Первый официальный визит в Москву нового Госсекретаря США Рекса Тиллерсона, проходил на фоне кризиса в отношениях двух стран, вызванного недавней ракетной атакой ВМС США по авиабазе сирийской армии «Шайрат». Эта атака стала американским ответом применение химического оружия в районе Хан-Шейхун в провинции Идлиб, которая привела к многочисленным жертвам среди гражданского населения.
Политический фон
Собственно, триггером обострения дипломатического конфликта и стал то факт, что США считают виновником химической атаки официальное руководство Сирии (в силу чего ее авиация и стала объектом «операции возмездия»). В то время как сам президент Сирии Башар Асад, и Россия, фактически обеспечивающая в последние годы дипломатическое выживание правящего в Дамаске алавитского режима, а с 2015, когда в Сирии появился российский военный контингент – и его выживание на поле боя, его причастность к химической атаке пока отрицают, возлагая вину на противников Б.Асада. Потому ключевой темой переговоров госсекретаря Рекса Тиллерсона и министра иностранных дел России Сергея Лаврова, ожидаемо стал сирийский вопрос.
Как мы отмечали в ранее, мнения в американском политическом и информационно-аналитическом сообществе по поводу решения Дональда Трампа нанести ракетный удар по авиабазе в Сирии разошлись. Часть полагает оправданной линию прежнего президента США, Барака Обамы, который в 2013 году и позднее отказался от обещанной им силовой реакции на объявленное применение правительственными войсками Сирии оружия массового поражения. Б.Обама, несмотря на нарушение Асадом установленных самим президентом США «красных линий», предпочел принять обязательства Дамаска передать имеющиеся у него запасы ОМП под международный контроль для последующего уничтожения пол гарантии России, и тем самым, по его словам, добился большего, чем можно было ожидать от любых силовых решений. Соответственно, цена вопроса – фактическое игнорирование сохранения в руках режима части БОВ и эпизодического использования этих боеприпасов, легитимация Асада как субъекта процесса, с которым, несмотря ни на что, придется иметь дело, и появление в Сирии военного контингента РФ – является, с этой точки зрения, приемлемой альтернативой прямого американского вмешательства в сирийский конфликт.
Согласно логике сторонников такого подхода, лучшее, что может сегодня делать администрация Д.Трампа в этом вопросе –продолжать воздерживаться от прямого военного вмешательства. И тем самым не становиться фактическим союзником одной из противоборствующих и одинаково малосимпатичных «свободному миру» сил, предоставив проправительственному шиитскому блоку и конгломерату суннитских оппозиционеров самим выяснять отношения. В каком-то смысле аргументом в пользу такого понимания является реакция сирийской оппозиции, которая, приветствуя американскую атаку, призвала распространить подобные шаги на все аэродромы правительственных войск, а также установить бесполетные зоны для того, чтобы предотвратить бомбардировки оппозиционных сил ВВС САР. Даже не говоря о том, что подобный проект, который мог бы быть до 2015 года реализован администрацией Б.Обамы, после появления в Сирии ВКС РФ становится мало реальным, призыв оппозиции намного больше напоминает обращенное США требование о выполнении ими односторонне взятых союзнических обязательств, чем просьбу об одолжении.
Сторонники другого подхода тем не менее, полагают, что несмотря на все возможные проблемы решения Д.Трампа, средне- и долгосрочные стратегические издержки репутационных потерь Соединенных Штатов, отказавшихся, при прежней администрации, соблюдать собственные ультимативно заявленные принципы, существенно превосходят указанные краткосрочные выгоды линии Б.Обамы. В этой связи обращает на себя внимание высказывание 94-летнего патриарха арабо-израильской челночной дипломатии, бывшего госсекретаря в администрации Р. Никсона Г.Киссинджера, сделанное им в интервью, опубликованному незадолго до выборов президента США влиятельным американским ежемесячником The Atlanic. «Репутационный статус (credibility) государства подобен человеческому характеру: он дает гарантии, что на это государство могут уверенно полагаться друзья, а противники будут всерьез воспринимать его угрозы. [Восстановление Америкой] такого статуса после очевидного психологического разрыва [последних лет] и должно быть ключевым компонентом ее стратегии».
