- Институт Ближнего Востока - http://www.iimes.ru -

Иран и Россия: нефтегазовый фактор на сцене и за кулисами

В экспертной среде появилось мнение, будто бы нефтяное давление со стороны Ирана послужить поводом для решения президента России В.В.Путина вывести часть военного контингента из Сирии. На чем оно основано?

Дело в том, что после поездки министра энергетики России А.В.Новака в Тегеран (в ходе которой главе ведомства не удалось убедить иранскую сторону примкнуть к коалиции нефтепроизводителей, готовых «заморозить» добычу сырья на январских уровнях, 14 марта с.г.) президент России В.В.Путин приказал начать вывод основных сил России из Сирии 15 марта с.г.

Невзирая на хронологию, связывать эти два события, считая одно следствием другого, автор бы не стал. Почему?

Как представляется, часть военного контингента России покинула Сирию потому, что после выполнения определенной боевой задачи нашему государству стало весьма накладно оставаться там дальше. К тому же в ближайшие месяцы погодные условия не позволят российской военной авиации осуществлять боевые полеты над сирийским небом.

Конечно, с мощной поддержкой «с воздуха» российским дипломатам в течение полугода было гораздо легче вести переговоры на сирийском треке.

Более того, не стоит забывать, что в рядах экстремистов запрещенной в России группировки «Исламское государство» (ИГ), воюющих в Сирии, около  5–10 тысяч боевиков из России и соседних государств, которые вполне могут вернуться и начать террористическую деятельность на территории России, уже имея соответствующий опыт.

Решая вопросы национальной безопасности на подступах к нашим границам, нельзя забывать и о внутренних проблемах. Сегодня России необходимо всерьез озаботиться «оздоровлением» государственной экономики. Уже второй раз с начала года будут повышены акцизы на бензин (с 1 апреля 2016 года). Вслед за топливом подорожают перевозки, продукты питания и другие товары. От непопулярных мер правительства растет недовольство российского населения, и главе государства с его чиновничьим аппаратом надо что-то оперативно предпринимать.

Говоря об Иране, стоит отметить, что в недрах этого  государства действительно залегают большие запасы и нефти и газа, но в настоящий момент производство углеводородного сырья там находится на низком уровне. В ближайшее время интенсификации не ожидается, несмотря на громкие заявления Тегерана.

Кроме того, фактор иранской нефти уже давно учтен мировым рынком и существенно не обрушит котировки.

Напомним, что о снятии санкций с Ирана стали говорить с лета 2015 года, когда «шестерка» международных посредников (США, Франция, Великобритания, Германия, Китай и Россия)  и Тегеран достигли соглашения по иранской ядерной программе.

В начале 2016 года ранее оговоренные санкции были сняты. За этот промежуток времени рынок подготовился к тому, что определенные объемы нефти, которые есть в иранских хранилищах, появятся на внешних рынках. Нефтяные котировки существенно не отреагировали на выход Ирана из-под санкций.  Первый танкер с иранским «черным золотом» ушел к берегам Старого Света в феврале этого года и, что важно, был направлен компании Litasco, являющейся подразделением российского «Лукойла».

Почему же решение о выводе части российских войск совпало с фиаско А.В.Новака в Иране по вопросу «заморозки» производства нефти на уровнях января текущего года?

Как представляется, никто в российском руководстве и не делал серьезную ставку на то, что с Ираном можно будет договориться. Иранцы известны как переговорщики с весьма жесткой и прагматичной позицией. Кроме того, иностранные инвесторы готовы сегодня выйти на иранский рынок, ввиду чего Тегеран не будет добровольно «замораживать» добычу нефти на нынешнем уровне, порядка 2 млн баррелей в сутки.

Тем более, у основных конкурентов – Саудовской Аравии и России –  добыча примерно в пять раз больше. Иранцы ранее уже заявляли о том, что они не готовы «замораживать» добычу на нынешних уровнях. Иран выдержал санкционное давление Запада и сейчас тем более не пойдет на поводу у Эр-Рияда, с которым Тегеран конфликтует на политической и экономической ниве.

