По мере развития наступления сирийских правительственных войск при поддержке их иранских и российских союзников все чаще поднимается тема возможного мирного урегулирования с Сирии.
И это представляется неслучайным. Несмотря на достигнутые успехи, речь пока не идет о достижении стратегической победы. И неизвестно, хватит ли сил у шиитских союзников Башара Асада после серьезных понесенных ими потерь в конце 2015 – начале 2016 гг. для продолжения операции.
И, наконец, даже в случае полной зачистки территории САР от группировок радикальной исламской оппозиции гарантировать дальнейшее беспроблемное существование как самой Сирии, так и режиму Башара Асада практически невозможно, поскольку ситуация, фактически, уже перешла в состояние перманентного конфликта между суннитами и шиитами, конечный исход которого в условиях разрушения сирийской экономики и инфраструктуры, да еще при усугубляющемся мировом финансовом кризисе представляется неясным.
Дальнейшее участие России в сирийском конфликте также влечет существенные риски, и в ее интересах как можно скорее его завершить, разумеется, достигнув результатов, которые можно было бы трактовать как «победу».
В любом случае, данный сценарий возможен лишь при достижении основополагающего мирного соглашения. А это, в свою очередь, вероятно только при удовлетворении интересов главных участников конфликта.
Совершенно ясно, что с джихадистскими группировками вроде «Исламского государства» (ИГ) и «Джебхат ан-нусры», нацеленными на уничтожение и порабощение неисламского (несуннитского) населения диалог вестись не может. Во всяком случае, пока.
Следовательно, напрашивается вывод об их безоговорочном разгроме.
Впрочем, история демонстрирует наличие как минимум двух примеров успешного решения противостояния сторон с участием группировок исламской оппозиции.
Это опыт алжирского и таджикского мирного урегулирования середины 1990-х – начала 2000-х гг. и 1997 г. соответственно.
В последнем случае в результате Московских соглашений была прекращена кровопролитная пятилетняя гражданская война 1992 – 97 гг.
В первом же случае представители алжирских властей уже в середине 1990-х гг. приняли достаточно мудрое и оправданное решение, направленное на раскол единого исламского фронта, противостоящего светским властям, которое было доведено до логического завершения уже при нынешнем президенте АНДР Абдельазизе Бутефлике.
Речь идет не только об объявлении амнистии участникам боевых действий со стороны исламской оппозиции, а также предоставлении им и их семьям соответствующих гарантий безопасности, но и предоставление им работы, и даже привлечение их к разделению власти.
Все эти меры в том числе позволили сначала добить Исламский фронт спасения (ИФС) как единую структуру исламского сопротивления, а затем разгромить более мелкие отпавшие от него группировки.
Этому способствовало то, что алжирские власти в основном сдержали свои обещания. Так, например, они даже позволили «покаявшимся» исламистам легализоваться и сформировать в парламенте собственную внушительную фракцию (третью по числу депутатов), которая с различными видоизменениями и сейчас присутствует там в виде так называемого «Зеленого альянса».
Кроме того, их ставленники получили целый ряд правительственных портфелей, которые, казалось бы, несмотря на свой второстепенный статус, позволили этим деятелям не только частично удовлетворить свои властные амбиции и безбедно жить, фактически забыв о своих прежних идеалах, но и участвовать в коррупционных схемах.
Так, например, уже бывший министр транспорта Амар Гуль (теперь глава Министерства общественных работ) «засветился» в воровстве крупных сумм денег, выделенных на строительство «трансалжирского» шоссе «Запад – Восток».
Несомненно, что вся эта операция была разработана руководством алжирских властей, включая спецслужбы, которые сначала позволили ему и другим легальным исламистам воровать, а потом способствовали обнародованию данных фактов в СМИ.
Подобное развитие ситуации привело к дополнительному снижению авторитета сторонников исламистской партии в обществе, перед которым они себя ранее выставляли поборниками борьбы с коррупцией, а на деле оказались ничем не лучше их.
