На фоне последних по времени поражений «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России) в Сирии и Ираке американские эксперты всерьез ожидают реализации сценария возможного его объединения с «Аль-Каидой» (запрещена в России). По крайней мере, такой тезис в последнее время активно вбрасывается профессором Джорджтаунского университета Б.Хофманом. При этом возможность такого альянса ряд источников, которые близки к Пентагону, оценивают как «фактически нереальную». Они мотивируют свою точку зрения, прежде всего, открытой враждой, которую демонстрируют по отношению друг к другу лидеры этих группировок. В частности, на полях информационного пространства лидер ИГ Абу Бакр аль-Багдади неоднократно подвергал резкой критике как лидера «Аль-Каиды» Аймана аз-Завахири, так и родственную ей организацию «Джебхат ан-нусру» (запрещена в России) и ее лидера Абу Мухаммеда аль-Джулани. Кроме того, печатный рупор ИГ журнал Rumiyah открыто называет А.аз-Завахири «нечестным, склонным к манипуляциям человеком», неоднократно обвиняя в отходе от «чистого наследия» Усамы бен Ладена. А.аз-Завахири также в долгу не остается, открыто называя последователей ИГ «хариджитами», то есть «отступниками». Англоязычный журнал «Аль-Каиды» в Сирии, который начал выходить 27 февраля с.г., обрушился с жесткой критикой стратегии ИГ, а Абу Бакра аль-Багдади изобразил на обложке в пламени ада. Но дело не только в личных амбициях и праве на лидерство всем мировым салафитским движением. По оценке аналитиков из Пентагона, противоречия между ИГ и «Аль-Каидой» носят идеологический характер. Абу Бакр аль-Багдади и его сторонники считают для себя неприемлемым трактование «ближнего» и «дальнего» врага, которое исповедует «Аль-Каида», и особенно пассаж в «Трактате о джихаде» Аймана аз-Завахири, в котором он призывает не нападать на шиитов и представителей других течений в исламе, если только они не делают этого сами. Также следует избегать нападений на сикхов, христиан и буддистов, если они не нарушают заповедей ислама и живут в той или иной мусульманской стране в соответствии с ними. Шииты при этом называются врагами второй категории, а первыми обозначаются американцы и иные западники. А.аз-Завахири также призывает отказаться от нападений на мечети иных сект и течений в исламе, что для сторонников ИГ также является неприемлемым. Имеются разногласия и толковании сторонниками «Аль-Каиды и ИГ понятия такфира, который, по мнению последних, позволяет автоматически и полно «маркировать» отступников от веры и, соответственно, атаковать их. В «Аль-Каиде» считают, что в данном случае необходима «умеренность и осмотрительность». То есть, другими словами, по версии американцев, глубокие идеологические разногласия и личные амбиции не позволят этим двум течениям в радикальном исламе объединиться в полной мере. Хотя можно ожидать в отдельных случаях и кооперацию между ними для решения локальных задач.
В этой связи позволим себе ряд замечаний. Возникновение ИГ, как некой структуры, состоялось прежде всего в силу стремления иракской (и в меньшей степени) сирийской суннитской элиты возвратить себе силой то привилегированное положение в социальной и экономической иерархии, которое они потеряли после свержения режима С.Хусейна. В этой связи и последовало восстание этой самой элиты, костяк которой составляли бывшие баасисты, и присоединение к этому процессу Сирии, что преследовало, прежде всего, цель «пробития» транспортных коридоров в Турцию в рамках контрабанды иракской нефти. Таким образом, ИГ было чисто локальным инструментом в руках местных суннитов и их зарубежных спонсоров в лице Катара, а затем Турции для решения своих узконациональных задач. Когда этот эксперимент полностью удался, начали появляться «франшизы» ИГ в других мусульманских странах. При этом бренд ИГ был призван заменить собой порядком скомпрометировавший себя бренд «Аль-Каиды». Но самое главное, что в последнем случае это был инструмент распространения влияния Саудовской Аравии, а в случае ИГ — ровно такой же инструмент, но в руках Катара и Турции. То есть и в том, и в другом случае мы имеем дело с попыткой КСА и Катара соответственно распространять свое влияние в мусульманском мире с использованием «исламистского фактора». Что объясняется в первую очередь наличием больших финансовых средств у этих стран при одновременно ничтожно малом боевом потенциале их вооруженных сил. Ключевой разницей в данном случае является и то, что Катар использовал всегда и везде под брендом ИГ исключительно локальные суннитские движения в конкретных странах. Несмотря на всю риторику о «всемирном халифате», что было необходимо для привлечения иностранного пушечного мяса, ИГ во всех странах имеет ограниченную националистическую природу с конечной целью взятия власти в том или ином государстве. «Аль-Каида» изначально же задумывалась, как «наднациональное мероприятие», необходимое для поддержания в той или иной стране необходимого градуса своего влияния со стороны КСА, и тезис о необходимости взятия государственной власти среди ее сторонников никогда не присутствовал. Это просто не отвечало национальным интересам КСА, которые на примере Афганистана четко поняли, что такие проекты создания «террористических стран» в современном мире не проходят.
Вопрос в данном случае не в амбициях отдельных лидеров и не в научных дискуссиях в отношении необходимости нападения на шиитов (кстати, со времени написания «Тракта о джихаде» в 2013 году позиция «Аль-Каиды» по этому вопросу сильно трансформировалась, что мы видим на примере деятельности «Джебхат Ан-Нусры» в Сирии). Суть проблемы опять же в конкретных устремлениях конкретных зарубежных спонсоров этих организаций и степени их финансовой самостоятельности. Применительно к Ираку вопрос структурного выживания ИГ лежит в плоскости способности Багдада и Вашингтона предложить суннитской элите приемлемые правила игры на государственном и экономическом поле. То же самое с небольшими оговорками (вместо Вашингтона и Багдада — Тегеран, Москва и Дамаск) справедливо и по отношению к Сирии. С той только разницей, что в Сирии местные сторонники просаудовской «Аль-Каиды» на порядок мощнее, и к компромиссам они не готовы при нынешнем уровне материальной поддержки со стороны Эр-Рияда. Повторим, что мы сейчас говорим о глобальных вещах, а не о перебежках двух-трех тысяч или сотен местных и иностранных фанатиков из одной организации в другую. На самом деле есть просто фанатики и пассионарные группы, которые воюют просто потому, что это единственный способ самовыражения для них. Но они не делают погоды. Вот именно от этой способности того же Эр-Рияда финансировать дальнейшую борьбу подконтрольных себе групп в Сирии и обеспечивать тем самым поглощение ими раздробленной после взятия Ракки и Дейр эз-Зора ИГ, и определяется гипотетическая вероятность реализации сценария «объединения» «Аль-Каиды» и «Исламского государства». Или, вернее, того, что от него останется после разгрома его основных сил в Сирии и ухода иракской части на родину. Многое также будет зависеть и от позиции Анкары и ее стремления монополизировать под своим знаменем оппозиционное движение на севере Сирии, что в случае реализации может вообще вынести за скобки эту тему в силу крайней минимизации влияния «Джехат Ан-нусры» в принципе после взятия совместными усилиями Москвы, Анкары, Тегерана и Дамаска основного ее оплота в Идлибе.