- Институт Ближнего Востока - http://www.iimes.ru -

О путях разрешения иранской ядерной проблемы

14 июня 2013 г. в Исламской Республике Иран (ИРИ) прошли президентские выборы. При высокой активности избирателей и вопреки мнению подавляющего большинства российских экспертов уже в первом туре победил умеренный консерватор Хасан Роухани. Во многом такая победа была обусловлена тем, что иранцы поддержали предложенный им курс на существенное улучшение экономического положения страны путем нормализации отношений с Западом на основе взаимоприемлемого компромисса, в том числе в ядерной сфере.

Конечно, в отношении избранного президента Роухани (его инаугурация состоится 3-5 августа) на Западе сохраняются завышенные ожидания. Так, по мнению Йошки Фишера – министра иностранных дел и вице-канцлера Германии в 1998-2005 гг., Хасан Роухани является «вежливым и открытым человеком», который окружает себя очень умелыми и опытными дипломатами. Вместе с тем, он – реалистичный и умеренный член политической элиты ИРИ, а не представитель оппозиции[i] [1].

Как и подавляющее большинство иранцев, Хасан Роухани считает необходимым продолжать реализацию иранской ядерной программы, которая в стране рассматривается как признак научно-технического прогресса. И с этим трудно не согласиться, особенно учитывая значительные успехи, достигнутые иранскими специалистами в ядерной сфере. В частности, весной нынешнего года на предприятии по обогащению урана в Натанзе было установлено 689 усовершенствованных газовых центрифуг типа IR-2m. В Исфахане построено предприятие по производству ядерного топлива для легководных и тяжеловодных реакторов. А в Араке завершается строительство исследовательского тяжеловодного реактора IR-40 тепловой мощностью 40 МВт (его эксплуатацию планируют начать в четвертом квартале 2014 г.).

Вместе с тем, темпы развития иранской ядерной программы экономически плохо обоснованы. В ИРИ имеется только один энергетический реактор мощностью 1 ГВт в Бушере, для которого Россия обязалась поставлять ядерное топливо в период всего срока его эксплуатации. Существуют планы о строительстве в Иране 1-2 энергетических и 4 исследовательских реакторов (для производства радиоизотопов в медицинских целях). Однако на практике эти планы не реализуются. Как следствие, у международного сообщества возникают серьезные сомнения в отношении исключительно мирного использования накопленных запасов низкообогащенного урана (НОУ), которые уже составили 8960 кг.

Согласно данным Международного института стратегических исследований в Лондоне для наработки расщепляющегося материала на один ядерный боезаряд изначально нужно около 1 тыс. кг НОУ в виде гексафторида со степенью обогащения 5% по урану-235. Некоторое количество этого материала было дообогащено до 20%, а затем частично использовалось для производства ядерного топлива в интересах Тегеранского исследовательского реактора. В результате к середине мая 2013 г. у ИРИ осталось 6357 кг гексафторида урана обогащенного до 5% и 182 кг гексафторида урана обогащенного до 20%. Это достаточно для производства (после дообогащения) от 6 до 7 ядерных боезарядов. При этом темпы дообогащения могут быть достаточно высокими, учитывая наличие только на предприятии по обогащению урана в Натанзе 13555 газовых центрифуг типа Р-1 (помимо газовых центрифуг IR-2m).

Некоторое беспокойство у международного сообщества вызывает и плутониевая программа ИРИ. Так, строящийся в Араке исследовательский тяжеловодный реактор IR-40 может быть использован как для производства электрической энергии, так и наработки в год 9 кг плутония, что достаточно для производства одного-двух ядерных боезарядов. Однако угрозу не стоит преувеличивать, так как Иран до сих пор не обладает производственными мощностями для регенерации облученного (отработанного) ядерного топлива и выделения плутония в промышленных масштабах.

Кроме этого, на Западе обращают внимание на то, что в ИРИ действуют не только урановые рудники, но и два предприятия по производству уранового концентрата. Контроль за работой этих предприятий со стороны МАГАТЭ не столь жесткий, что позволяет допустить саму возможность скрытного накопления неучтенных запасов уранового концентрата. Но для центрифужного способа обогащения урана этот материал нужно перевести в форму гексафторида. Такое можно сделать только на секретном предприятии по конверсии урана, который достаточно сложно скрыть от технических средств иностранной разведки.