Так что изначально визит российского министра в Иран был анонсирован как переговоры о «заморозке» добычи нефти, но на деле стороны вполне могли в первую очередь обсуждать весь комплекс двусторонних отношений.

Стоит напомнить, что «острые углы» и «камни преткновения» на пути к эффективному и взаимовыгодному хозяйственному сотрудничеству у нас были всегда. Иран, как и другие экономические партнеры России, постоянно пытался продавить свои условия.

На этот раз так же не обошлось без традиционной «ложки дегтя»: Тегеран потребовал пересмотреть цены на договоры по постройке тепловой электростанции (ТЭС) и электрификации железной дороги, которые были заключены в ноябре 2015 года в ходе визита президента России В.В.Путина в Иран.

Пугаться этого не стоит – абсолютно нормальная практика при кооперации с иранской стороной, которая настроена весьма прагматично. В этой связи для позитивного решения сложившейся ситуации России, при непосредственном участии профильных структур, необходимо создать максимально комфортную деловую атмосферу с учетом собственных интересов и интересов контрагента.

Если сейчас Москва упустит свое место на иранском рынке, то туда оперативно придут западные и азиатские игроки, готовые поучаствовать в серьезных проектах.

При переговорах с иранцами не следует забывать о том, что они  тонкие дипломаты. Заявления иранских должностных лиц обычно строятся на обтекаемых формулировках.

Политические фигуры равные по статусу, но из разных ведомств часто противоречат друг другу (например, озвученные иранским истеблишментом прогнозы нефтепроизводства в стране «не бьются» по срокам и объемам добычи). К таким заявлениям, как и к местной статистике, всегда стоит относиться очень настороженно.

Это залпы из орудия информационной войны осуществляются Тегераном намеренно, чтобы добавить масла в огонь, ибо нефтяной рынок весьма остро реагирует на все новости, исходящие от поставщиков и потребителей. В этой неразберихе иранцы гнут свою линию, не позволяя России давить на них. В свою очередь, Москва отвечает им тем же.

Таким образом, тот факт, что в один период Россия начинает вывод части военных сил из Сирии, а Иран отказывается от проекта «заморозки» нефтедобычи и требует пересмотра существующих контрактов, являются совпадением.

Вынося за скобки нефтяной фактор, стоит подчеркнуть, что и Москвы и Тегерана, которые обоюдно поддерживают режим президента Б.Асада в Сирии, все же есть ряд принципиальных разногласий.

Прежде всего, это вопрос курдов. Поскольку курдский сепаратизм представляет угрозу всем странам, на территории которых они проживают (Иран, Сирия, Ирак, Турция), то эта карта не может быть разыграна без последствий для одного из государств.

В целом Иран, как и Россия, выступает за федерализацию Сирии. Однако когда дело доходит до обсуждения реальных механизмов возможного политического устройства Сирии, иранская позиция становится куда жестче, чем российская, поскольку в решении сирийского вопроса Иран пытается, помимо прочего, переиграть Саудовскую Аравию.

Иранцы серьезнее увязли в сирийском конфликте, нежели Россия. Для них там «цена вопроса» более высокая, чем для нас. Поэтому они не хотят развития региональных событий таким образом, чтобы последствия вновь очерченных контуров сирийской федерализации каким-либо образом негативно коснулись Ирана.

Примечательно, что за последние несколько месяцев президент Сирии Б.Асад сделал два публичных демарша против действий России. Возможно, что эти заявления сирийского президента связаны с позицией Ирана и явились отголоском конфликта России и Ирана?

Не секрет, что, несмотря на все обвинения в его адрес со стороны недоброжелателей и политических противников, Б.Асад – политик весьма дальновидный. Как только Россия пытается наладить с Ираном более плотный контакт, сразу же реагирует Сирия. Б.Асад понимает, что у Москвы есть свои интересы на сирийском театре действий, в частности это действующий пункт материально-технического обеспечения военно-морского флота (ВМФ) в Тартусе. В этой связи Дамаск вполне может играть на конфликте интересов, извлекая дивиденды. В большой политике всегда каждый сам за себя.

