Руководитель Института Гете в Хартуме Лилли Коблер оценивает шансы для развития племен в двух суданских государствах с точки зрения культурного прорыва, который, по ее мнению, возможен в условиях строительства гражданских обществ. Присутствие этого известного немецкого учреждения в кризисных регионах, в том числе в Судане, открывает невероятные возможности, оценивает ситуацию Л.Коблер. Тем не менее, добавляет она, не следует переоценивать влияние культурного сотрудничества на демократизацию в авторитарных государствах. Об этом она рассказала с трибуны конференции Института Гете, которая недавно состоялась в Бонне.
У Судана есть важные особенности в аспекте развития племен. Страна только за годы своей независимости пережила почти 40 лет гражданской войны, в которую были вовлечены племена. С 2003 года идут боевые действия в районе Дарфур, которые унесли жизнь 200 тысяч человек. Последние четыре месяца в Нубийских горах нарастает военное противостояние Севера и Юга, в котором опять-таки участвуют различные племена. Границы Южного Судана определены, но они во многом прозрачны. Поэтому понятие «приграничный район» условно. На большом протяжении приграничья между Севером и Югом вспыхивают бои. Общение вооруженных групп идет разом на нескольких языках, что неудивительно: Судан в его северном и южном аспекте говорит более чем на 100 языках, а всего, по оценке Л.Коблер, суданцы – это более 700 этнических групп. «Я никогда не видела страны, настолько разнообразной в этно-культурном плане», — признается она. Однако этот этно-культурный план в настоящее время омрачен борьбой за власть, межплеменными конфликтами, сложной экономической ситуацией, в том числе возросшей с конца 2010 г. на 40% инфляцией, которая осложняет и без того бедственное положение большинства племен.
На вопрос журналистов, насколько уместны в подобных условиях культурные программы Института Гете, включая изучение немецкого языка и немецкой литературы, Л.Коблер отвечает: «Есть независимый Судан, в июле на карте появилось новое независимое государство Южный Судан. А это всегда означает перспективу развития. Начинать надо с диалога, каким бы он ни казался трудным. Диалог лучше всего вести в той сфере, которая более всего понятна, к примеру, в вопросе о необходимости всеобщего образования».
Здесь и в самом деле нет расхождений. Для жителей Южного Судана, где до сих пор каждый второй ребенок лишен возможности учиться в школе, движение к демократии означает, прежде всего, заботу об образовании детей. Оно непосредственно связано с погодными условиями: помещений нет, классы, расположены под деревьями манго. Изучают математику и английский язык. Записи по двум предметам – в общей тетради. Джон Абуго Мартин, заместитель директора школы Лазу, вместе с тремя другими преподавателями ведет занятия с 447 учениками. Среднестатистическая численность учеников в Южном Судане – 129 в классе. Вместо мела, которого не хватает, используют древесный уголь и корни кассавы. Вместо доски – листы железа. Учебники должны покупать родители, но средств на это не хватает. Несмотря на бедственное положение, Джон Абуго Мартин уверен: молодое государство сможет функционировать только тогда, когда появятся образованные граждане.
«Важно, что жители двух суданских стран имеют невероятную жажду образования и культуры. Просмотр фильма, живые рассказы об истории страны, фотовыставки – все это та питательная среда, которая провоцирует интерес народов друг к другу и дальнейшее сотрудничество. Народам Судана есть о чем поведать не только немцам, но и друг другу. Возможность подобного общения может и должна перерасти во взаимное культурное обогащение», — указывает Л.Коблер.
Мирный характер германо-суданского сотрудничества особенно примечателен на фоне гуманитарной катастрофы, которая имеет тенденцию к развитию, подчеркивают немецкие эксперты. В дополнение к продолжающемуся конфликту в Дарфуре зонами бедствия стали богатый нефтью район Абьей, провинции Южный Кордофан и Голубой Нил, Нубийские горы, где развернулось настоящее сражение между войсками Хартума и повстанческим движением.
Все эти районы столкновения интересов Севера и Юга отмечены массовыми перемещениями мирных жителей. Представителей племен локальные войны заставляют оставлять прежние и вновь образованные деревни. Ситуация чрезвычайно опасна ввиду непредсказуемости масштабов дальнейшего разрушения и сомнительных надежд на силу мирных договоренностей 2005 года и последующих лет. Репортеры немецких СМИ свидетельствуют об атаках войск официального Хартума, не исключено, с применением химического оружия, о семьях и целых селениях, которые в результате боев, множества засад и блокирования правительственными войсками остаются без продуктов питания и медикаментов.