Следует заметить, что иранскую ядерную программу непосредственно контролирует Духовный лидер ИРИ аятолла Али Хаменеи, который определяет руководителя группы переговорщиков с «шестеркой» международных посредников (пять постоянных членов Совета Безопасности ООН и Германия) по урегулированию иранского ядерного кризиса. В настоящее время эти функции выполняет секретарь Высшего совета национальной безопасности ИРИ Саид Джалили, не готовый к поиску реального компромисса с Западом. Его замена, например, на искусного дипломата Али Акбара Велаяти будет свидетельствовать о готовности к корректировке внешнеполитического курса со стороны Духовного лидера, что полностью отвечает национальным интересам не только Ирана, но и Запада.

Возможный компромисс ИРИ с Западом в ядерной сфере предполагается следующее. Во-первых, приостановка процесса дообогащения урана с 5 до 20% (подобное Иран уже сделал в 2004 г., когда на добровольной основе приостановил процесс обогащения урана в рамках Парижских соглашений о создании мер доверия в отношении мирной направленности иранской ядерной программы). Нынешних запасов НОУ вполне достаточно для работы Тегеранского исследовательского реактора в течение длительного времени. Других существенных потребителей ядерного топлива в ИРИ не создано, а продажа такого топлива (обогащенного гексафторида урана) за границу в условиях действующих санкций со стороны Совета Безопасности ООН крайне проблематична.

Во-вторых, допуск инспекторов МАГАТЭ на военную базу в Парчин, где, по западным данным, проводились испытания нейтронного инициатора (детонатора) для атомной бомбы. Конечно, этот объект Ираном никогда не заявлялся в качестве ядерного. В рамках действующего Соглашения с МАГАТЭ о применении гарантий и отказа от добровольного выполнения Дополнительного протокола (1997 г.) к нему Иран не обязан предъявлять этот объект для инспекций. Однако его посещение инспекторами МАГАТЭ было бы крайне желательно для существенного повышения мер доверия между ИРИ и международным сообществом в ядерной сфере. Это лишило бы Запад самого серьезного  на данное время основания говорить о военной направленности иранской ядерной программы.

В-третьих, возобновить действие на иранской территории измененного кода 3.1 к Соглашению с МАГАТЭ о применении гарантий, что предполагает предоставление в агентство информации сразу после принятия решения о строительстве нового ядерного объекта или существенном изменении предназначения действующего ядерного объекта (обычный код 3.1. требует предоставить такую информацию только за 6 месяцев до появления на указанном объекте ядерного материала). Измененный код 3.1 выполнялся ИРИ с конца 2003 г. по март 2007 г. По действующим в МАГАТЭ правилам, Тегеран не мог изменить код в одностороннем порядке. Со стороны агентства такое действие рассматривается как грубое нарушение режима ядерного нераспространения.

Согласие иранского руководства на возобновление действия измененного кода 3.1 не только значительно укрепит взаимное доверие, но и снимет излишнюю напряженность по поводу высказываний некоторых представителей исполнителей и законодательной ветвей власти ИРИ в отношении, например, строительства десяти новых предприятий по обогащению урана или производства ядерного топлива для гипотетических атомных подводных лодок. В зависимости от типа выбранной энергетической установки последнее допускает наработку высокообогащенного урана любой степени обогащения (вплоть до оружейного качества).

Несколько иная ситуация складывается по вопросу о ратификации меджлисом (парламентом) ИРИ Дополнительного протокола (1997 г.) к Соглашению с МАГАТЭ о применении гарантий. Острой потребности в этом нет, так как его не стали подписывать даже, например, члены Договора о нераспространении ядерного оружия – Аргентина и Бразилия, которые уже создали научно-технологический потенциал, достаточный для производства ядерного оружия. Кроме этого, в Группе ядерных поставщиков нет каких-либо ограничений на сотрудничество с государствами, на территории которых не действует Дополнительный протокол (1997 г.).