Например, Иран могли насторожить договоренности Москвы и Вашингтона о режиме прекращения огня в Сирии. Конечно, иранцы были готовы к этому, поскольку Россия с США имеют плотный контакт, несмотря на то, что являются геополитическими противниками, и в экономической сфере часто не могут договориться, конкурируя за рынки.

Однако Иран должен был публично отреагировать на действие Москвы и Вашингтона. Это все-таки мощное исламское государство, претендующее на лидерство в регионе Ближнего и Среднего Востока, конкурирующее с Саудовской Аравией и другими игроками. Не могут строптивые иранцы позволить Москве единолично выиграть войну в Сирии и тем самым получить Б.Асада в «подарочной обертке».

И, безусловно, вспоминая случай, когда в результате введенных в 2010 году Совбезом ООН санкций против Ирана российская сторона на время заморозило поставку последнему зенитно-ракетные комплексы С-300, иранцы при любой возможности пытаются высказать свое недовольство в адрес Москвы.

Тегеран иногда делает жесткие заявления в адрес российских руководителей и в адрес нашей политики. Например, недавно, министр нефти Ирана Б. Зангане, отвечая на вопрос, может ли Россия добиться от Ирана «заморозки» нефтедобычи, призвал заинтересованных игроков, включая наше государство, оставить их в покое до тех пор, пока Иран не вернется к досанкционным показателям производства сырья.

В свою очередь, министр А.В. Новак в ходе своего недавнего визита все равно попытался продавить этот вопрос. Результат – стороны не договорились.

И не договоримся, потому что, как было ранее отмечено, у Ирана уже есть четко занятая позиция. Поскольку вопрос нефти – один из основных в российско-иранских отношениях, то при любом удобном случае иранцы пытаются публично вставить России палки в колеса.

«Заморозит» Иран добычу или нет – не так важно для России и нефтяного рынка в целом. Рынок будет штормить не только из-за Ирана. Есть ряд важных факторов: динамика количества буровых установок и коммерческих запасов в США, замедление темпов роста мирового хозяйства, спекулятивный фактор.

Трейдеры, занимающиеся продажей нефти, могут играть на различных новостях по своему усмотрению. Около 95–97 процентов всех фьючерсных контрактов на поставку сырья («бумажной нефти») вообще не реализуются, оставаясь лишь на бумаге.

Физический объем добычи «черного золота» со стороны ИРИ сильно не изменился даже после снятия санкций в январе текущего года и серьезно не увеличится в ближайшей перспективе. В этой связи для здравомыслящих профессионалов отрасли иранский фактор далеко не определяющий среди прочих.

Стоит напомнить, что в феврале с.г. министры энергетики 4 стран (Саудовской Аравии, Катара, Венесуэлы и России) договорились о «заморозке» нефтедобычи на уровне 11 января текущего года. 17-го апреля (первоначально планировалась 20 марта) ожидается схожая встреча нефтедобывающих стран в Дохе, столице Катара. При этом российской стороной заявлено об участии около 15 государств, готовых сесть за стол переговоров.

Не исключено, что встречу ключевых поставщиков могут опять перенести. Необходимо четко понимать: основные договоренности достигаются кулуарным способом, и, когда уже проводятся такие встречи с участием средств массовой информации, это уже фактически подтверждение того, что было достигнуто за закрытыми дверями.

Основные нефтепроизводители сейчас постоянно находятся в двустороннем и многостороннем диалоге. Переговоры не прекращаются, потому что низкие цены на нефть никого не устраивают. Исходя из этого, полтора десятка стран вполне могут участвовать в намеченной встрече, причем здесь будут, как основные поставщики, так и наблюдатели в лице потребителей (например, Китая).

Однако нужно быть готовым к тому, что достигнутые в результате договоренности могут быть и не реализованы на практике.