Очевидцы рассказывают о братских могилах, то и дело обнаруживаемых в Нубийских горах, горах сожженных трупов, сотнях тысяч перемещенных лиц того или иного племени. Хартум свирепствует, пытаясь компенсиировать потерю Южного Судана, делают вывод журналисты. В немецкой прессе рассказывается, в частности, о печальной судьбе бывших жителей деревень, разместившихся у горы Курмити: они переселились в пещеры, из которых наблюдают за боевыми действиями в радиусе десяти километров. В пещерах немало змей. Но бомбы, которые сыплются из старых самолетов российского производства, еще страшней. Они вынуждают людей не покидать каменные своды. Питаются кореньями, ягодами, диким шпинатом. Вместе с ними три недели в ежедневном страхе перед воздушными атаками провела Илона Эвеленс, репортер TAZ. Действительно ли Хартум атакует бомбами с химической начинкой, проверить невозможно: нет инструментария для того, чтобы исследовать белый порошок, которым посыпаются с воздуха горы. Известно только, что при соприкосновении с ним дождевая вода становится красной, а у беженцев, которые вынуждены потреблять эту воду за неимением другой, появляются многочисленные высыпания на коже, сухость в горле, резкие головные боли и нестерпимый зуд по телу.
Нубийские горы – регион, запрещенный для деятельности международных гуманитарных организаций. Существует только несколько местных групп активистов, организующих питание и циклы лекций о том, как в экстремальных условиях сберечь здоровье. Активисты, используя древний опыт племен, учат женщин искать дикорастущие плодов и готовить из них еду. Народные целители делятся своими знаниями о деревьях и растениях – они также основаны на богатых племенных традициях. 3500 беженцам повезло в селе Тулаши: их разместили в школе и поделились скудной едой, которую имеют 21 тыс. местных жителей, каждый третий из которых и сам нуждается в помощи, страдая от недоедания и болезней, главным образом, малярии. Поскольку нынешним летом были периоды, когда дожди шли по многу дней, люди, которые жили скученно, становились переносчиками болезней.
Немецкие аналитики придерживаются различных точек зрения на вопрос, считать ли затяжную гражданскую войну в Судане следствием конфликта на племенной основе. Для того, чтобы понять сомнения экспертов, необходимо более детально вникнуть в существо темы. Попробуем сделать это на примере противостояния двух крупнейших этнических группировок – нуэров и динка, как это отражается в немецкой исследовательской практике.
Нуэры живут в болотистых краях и в обширных саваннах, которые простираются по обе стороны Нила, и на берегах его притоков. Они отделены от динка, хотя, после расширения и миграции девятнадцатого века, претерпели значительную ассимиляцию. Динка являются самой многочисленной группой Южного Судана – от 2,5 до 3 млн человек. Они именуют себя по-разному в районе Верхнего Нила, в Северном и Западном Бахр аль-Газале и в Южном Кордофане. По давней традиции они совершают набеги на селения друг друга, берут пленных. Они – обладатели простой материальной культуры, что определяется средой, в которой они живут. Он заняты скотоводством и рыболовством, в меньшей степени земледелием. Время от времени им надоедает рутина, и они осуществляют грабеж скота. Желание грабить и владеть не принадлежащим тебе богатством были причинами, которые стали в Судане доминирующими и в годы англо-египетского правления, и после обретения независимости Суданом. Нападения друг на друга по поводу раздела земли и воды много веков считаются здесь нормальным состоянием.
Это состояние поддерживается бытующими мифами. В соответствии с ними нуэр и динка представлены в виде двух сыновей Бога, который обещал корову старику динка и теленка старику нуэру. Глубокой ночью динка отправился в загон для скота и, подражая голосу нуэра, попросил теленка. Когда обман открылся, Бог разгневался и поручил отомстить динка за мошенничество. Месть эта продолжается по сей день. Миф оправдывает сегодняшний грабеж скота и отражает политические отношения двух народов, которые ни за что не желают признать чей-либо приоритет. Так продолжается война за пастбища и за скот. Причем, любовь к животному доходит до крайних пределов преданности. Нуэр, в загоне которого больная корова, способен проводить с ней ночи напролет, стараясь излечить теми же средствами, которыми во время недуга лечится сам. По данным исследований ученых Великобритании, нуэр не делает различия между человеком и животным, считается с ним одним целым. Это находит отражение в именах, в танцах и песнях, где человек может почитаться только за то, что имеет наибольшее сходство с животным. Кровь животного, употребленная в ритуальных обрядах, позволяет динка стать полноправной частью сообщества. Приданое у нуэров происходит в виде передачи крупного рогатого скота. Причем, на это представление почти не повлияло даже введение в свое время денежной системы.