Было бы крайне желательно также разрешить МАГАТЭ взять для анализа пробы тяжелой воды, которая хранится в Исфахане (находится в шестистах 50-литровых емкостях). Возможно, что эта тяжелая вода имеет иностранное происхождение, что позволит МАГАТЭ задать Тегерану новые вопросы. Однако решение этой проблемы крайне важно для повышения мер взаимного доверия, низкий уровень которого сейчас практически блокирует переговорный процесс.

Все остальные вопросы МАГАТЭ о ядерной деятельности Ирана не носят столь принципиального характера. В основном они относятся к периоду до возникновения ядерного кризиса, то есть до 2003 г. При этом нужно понимать, что в ИРИ негативно относятся к нынешнему генеральному директору МАГАТЭ Юкия Амано, которого воспринимают как проводника американских национальных интересов. В некоторой степени это имеет место, так как с его назначением на пост генерального директора агентства доклады по иранской ядерной проблеме стали носить политизированный характер. Как следствие переговоры ИРИ с МАГАТЭ приобрели второстепенный характер по отношению к переговорам с «шестеркой» международных посредников по урегулированию иранского ядерного кризиса.

Несомненно, что компромисс ИРИ с Западом в ядерной сфере предполагает ответные шаги. В их качестве, как минимум, следует рассматривать полную отмену односторонних, а значит незаконных санкций Европейского союза в банковской сфере и в области страхования морских перевозок, что значительно затрудняет внешнеэкономическое сотрудничество с Ираном на уровне среднего и малого бизнеса ввиду появления существенных финансовых рисков.

Добиться смягчения международных санкций на ИРИ со стороны Совета Безопасности ООН будет намного труднее. Это обусловлено, например, тем обстоятельством, что соответствующие резолюции требуют от Тегерана полного прекращения работ в области обогащения урана. В нынешних условиях это совершенно нереально. Вместе с тем указанные международные санкции мало влияют на экономику Ирана.

В случае некоторого улучшения отношений ИРИ с Западом можно вновь поставить вопрос о развитии российско-иранских отношений в ядерной сфере, которые сейчас ограничиваются эксплуатацией Бушерской АЭС в составе одного энергоблока. На указанной АЭС имеются еще две свободные площадки, где возможно строительство Россией безопасных в эксплуатации водо-водяных энергетических реакторов мощностью не менее 1 ГВт каждый. Такое строительство, которое должно предполагать передачу иранской стороне некритичных для ядерного распространения технологий, можно представить как продолжение уже реализованного контракта. В этом случае не возникнет серьезных проблем для его осуществления.

Еще одно направление, развитие которого возможно в интересах двустороннего сотрудничества, состоит в проведении российскими специалистами экспертизы по безопасности эксплуатации иранских ядерных объектов. Необходимость в этом обусловлена как отсутствием опыта у иранских специалистов и соответствующего содействия со стороны МАГАТЭ, так и наличием в ИРИ морально и физически устаревших ядерных установок. В первую очередь это имеет отношение к Тегеранскому исследовательскому реактору, где продолжительная работа при отсутствии свежего ядерного топлива привела к существенному снижению мощности работы реактора (не менее чем на 50%). Это сделало крайне проблематичным саму возможность тестирования для этого реактора ядерного топлива иранского производства.

Подобные проблемы характерны и для энергетического реактора Бушерской АЭС ввиду использования там, по настоянию иранской стороны, физически устаревшего немецкого оборудования. В процессе эксплуатации указанного реактора это может привести к возникновению технических проблем, поэтому крайне желательно оставить на этой АЭС некоторое количество российских специалистов и после полной передачи реактора иранской стороне.

Таким образом, в нынешних условиях возможно качественное улучшение отношений между Ираном и Западом в ядерной сфере, если стороны смогут найти взаимоприемлемый компромисс. В последнем случае возникнут благоприятные условия для российско-иранского сотрудничества в указанной сфере, что будет способствовать переходу к реальному партнерству Москвы и Тегерана в сфере политики, экономики и безопасности.


[i] [2]               Фишер Й. Проблеск надежды в Иране//Project Syndicate. М., 29 июня 2013 г.