Важно, что процесс алжирского примирения продолжается до сих пор. Так, например, неслучайным представляется достаточно регулярное появление в СМИ бывшего представителя радикальной оппозиции Мезрага Мадани, по сути возглавлявшего одну из группировок, образовавшуюся на месте распавшегося ИФС – Исламскую армию спасения.
Примечательно, что с лета 2015 г. алжирские СМИ явно создают ему «черный пиар» и делают с ним интервью, в которых он критикует власть и даже требует от нее разрешения создать «настоящую исламскую партию».
Все это вместе работает на настроение обывателя, который, вспоминая ужасы гражданской войны 1990-х гг., зачастую забывает о своих собственных претензиях к правящему режиму и готов проголосовать за него или его ставленников на выборах любого уровня, лишь бы «не допустить возвращения ужасного прошлого».
В меньших масштабах эта модель была реализована и в Таджикистане после 1997 г., когда действующий режим Эмомали Рахмонова (Рахмона) также (во многом под давлением России) согласился инкорпорировать во власть страны вчерашних противников из числа радикальной исламской оппозиции, в том числе представленной членами ПИВТ (Партия исламского возрождения Таджикистана).
Соответственно, напрашивается мысль о возможности применения подобных схем и в Сирии. Однако здесь существует целый ряд «но».
Дело в том, что, согласно сделанному 12 февраля 2016 г. заявлению сирийского президента Башара Асада, он намеревается восстановить полный контроль над сирийской территорией.
Столь бескомпромиссный настрой, порожденный успешно развивающимся наступлением при иностранной помощи (в том числе со стороны шиитских формирований и российских сил), оставляет мало возможностей для политического маневра.
Тем не менее, пусть и слабый, но шанс применить алжиро-таджикскую схему в САР все еще остается. В качестве представителей «умеренных» исламистов или «рукопожатной» для всех сторон, включая Запад, оппозиции, могут выступить не только представители Свободной сирийской армии, но и «Братьев-мусульман».
Проблема в том, что против данного шага будут настроены целый ряд внешних игроков, включая Иран и Саудовскую Аравию.
Для первого умаление власти нынешнего сирийского лидера за счет предоставления некоторых властных рычагов суннитским группировкам представляется неприемлемым. Во всяком случае, сейчас.
Практически аналогично ситуация видится и со стороны Саудовской Аравии, для которой «братья» являются опасным идеологическим конкурентом не только в Сирии, но и в регионе в целом.
В этих условиях время для реализации в САР алжиро-таджикской схемы мирного урегулирования, судя по всему, еще не пришло.
Теоретически, оно может наступить лишь в случае разгрома наиболее радикальных джихадистских группировок.
Но на практике это представляется, во всяком случае, в ближайшей перспективе, маловероятным.
Среди главных причин для такого скептицизма – чрезмерная интернационализация конфликта при наличии у его участников подчас полярных интересов, а также наличие явно обостренного этно-конфессионального фактора с явно выраженным суннитско-шиитским противостоянием, чего не было в Алжире.
С другой стороны, несмотря на наличие, казалось бы, положительного примера таджикского мирного урегулирования, повторить подобный успех России в Сирии будет уже крайне сложно как раз по причине ее неспособности гарантировать полное соблюдение Московских договоренностей 1997 г., закреплявших за исламистами вполне определенные посты в правительстве и парламенте.
Как известно, в 2015 г. Рахмон полностью вытеснил из власти представителей ПИВТ и запретил ее на контролируемой им территории. То есть, полностью перечеркнул все ранее достигнутые соглашения и тем самым сильно «подставил» Москву как одного из фактических гарантов договоренностей.
Соответственно, представители исламистских кругов призывают своих единомышленников извлечь уроки из произошедшего, «не попадаться на российскую удочку второй раз» и ставить в своей деятельности превыше всего не корыстные интересы и временные «подачки со стороны», а следование «общему делу».
Иными словами, достижение конечной победы, чего бы это не стоило как по времени, так и в плане затрачиваемых людских и материальных ресурсов.