Череда т.н. «арабских революций» вызвала у ряда отечественных экспертов опасения в отношении скорейшей радикальной исламизации Ближнего Востока и увеличение в этой связи притока денежных средств и «добровольцев» на Северный Кавказ.
Представляется, однако, что эти процессы (революции и активизация кампании террора в кавказском регионе) может быть связаны между собой исключительно на ассоциативном уровне. То есть вполне вероятно, что какая-то часть кавказской молодежи, видя «картинку» по телевизору и глубоко не вникая в суть происходящего, решит попробовать себя на поприще «борьбы за справедливость». Именно так, поскольку вообще все банддвижения и уход молодежи «в лес» обусловлен в первую очередь «стремлением к справедливости». Естественно, что в условиях абсолютного вакуума идеологии ислам становится естественной и единственной формой выражения протеста, а создание халифата – универсальным средством его достижения. При этом сразу не согласимся с экспертами, которые утверждают, что лидеры боевиков люди образованные и думающие. Например, Саид Бурятский знал несколько языков и был великолепным психологом, а Анзор Астемиров — блестящим теоретиком. Знание Корана наизусть – это еще не признак ума. Беда этих лидеров в абсолютной идеологической зашоренности и подсознательной боязни помимо одной книги (Коран), где «все написано», попытаться прочитать еще много других и попытаться их сопоставить и сделать выводы. Большевики были несравненно умнее и образованнее их, но страдали такой же болезнью – фанатизмом и попыткой решить сложные вещи простыми путями. Если хотите, то нынешние главари боевиков – это пародия на большевиков по уровню образования и широте кругозора. И еще один очень важный момент: подспудное желание большинства активной кавказской молодежи проявить себя и оставить свой «след в истории». Этот мотив был определяющим в действиях того же Шамиля Басаева. А хотите вы или нет, для большинства кавказской молодежи он является своеобразным «кавказским Че Геварой». В этой ситуации кто-то выбрал в качестве пути для своего самоутверждения спорт, очень малая часть – получение приличного образования, а большинство – самый легкий путь, который не требовал большого умственного труда и был естественным способом показать свою удаль – войну. Тем более что была идея «халифата», которая являлась «фиговым листком» для облагораживания по сути своей обыкновенного бандитизма.
Именно по этой причине Северный Кавказ и стал в свое время «легкой добычей» для зарубежных эмиссаров «зеленого интернационала», которые, как казалось, принесли панацею от всех социальных болезней. Напомним, что такой экспорт идей возможен только там, где напрочь отсутствует широкая образованная прослойка, а условия жизни подавляющего числа населения являются ужасающими. И это несмотря на приличный и не сравнимой со средней полосой России уровень и качество строительства жилых домов в деревнях и поселках. Северный Кавказ захлестнула та же самая волна «самостийности», что и все остальные регионы. Население подумало по наивности, что теперь оно заживет лучше, главное – получить независимость. 1996 год в этой связи стал определяющим для формирования этого настроения, а вернее – для крушения иллюзий. Добившись большой кровью независимости, большинство чеченского населения, а на примере Чечни – и весь Северный Кавказ, убедилось в том, что новоявленные «имамы Шамили» не могут пристойно управлять не то, что государством, но даже водокачкой. Это был огромный удар по национальной самоидентичности, который усугубил и так широко распространенные подсознательные страхи о своей общей «отсталости от цивилизованного мира». Этот момент породил две тенденции, которые определяют ситуацию на Северном Кавказе сейчас, и имеющие самое прямое отношение к вопросу «возможного внешнего влияния». Первая – подавляющее количество местной элиты в лице бывших идеологов и полевых командиров разочаровались в «самостоятельном пути» и следованию учению «чужаков», которые кстати не стеснялись называть традиционный для Северного Кавказа тарикатизм язычеством. Им надоело сидеть в лесу, они решили для себя, что оптимальным путем получения личных благ будет инкорпорация в политико-административную систему России. Так появился Ахмад Кадыров и его сторонники, которые довольно уверенно взяли контроль над республикой. Отметим, что этого бы никогда не случилось, если бы это противоречило внутренней готовности к такому шагу большинства населения. Не последнюю роль в этом сыграли и серьезные расхождения с арабскими эмиссарами, которые напрочь отвергали «национальный» аспект, подминая его под «интернациональный» тезис о создании «всемирного халифата». То есть узконациональные интересы вошли в явное противоречие с идеями «исламистской революции». Этот процесс, кстати, не является чем-то эксклюзивным именно для Северного Кавказа, он является общеисторическим и всеобщим явлением, что делает перспективы «Аль-Каиды» туманными.
