновения в страны ЦА.
Что касается иранского желания ослабить израильское влияние в государствах Центральной Азии, то здесь в активе Ирана гораздо меньше достижений. Диалог всех государств региона с Израилем развивается достаточно ровно, что логично вытекает из диверсифицированности международно-экономических связей всех стран центральноазиатского региона. Так, ослабление американского и, в целом, западного влияния в Узбекистане не отразилось на диалоге двух стран, их сотрудничестве в самых различных сферах. Товарооборот двух стран последовательно растет, реализуется множество программ в сферах экономики, медицины, народного образования, науки, хотя аналитики замечают здесь и некоторую стагнацию. Постоянный характер приобретают политические консультации по важнейшим проблемам международной жизни.
Важно отметить перспективы стратегии Ирана в регионе Центральной Азии. Приход к власти в Иране неоконсерваторов во главе с нынешним президентом М.Ахмадинежадом несколько сместил акценты во внешней политике страны, приоритеты которой перешли на исламские страны ближневосточного региона, где нынешняя администрация пытается более эффективно действовать, добиваясь реального лидерства в регионе. Перманентно значимый для Ирана центральноазиатский регион не выглядит сейчас зоной приоритетного внимания. Представляется, что даже поездки нынешнего президента М.Ахмадинежада в страны этого региона не являются очередными шагами в наращивании интеграции с государствами Центральной Азии, а призваны лишь удержать статус-кво на сложившемся уровне. Иранское руководство внимательно отслеживает и пытается объективно анализировать новые реалии стран этого региона как то: внешнеполитические подвижки в Узбекистане, выразившиеся в середине первого десятилетия XXI в. в смене прозападной ориентации на пророссийскую, а затем – в постепенном возврате в прежнюю реальность, революцию «тюльпанов» 2005 г в Киргизии, одним из следствий которой стала непоследовательность во внешнеполитических пристрастиях, которая через 5 лет поглотила своих лидеров, передав власть переходному правительству, и др. Учитывая большую, нежели у предыдущих лидеров Ирана, антизападную составляющую во внешней политике нынешнего президента М.Ахмадинежада, можно ожидать более жестких шагов Ирана по противодействию другим внешним игрокам на геополитическом поле Центральной Азии. Эта жесткость может наиболее отчетливо проявиться в решении проблемы правового статуса Каспия. Иран постоянно выступает против того, чтобы к процессу использования углеводородов каспийского региона были подключены внерегиональные игроки. Его посыл основан на том, что любые действия и предложения, исходящие не от каспийской пятерки, способны лишь нанести вред региональной интеграции и подорвут взаимное доверие. Сам М.Ахмадинежад неоднократно заявлял о том, что Запад преследует в регионе лишь свои политические цели, ничуть не заботясь об интересах стран каспийского региона. Иран же, как постоянно декларируют его лидеры, уделяет и намеревается уделять в будущем первостепенное значение региональной экономической интеграции, базирующейся на исторической, культурно-цивилизационной, географической общности. Интеграция будет сконцентрирована на таких первостепенно важных для Иран сферах как торговля, транспорт, энергетика, продвижение новых технологий. При этом, на иранский взгляд, ныне интеграция идет не устраивающими его темпами, причиной чему является вмешательства Запада, в первую очередь – США. Можно ожидать более однозначного неприятия с его стороны проамериканских тенденций во внешней политике той или иной центральноазиатской страны. В частности, это касается и участия стран региона в программах НАТО. До тех пор, пока это не носит характер непосредственной интеграции стран ЦА (это касается главным образом Казахстана) в военные струтуры НАТО, Иран не будет на это особенно остро реагировать, концентрируясь на продолжении экономического сотрудничества. В том случае, если этот процесс перейдет определенные Ираном красные линии, возможна его реакция, характер которой Иран пока не раскрывает. Однако в целом нет никаких индикаций к тому, что основополагающие принципы иранской стратегии по отношению к этому региону могут претерпеть какие-либо существенные коррективы. Изменение тактики может диктоваться реалиями ситуации, но преемственность региональной стратегии Ирана на центральноазиатском направлении, как нам представляется, имеет все возможности для последующей реализации.