Особенности сирийского конфликта и сложность его разрешения определяются рядом глубинных внутренних процессов, которые подспудно зрели на протяжении нескольких последних лет и выплеснулись на поверхность в переломный для страны и общества момент.
Особый характер сирийского протестного движения определялся традиционно существовавшей разницей между городом и деревней в Сирии и той ролью, которую сыграла в восстании периферия, по крайней мере, на его начальном этапе.
Как известно первые наиболее сильные очаги народных протестов вспыхнули в провинциальных центрах. Отчасти это объяснялось тем, что именно там силы безопасности и армия, прежде всего, утратили свой авторитет среди местного населения. Имело также значение резкое ухудшение социально-экономического положения населения периферии из-за ряда неурожайных годов и сильнейшей засухи 2010 г. В результате накануне начала сирийских событий в крупные городские центра страны потянулись разорившиеся фермеры и потерявшие работу сельские жители, общая численность которых насчитывала по некоторым данным около 1 млн человек. Принятая режимом Б.Асада в середине 2000-х годов политика приватизации привела к острой социальной поляризации общества, обнищанию и маргинализации значительных масс населения в сельских местностях. Одновременно политика Дамаска по поддержки исламского сопротивления в Палестине и Ливане усиливала консервативные религиозные настроения в депрессивных районах сирийской глубинки. В результате это привело к тому, что население этих местностей оказалось наиболее восприимчивым для самых радикальных идей. Одновременно, снизилась роль умеренного ислама в сирийском обществе, что усилило экстремистские аспекты в восприятии населением государственной политики и идеологии. Сложившаяся ситуация оказалась наиболее благоприятной для роста идей радикального исламизма, а последующие действия властей после начала массовых народных протестов только укрепили его позиции. Подобные настроения в обществе послужили прекрасной матрицей для распространения джихадистских идей, как местного происхождения, так и пришедших из-за рубежа.
Именно представители этой группы населения, которые в течение нескольких последних лет заполняли пригороды крупных городских центров, сыграли роль своеобразного катализатора сирийского восстания. Наиболее радикально настроенные представители этой новой городской периферии требовали свержения власти, которая сама более полувека тому назад пришла из дальних горных сел и захватила города, создав там свою культуру и установив свои порядки. Эта же группа протестного движения хотела установить свой новый тип власти, создать новый общественный порядок, основанный на иных принципах как продукт культуры «мегаполисов», мировосприятия «новых» горожан.
В то же время в Дамаске и Халебе (Алеппо) интеллектуальная, экономическая, торговая элиты не хотели участвовать в восстании и не желали испытывать все связанные с ним риски. В таких городах, как Дамаск и Халеб (Алеппо), можно было с достаточной долей уверенности выделить (по месту жительства) очень бедные слои населения, готовые поддержать восстание. Одновременно с этим их более состоятельные соседи из представителей среднего класса и торгово-промышленной буржуазии не приветствовали это восстание, а многие жители зажиточных кварталов тесно связывали свое благополучие с режимом Б.Асада.
Таким образом, сирийский кризис вывел на политическую авансцену новые социальные силы, обнажив искусно замаскированный и приглушенный режимом Хафеза Асада весь спектр острых социальных противоречий, клановых, конфессиональных, этнических и земляческих конфликтов. Прежде внешне единый сирийский социум в условиях обострения кризиса стал стремительно раскалываться по указанным выше конфликтным линиям, серьезно радикализовав исламистские настроения в стране.
В результате в сирийском национальном движении, возродившемся на волне «арабской весны» возобладали религиозные настроения радикального характера. Практически была сведена на нет его светская составляющая. В период 40-х г.г. XX столетия светские силы сыграли ведущую роль в борьбе сирийского народа за национальную независимость, а их идеология послужила основой формирования политической системы и государственных институтов современной Сирии.
В свою очередь в протестном сирийском социуме сложилась принципиально новая ситуация. В мировоззрении многих социальных групп населения, стоявших в авангарде вооруженной борьбы, возобладали представления о правящем режиме как «оккупационном», вступившим в преступный заговор с Ираном, рядом влиятельных мировых держав и Израилем, с целью порабощения арабских народов и их подчинения инонациональному господству. В практическом плане подобное мировоззрение послужило мощным мотивом борьбы за свержение правящего режима.
Отмеченные настроения были искусно использованы различного рода внутренними и внешними силами, которые под флагом религии, стремились реализовать свои истинные цели в Сирии и на Ближнем Востоке, в целом. В подобной ситуации противоборствующим сторонам естественно не удалось долго удерживать радикальные исламистские настроения в рамках логики ведущейся борьбы. Достаточно быстро они сами стали заложниками исламистских настроений джихадистского характера и были вынуждены следовать в русле данных идеологем. В результате политические цели борьбы в Сирии были подчинены данной идеологией, которая постепенно охватила вовлеченные в сирийский конфликт региональные и международные силы, став одним из главных мотивов их действий.
Действительно, сегодняшний пример Сирии, а также Ирака показывает, что идея джихада все еще имеет большое влияние, и у этой идеи нет недостатка в добровольцах, готовых пожертвовать во имя ее жизнью. Хотя джихад главным образом направлен против оказавшихся под инонациональным влиянием собственных правящих элит, и лишь во вторую очередь – против неверных, мотивационная сила этой идеи в арабо-мусульманском мире столь же сильна, как и раньше. Все это свидетельствует о том, что и сегодня идея войны как продолжения религии, особенно в экстремистских формах, вовсе не умерла. При этом необходимо иметь в виду, что ислам намного медленнее, чем другие религии отказывался от идеи религиозной войны. Несмотря на внешне светский характер власти во многих арабских государствах Ближнего Востока, в них все еще был силен элемент фундаментализма.
Действительно, если рассматривать арабские восстания в рамках религиозной парадигмы, то получается, что те страны, где они произошли и продолжаются (в том или ином виде) отличались большинством суннитского населения. То есть главной движущей силой этих народных восстаний были и есть сунниты. И Сирия, где 75% населения исповедует ислам суннитского толка, не является исключением.
В условиях же вооруженной борьбы открылся путь для возвращения суннитов к власти, которую они в той или иной степени старались сохранять в своих руках практически без перерыва с момента возникновения халифата Омеядов в 661 г.н.э.
При этом необходимо иметь в виду, что изначально ислам суннитского толка содержал много элементов, которые условно можно было назвать светскими, демократическими. Вернее он был более восприимчив к их осмыслению.
Однако, отмеченная роль периферии оказала специфическое влияние на религиозные аспекты восстания, которые по своему типу больше напоминали бедуинский характер, сельскую атрибутику и именно этим объясняется такое распространение ислама салафитского толка по сравнению со скромной ролью традиционного суфийского вероучения. Салафитские идеи расцвели, прежде всего, в условиях провинциальных центров. Вклад так называемого цивилизационного ислама, присущего городским элитарным слоям, буржуазии, торговцам, интеллигенции, военным, носил весьма скромный характер, как среди гражданских, так и военных участников вооруженного движения. Это становилось очевидным на примере весьма скромного присутствия суфийского элемента, как в отрядах вооруженной, так и гражданской оппозиции.