Вторая тенденция – это выход «чувства собственной национальной неполноценности» путем продолжения вооруженной борьбы. Таких было меньшинство, и во многом их выбор был обусловлен соображениями межличностных сложных отношений и лидерскими амбициями, которые в условиях доминирования клана Кадырова реализованы быть не могли по определению. Они просто не вписались в «новые правила игры» и не захотели признавать ничьего руководства. Повторим таких было меньшинство, что сразу же сказалось на активности банддвижения, которое после смерти своего харизматичного лидера Ш.Басаева имело явную тенденцию к затуханию. Нынешний всплеск на первый взгляд нелогичной активности (гибель большинства знаковых фигур в сопротивлении, раскол в руководстве, резкое уменьшение числа арабских «комиссаров» и объемов финансирования) имеет очень простое объяснение. Это приход в сопротивление новой волны молодежи, которая категорически не принимает реалий своих условий жизни в Кавказском регионе. Они ничего не получили в результате дележа доходов в республиках, не вписались в список элит, и у них очень небогатый выбор своего дальнейшего жизненного пути: либо «бомбить на дорогах» столичных городов, либо уходить в криминал. Отсюда выбор более благородный с точки зрения молодого человека: уход «в революцию» и игра «в Робин Гуда». Это основная причина всплеска бандактивности (отсутствие жизненной перспективы), которую мы связываем с недавними нападениями в КБР и Ингушетии или терактами в Москве. И это же основной провал в схеме Москвы по опоре «на примирившихся» и их инкорпорации в политическую элитарную прослойку России: первоначальное снижение террористической активности приняли за глобальный самодостаточный процесс; забыли проследить, как идет вовлечение молодежи в реальную экономику и получили новую «гидру» с вырастающими головами.
Этот тезис легко проиллюстрировать сравнением возраста новых террористов, а также «размытостью» группировок, которые совершают резонансные теракты. Очевидно, что за исключением последнего взрыва в Домодедово, мы имеем дело с самостийными во многом группами, которые сами определяют себе цели с точки зрения своей визитной карточки «входа в историю». Бандитизм стал оттягиваться на периферию Кавказа: от Чечни, где система, в общем-то «устаканилась», к Дагестану и КБР, где идет жесточайшая борьба элит за освоение «хлебных мест», жертвы которой в 90% случаях списываются на «ваххабитов». А эта среда по определению будет «рождать» новых «Астемировых». Там где элиты достигают консенсуса по вопросу своего участия в дележе внутреннего продукта, ситуация начинает успокаиваться. Это, несомненно, демонстрирует Чечня, а сейчас и Ингушетия.
Северный Кавказ сейчас помимо чисто силовых методов борьбы нуждается фактически в насильственном насаждении образования с перспективой дальнейшего приличного трудоустройства. Пусть и в убыток государственному бюджету. Без этого бороться за умы невозможно, даже с использованием «правильных» имамов или аппарата спортивных тренеров. Кстати, последняя категория просто заброшена и предоставлена сама себе. А на Северном Кавказе, где почти каждый молодой человек фактически в обязательном порядке занимается спортом, фигура тренера становится культовой и оказывает на идеологию и поведение подрастающего поколения определяющее значение. Значит – резкое увеличение социального и материального статуса преподавателей и тренеров. И не просто дать денег и забыть, а постоянно контролировать эту категорию лиц, активно вовлекать их в общую работу, всячески выделять. Но в отсутствие жизненной перспективы эта важная составляющая будет играть исключительно вспомогательную роль, не более. Можно возразить, что ряд террористок учились в высших учебных заведениях, но повторим, что учиться в институте и иметь критический ум и широкий кругозор – не всегда само самой разумеющиеся вещи. Вырвавшись из своего «темного мирка» горных аулов, молодые люди, не имея надежной «прививки» от постороннего влияния, легко увлекаются различными идеями. А то, что члены семей активных боевиков приезжают учиться в другой регион, и об этом не сообщается «по эстафете» курирующему учебное заведение органу безопасности, лишь демонстрирует сказанное выше. Кстати, тот же организатор взрыва жилых домов в столице Гочияев до своего приезда в Москву задерживался в КБР в качестве активного члена бандподполья, но его переезд в Москву для всех «заинтересованных сторон» остался незамеченным.