Несмотря на общность воззрений по формуле «чем больше скота, тем богаче», нуэр и динка различаются. Если нуэры определяются соседями, как высокомерные, импульсивные, враждебно настроенные к любым формам власти и не в состоянии удерживать позиции власти, то динка скорее склонны к размышлениям, к трудовой деятельности, несмотря на все перипетии жизни, и действуют продуманней. Понятно, что Хартум, зная об этих и других особенностях, намеренно разжигал рознь и взаимную ненависть: властям было сподручней представлять существо конфликтов на юге Судана как межплеменную рознь, а не как результат собственной дискриминационной политики.
Хартум сыграл решающую роль в процессе многолетней милитаризации обстановки. Столкновения, становившиеся все более кровавыми, стали главной концепцией власти. Насилие охватило все слои общества, включая женщин, детей и стариков, в прошлом никогда не участвовавших в конфликтах. Моральные установки в племенах были пересмотрены. На этом основании выглядело оправданным умышленное убийство женщин и детей.
Поскольку южная часть Судана — земля, богатая ресурсами, она стала традиционно считаться наиболее предпочтительной зоной для экспансии эксплуатации, на фоне которое складывалась обстановка насилия между племенами, в том числе между нуэр и динка.
Другая группа немецких аналитиков придерживается иной точки зрения. Проблема противостояния племен специально изобретена Хартумом в качестве отвлекающего маневра, все дело в имущественных корнях проблемы. Правительство Судана всегда желало постоянного состояния войны, чтобы на ее фоне, занимая противоборствующие стороны кровавыми разборками, иметь возможность получить во владение и пользование земли и ресурсы Юга.
Почему боевые действия в Южном Судане нельзя считать племенными войнами, размышляют политические обозреватели Роман Декерт и Тобиас Симон. Они анализируют ситуацию в течение нескольких недель, последовавших за фактом провозглашения независимости нового государства и приходят к выводу о наличии новых массовых убийствах гражданских лиц. А Состоявшиеся в середине августа с.г. в штате Джонглеей столкновения, сопровождаемые взаимным угоном скота и женщин, были отмечены между представителями племен мурле и нуэр. Только на 18 августа с.г. жертв было более 600 человек, около 1000 раненых, свыше 200 тыс. потерявших свои дома и имущество. Жертвами в основном становились женщины, дети и пожилые люди.
Но наблюдателей волнуют не только эти цифры, но и их интерпретация. «Еще более тревожными являются предлагаемые официальными германскими СМИ объяснения ситуации. Заголовки в основных СМИ Германии утверждают о межплеменных боях и межэтнических столкновениях. Так ли это на самом деле?»
Имеет место политическое жонглирование, по крайней мере, что касается взаимоотношений между выходцами племен мурле и нуэр. Насаждается идея, что всему причиной ярко выраженная этничность. Однако директор Института социальной антропологии Гюнтер Шлее, к примеру, отвергает попытки использования тезиса о столкновении цивилизаций. Этнический плюрализм сам по себе не вызывает войны, а, скорее, наоборот. Г.Шлее убежден, что нельзя говорить о конфликте в Дарфуре и других проблемных зонах региона с точки зрения противостояния арабов и африканцев, это социально некорректно. То же самое касается стереотипа «арабо-мусульманский северный Судан и христианско-анимистический Южный Судан», поскольку очень немногие северные суданцы являются этническими арабами. Такая поляризация должна быть срочно пересмотрена.
Ряд немецких исследователей, продолжая тему, считают, что термин «группа людей» более точно отражает истинное состояние дел, чем «племя», которое в немецком политическом лексиконе считается некорректным. Смешение групп происходит чаще, чем принято думать. Стало быть, учитывая обилие ритуалов, менталитет отдельной группы достаточно быстро меняется. Кроме того, сложно считать племя динка однородной, тогда как внутри него есть деление, отраженное в других наименованиях, которыми называют себя представители динка – а именно «джиенгу» и «муонянг», а зависимости от ареала обитания. Обобщенное имя динка изобретено британскими колонизаторами, которым было недосуг вникать в частности и особенности быта различных семейств. То же касается племен мурле и нуэр, где существуют различные фракции, свои полевые командиры, кланы. Конфликты уходят в колониальные времена, которые тому же племени нуэр, впрочем, как и многим другим, ничего, кроме страданий не принесли. Не случайно динка не в состоянии забыть «жестокой компании умиротворения», предпринятой англо-египетскими союзными войсками.