Среди самих участников Организации стран – экспортеров нефти (ОПЕК), куда входят 13 государств, согласия нет. Если к «разноголосице» картеля подверстать других игроков, у которых совсем иные взгляды на энергетическую политику, то здесь может возникнуть совсем тупиковая ситуация. Встреча, может, и состоится, но каков будет ее результат.

Никто не может дать гарантий, что Иран будет в списке этих игроков. Однако до времени проведения встречи может произойти очень много различных событий на международной арене, которые способны повлиять на решение Ирана: приезжать в Катар или нет.

Напомним, что итоги переговоров «квартета», прошедших в прошлом месяце в Катаре, серьезно не повлияли на рынок.

Нефтяной фактор в российско-иранских отношениях тесно связан с газовыми «баталиями». Здесь Иран также выступает конкурентом России, заявляя, что в скором времени обеспечит внушительный объем поставок «голубого топлива» в Европу, которая является основным рынком сбыта российских углеводородов.

Если посмотреть объективно, отбросив пропаганду и эмоциональную риторику, то более или менее серьезное появление Ирана на европейском газовом рынке станет возможным не раньше чем через 5–7 лет, при условии постоянного иностранного инвестирования в газодобычу и применения зарубежного высокотехнологичного оборудования на иранских газовых месторождениях.

Тем не менее, бросается в глаза то, что бескомпромиссные визави на сцене хотят и готовы взаимовыгодно работать в различных отраслях за кулисами, что продемонстрировал мартовский визит А.В.Новака.

В частности, Россия и Иран могут осуществлять своповые (обменные) поставки газа. «Газпром» мог бы экспортировать сырье на север Ирана ( газ на север страны, где расположен промышленный центр, поставляется с месторождений Персидского залива на юго-западе, что несет дополнительные издержки по транспортировке) через Армению или Азербайджан, а в обмен получать топливо в местах добычи на юге Ирана в виде либо сжиженного, либо трубопроводного газа.

С этим «голубым топливом» Россия вполне могла бы войти на рынок Пакистана и Индии, но в отдаленной перспективе. Дело в  том, что действующих заводов по производству сжиженного природного газа (СПГ) у Ирана нет: страна начала строительство завода по сжижению газа, однако проект был заморожен из-за действовавших несколько лет санкций.

Мощности по производству СПГ могут быть введены в Иране через 5 или более лет. В свою очередь, Россия, имеющая избыток газа (около 200 млрд куб. м), способна поставлять Ирану столько сырья, сколько потребуется, но ИРИ ограничена в экспортных возможностях, поэтому объемы, скорее всего, будут небольшими, около 5–10 млн куб. м в сутки, их можно поставлять через Прикаспийский газопровод в Азербайджане.

Российские углеводороды облегчили бы жизнь Ирану на фоне роста объема газопотребления в стране, который зимой импортирует газ из Туркменистана.

Кроме того, российские специалисты могли бы быть полезны при интенсификации углеводородного производства в ИРИ.

Таким образом, проанализировав публичное и закулисное поведение Тегерана по отношению к нашему государству, становится понятно следующее.

Нефтяное давление со стороны Ирана не являлось причиной для решения российского президента вывести часть  военного контингента из Сирии.

Нефтегазовый фактор часто используется иранцами в спекулятивных целях. Заставляя говорить о себе, провокационное поведение ИРИ позволяет нефтяным трейдерам играть с котировками, что отнюдь не отвечает интересам России.

Невзирая на «браваду» по поводу скорой реанимации нефтепроизводства, достижения досанкционного уровня добычи сырья, Иран вряд ли сможет осуществить эти планы в те сроки, которые называют его официальные лица.

В обозримой перспективе опасаться наплыва иранского газа и нефти в Европе не стоит, так как ИРИ все еще имеет дефицит финансовых ресурсов и нехватку соответствующих технологий для интенсификации добычи углеводородов, а запасы сырья в хранилищах постепенно иссякнут.

Россия может выступить в качестве традиционного партнера, способного облегчить Ирану доставку сырья на северные территории, где они промышленно необходимы, а также способствовать развитию добычи нефти и газа в южной части страны.