Отдельная тема – это «силовики» на Северном Кавказе. Не освещая ее подробно, отметим лишь, что уровень, количественный состав, техническое оснащение сотрудников органов безопасности в этом регионе абсолютно несопоставим с уровнем сегодняшних вызовов. То количество сотрудников в совокупности с морально устаревшими техническими средствами просто не в состоянии обеспечить плотный оперативный контроль над регионом, особенно «на местах». При этом отметим, что даже самый высокопрофессиональный аппарат безопасности будет обречен на роль Дон Кихота с его ветряными мельницами в случае нерешения основной задачи – предоставление молодому поколению образования и привлекательной жизненной перспективы.
Все это необходимо иметь ввиду, когда мы говорим о «возможном иностранном влиянии в результате последних событий в арабском мире».
1. «Революции» в арабском мире стали следствием серьезных перекосов в социально-экономической системе стран этого региона, вследствие чего подавляющая часть национального богатства была сконцетрирована в руках очень узкой правящей группы. Это сдерживала потенциал роста новой торгово-промышленной элиты, которая, в конце концов, пошла на насильственное смещение лидеров в Египте и Тунисе. При этом говорить о том, что это было запланировано в Вашингтоне наивно. Наоборот все эти события были для США «неприятной» неожиданностью, поскольку потребовали очень быстро просчитывать ситуацию, а также прогнозировать, кто придет на смену тому же Х.Мубараку и как это отразится на выстроенной уже архитектуре «сдержек и противовесов» в регионе, особенно с учетом Афганистана и Ирака. Доказательством этому является очень «сдержанная позиция» Вашингтона в связи с событиями в Йемене и на Бахрейне. Да и в Ливии американцы явно не демонстрируют былого напора, стараясь «свалить» бремя принятия решений и основную тяжесть военного аспекта на своих союзников по НАТО. Другими словами, в Пентагоне совершенно не хотят «отдуваться» за Н.Саркози, который совершенно волюнтаристски поторопился признать оппозицию в Ливии, несмотря на все предостережения своего МИД.
2. Нынешняя перестройка в арабском мире носит чисто экономический характер. Опасность возобновления исламистской экспансии на Северном Кавказе на этом фоне минимальна. Обратим внимание, что и в Тунисе, и в Египте исламисты, которыми так пугали общественность, были «на вторых ролях». Совершенно очевидно, что они «выпали» из процесса вначале и не смогли и, что главное, не захотели «оседлать» этот процесс потом. Это объясняется рядом причин: абсолютной зависимостью экономик этих стран от западной помощи; интеграцией «братьев» в промышленные группы «новой элиты», а также нежеланием повторять печальный опыт алжирских единомышленников в условиях высокого социального статуса институтов вооруженных сил. Более того, исламисты совершенно не желают брать на себя ответственность за судьбу страны «на перепутье».
В Ливии и Сирии ситуация немного иная. Там, наоборот, в качестве одной из основных сил оппозиции присутствуют радикалы, что имеет свое объяснение.
Здесь мы переходим в плоскость еще одной господствующей тенденции в мусульманском мире. А именно нарастающей борьбы за влияние по линии «шииты-сунниты», где основными противниками являются соответственно Иран и Саудовская Аравия (а также все монархии Персидского залива). Участие КСА и Катара (кстати, оба режима являются ваххабитскими) в ливийской ситуации объясняется борьбой за влияние в регионе и авансом Западу с учетом полной неспособности самостоятельно противостоять военной угрозе Ирана. Победа М.Каддафи для них означает потерю перспектив «передела» системы влияния в Африке и сохранения основного оппонента их попыткам установить идеологическую гегемонию над суннитским населением мусульманского мира. Недаром на стороне ливийского диктатора выступает саудовский антагонист Б.Асад, который направил в помощь полковнику своих военных летчиков, а позже организовал доставку морским путем оружия. Понятно, что возможная смена режима в Дамаске кардинальным, положительным для Эр-Рияда образом, скажется и на его интересах в Ливане, да и на всем треке БВУ в целом.