Анализ вооруженных конфликтов в Судане кроется не в различных культурных традициях и моральных установках племен, а в прагматичной процедуре распределения природных ресурсов и доходов от их реализации, подчеркивает Гюнтер Шлее. В споре за доступ к воде, нефти и пастбищам формируются семейные, племенные и иные союзы, и это не всегда члены единой этнической группы. Очевидными союзниками нередко становятся совершенно разнородные представители племен. Суданские СМИ утверждают, что кража крупного рогатого скота становится одной из причин боевых действий в провинции Джонглей. Однако при ближайшем рассмотрении эта версия не выдерживает критики, поскольку главное объяснение кроется в политике Хартума, который манипулирует историческими фактами, провоцируя высокий градус сохранения конфликта. К примеру, напоминая о жестоких боях между племенами мурле, аниания и нуэрами в 1955 году, притом, что именно Хартум вооружал их представителей современным стрелковым оружием. Правительство Судана много десятилетий накачивает различные регионы оружием, прежде всего автоматами Калашникова восточно-германского производства и штурмовыми винтовками G3 швабского производителя.
В то же время, когда возникала политическая необходимость, Хартум был способен назначать командирами бойцов из племени маньянгов представителя нуэров и наоборот. Нередко милиционеры из племени мурле поворачивали оружие против недавних союзников, а ими в различные периоды становились и ныне ненавистные нуэры. Это является еще одним доказательством того, что конфликты в Судане развиваются не обязательно по этническому признаку. Одновременно существуют другие факты. К примеру, представители мурле, разворачивая кровавые бойни против динка, осуществляли самый настоящий геноцид и вполне подпадали под действия Международного уголовного суда. Другой факт – формирование властных структур в Южном Судане нередко осуществляется по племенному принципу.
Призыв к реформированию государственного управления в Южном Судане, который на первый взгляд может считаться разумной политикой для огромной в этническом отношении страны, только усугубляет прежние конфликты. Этнический принцип напрочь забывается тогда, когда встает вопрос о доступе к ресурсам. Административная раздробленность конфликтует с основными демографическими изменениями, к которым привели десятилетия войны.
Новое исследование берлинского центра Stiftung Wissenschaft und Politik отмечает глубокий раскол внутри страны, когда правительство Южного Судана сосредоточило свои ресурсы для интеграции конкурирующих по политическим предпочтениям групп. Сделано это было несовершенно с точки зрения соотношения гражданского и военного аппаратов. Военная составляющая оказалась мощней, что изначально предполагает серьезные нарушения прав человека со стороны сил безопасности. Налицо попытка властей новообразованного государства навязать свою монополию на насилие, что, учитывая опыт сражений на юге Судана, грозит новой бойней.
То, что видят германские эксперты в Южном Судане, весьма напоминает ситуацию в Судане — движение к авторитарному режиму. Оно происходит на фоне современных конфликтов, которые разворачиваются, с одной стороны, из-за комбинированного воздействия войны на уклад жизни, и, с другой стороны, при весьма сомнительной концепции государственного строительства.
Хронический гуманитарный и политический кризис в Южном Судане с его многомерной характеристикой конфликтов требует очень сложного и пристального анализа, итожат немецкие аналитики. Каждый конфликт должен рассматриваться в его многочисленных аспектах, чтобы можно было найти верное решение выхода из него. Однако при этом сохранение клише «племенные войны» ведет к дальнейшему обострению ситуации.
ВЫВОДЫ
Первый. Южный Судан вынужден пожинать плоды прежней власти. Британские колониальные власти создали государство, объединяя народы арабоязычные и говорящие на африканских языках, разных культурных миров. Этническая неоднородность, порождающая недоверие, конфликты и войны, стала инструментом Хартума в попытке обособить и монополизировать различные группы, наделяя властью одних и лишая прав других. Поэтому правительство Судана никогда не вникало в сложности этнической мозаики, языковые, культурные и религиозные особенности различных популяций, что поддерживало уровень взаимных претензий, на чем Хартум получал политические дивиденды и собирается делать это впредь.
Второй. Этническая принадлежность обостряла тенденцию к сепаратизму, созданию политических союзов для защиты своих интересов , что, в конечном итоге и привело к созданию Южного Судана. Новое государство возникло как следствие многолетних претензий жителей южных провинций страны (а это представители различных племен) к Хартуму, который присваивал себе право определять доходы от нефти, добываемой на юге. Борьба за ресурсы, сулящие многолетний доход на фоне огромного потенциала, стала определяющим вектором политики по отделению от Хартума. Стремление это сдерживалось политикой иностранных нефтяных компаний, которые никогда не возражали против гонений племен со стороны Хартума и в ряде случае (например, с Китаем) поставками в обмен на нефть различных видов вооружений (танки, артиллерия, авиация) для борьбы с неспокойными южанами.
Использованы данные сайтов Deutschlandfunk, taz, Zenith, Stiftung Wissenschaft und Politik, SudanTribune.