Единственным способом влиять на активность оппозиции в Ливии и Сирии для саудовцев в этой связи остаются финансовая подпитка и направление прошедших «афганскую школу» добровольцев. Это происходит и в Ливии, куда из Афганистана стали прибывать ливийские «афганцы», и в Сирии, где все большую роль начинают играть сирийские исламисты, перебирающиеся из Ирака. Оттуда же синхронно с началом волнений пошли через сирийскую границу караваны с оружием. Символично, что необходимость свержения Каддафи тут же озвучило руководство «пакистанской» «Аль-Каиды», по тексту видеообращений которой можно очень четко определять господствующие в тот или иной момент времени внешнеполитические установки Эр-Рияда. То, что пресловутая «Аль-Каида» (особенно в пакистанской «зоне племен») является «наконечником копья» саудовского руководства и одновременно внешней отдушиной для внутреннего недовольства существующим режимом, очевидно.
3. Общий тренд по отказу прежней поддержки «единомышленников» на Северном Кавказе руководство КСА продемонстрировало с началом второй иракской кампании. Здесь сыграло свою роль несколько факторов. Конечно, это борьба «за Ирак» куда были переориентированы основные финансовые потоки и добровольцы. К этому обязывало близость Ирана и половина шиитского населения Ирака. В этой связи остальные «проекты» были либо свернуты, либо заморожены. Мы имеем полное основание это утверждать, поскольку появление арабских «политкомиссаров» на Северном Кавказе было делом не спонтанным. Сначала туда на разведку приезжал один из лидеров «Аль-Каиды» Айман аз-Заварихи, а затем уже из Боснии подтянулся отряд Хаттаба, который и являлся основным перманентным коллективным представителем этой структуры в регионе.
Общий отказ саудовских идеологов от «кавказского проекта» имел и еще один аспект. А именно, таким путем закрепить дистанцирование России от Ирана и попытаться завязать Москву на свой экономический рынок. Эта попытка по ряду субъективных и объективных причин в принципе сейчас «заморозилась», в том числе и с учетом присоединения Москвы к режиму экономических санкций против Ирана.
В любом случае, централизованный сбор средств в саудовских мечетях и благотворительных фондах «братьям из Чечни» был фактически в одночасье прекращен, как и направление в этот регион добровольцев. Сейчас последних можно пересчитать на пальцах одной руки, и они «погоды не делают». Да и финансы на сопротивление в основном идут «с внутреннего рынка». Сказать, что зарубежные пожертвования совсем прекратились, нельзя, только чисто саудовские и другие «заливные» деньги здесь составляют малую часть. Адресаты их направления в силу различных событий на Северном Кавказе и, особенно, в Закавказье поменялись.
То же самое касается и добровольцев, которые «нужны» в других, более важных «узловых точках» для саудовских внешнеполитических интересов.
Отсюда основной вывод из сказанного.
В условиях ослабления крупных региональных «грандов» в лице Египта и Ливии, а также нестабильной ситуации в Сирии и очень вероятной смены режима в Йемене основные идеологи «джихадизма» в Персидском заливе не станут менять свою внешнеполитическую концепцию по переориентации материально-технической поддержки радикалов за рубежом. Этими точками притяжения по-прежнему останется Ирак, где иранское влияние возрастает пропорционально выводу из этой страны американских войск, а также Ливия, Сирия и Йемен, которые в настоящее время являются ареной нестабильности и выстраивания новой системы правящих элит. Помимо этого усилия саудовцев и катарцев будут направлены на укрепление своих позиций в Африке, где образовался вакуум в результате фактического ухода со сцены Каддафи. Временный союз двух «заклятых друзей» Катара и КСА в Ливии обусловлен только опасностью иранской угрозы, что очень ярко было продемонстрировано в процессе волнений на Бахрейне, и будет носить временный характер. Конкуренция между этими странами будет только возрастать в силу обострения борьбы за идеологическое первенство в регионе на фоне ослабления традиционных конкурентов в лице Египта, Ливии и Сирии.
Более того, в ситуации т.н. «революций» в том же Тунисе и Египте пришли к власти новые финансово-промышленные элиты, которые настроены не на конфронтацию с Западом, а на вхождение в международную экономическую систему. Это автоматически отодвигает радикалов на второй план в политической жизни. Условно говоря, ставка бывших правящих режимов (за исключением Б.Асада и М.Каддафи) на «выпуск пара внутреннего недовольства» путем стимулирования внешнеполитической активности «зеленого интернационала» не оправдалась. «Революции» в арабском мире если не окончательно похоронили идеологическую привлекательность «Аль-Каиды» для большинства населения, то, по крайней мере, серьезно ее ослабили. Эта ситуация будет сохраняться в среднесрочной перспективе неизменной и будет напрямую зависеть от того, смогут ли новые режимы в достаточной мере оправдать возлагаемые на них надежды населения этих стран.