Именно этот аргумент Киссинджера (который, по некоторым сведениям, является неофициальным внешнеполитическим консультантом Дональда Трампа) был целиком воспринят новым президентом, тем более, что он вполне соответствует линии на отказ от тех компонентов внешнеполитической стратегии его предшественника, которые, по мнению нынешнего хозяина Белого дома, привели к существенной инфляции статуса США как великой державы.
Израильские реакции и ближневосточный контекст
Судя по однозначно положительным и, что нетривиально, солидарным комментариям из столиц умеренных суннитских режимов региона (за исключением Египта), американский ракетный удар 7 апреля – это те самые действия, которых многие на Ближнем Востоке ждали уже давно. Понятно, что восстановление Д.Трампом «красных линий» в отношении режима Асада, равно как и его критику фактической легитимации ядерной программы Ирана, эти режимы готовы рассматривать в качестве позитивного изменения прежнего курса США, который ими воспринимался как чуть ли не как предательство Бараком Обамой интересов традиционных союзников Вашингтона в пользу интересов шиитской «оси зла». Показательно, что арабские лидеры региона на этот раз не прилагали и особых усилий скрыть тот факт, что их интересы в этом смысле мало отличаются от интересов Иерусалима – в отличие от их традиционного желания всеми силами избежать публичной демонстрации совпадения тех или иных тактических и стратегических целей «умеренных» суннитских режимов и Израиля.
Что касается самого Израиля, то тон там вначале задал президент Реувен Ривлин, который определил ответный удар по авиабазе в Хомсе после трагедии в Идлибе в качестве «примера всему свободному миру», который, по мнению Ривлина, «должен поддержать любые шаги, необходимые, чтобы положить конец жестокостям войны в Сирии».
Премьер-министр Израиля, который назвал применение БОВ «недопустимым действием», также поддержал президента США, который, как считает Б.Нетаньяху, «дал однозначно понять, что не будет терпеть использования и распространения химического оружия». И, что было тоже ожидаемо, поспешил выразить надежду на то, что Д.Трамп будет решительно действовать не только в отношении Дамаска, но также в отношении Тегерана, Пхеньяна и других подобных режимов. В том же духе высказался и член военно-политического кабинета, министр транспорта и разведки Исраэль Кац, который назвал ракетный удар США «важным стратегическим ходом» и «логичной реакцией великой державы на пересечение «красных линий» жестоким диктатором и четким посылом поддерживающей его оси во главе с Ираном».
Показательно, что ракетный удар США по авиабазе сирийских правительственных ВВС поддержал и формальный лидер израильской оппозиции, глава блока «Сионистский лагерь» Ицхак («Бужи») Герцог. Который определил происшедшее 7 апреля как «важное послание “дамасскому мяснику”, переданное в правильное время и в правильном месте». Иными словами, решение президента США Дональда Трампа о нанесении удара по сирийской авиабазе, за исключением осторожно-невнятных реакций ультралевых и арабских кругов, вызвала позитивные отклики практически всего политического спектра – случай для израильской политической практики, прямо скажем, нечастый.
Чем же можно объяснить такое единодушие, и в чем, с точки зрения официального Иерусалима, здесь состоит израильский интерес?
На наш взгляд, этот интерес включает два аспекта – обще-региональный и двусторонний. Первый связан с имевшим место устойчиво-низким уровнем доверия израильских лидеров к звучащим в предшествующее восьмилетие из Вашингтона гарантиям безопасности Израиля, положившись на которые еврейское государство и должно было, по замыслу советников предыдущего президента США, оплатить своими кардинальными уступками на палестинском и иранском треке тогдашнее прочтение американских интересов на Ближнем Востоке. Помимо того, что подобные идеи не находили понимания большинства израильского общества и его политического класса, опасения Иерусалима вызывала и направленность тогдашнего нового курса США в регионе, предполагавшая «прагматичный» подход к системе общих ценностей и долгосрочных стратегических обязательств, на которых традиционно строились американо-израильские отношения. В силу чего израильские лидеры не исключали шанса остаться один на один с (по мнению израильтян, неизбежно негативными) последствиями таких экспериментов. А эскапистская линия США в сирийском кризисе лишь добавляла к этим опасениям новые аргументы.
Что касается отношения к ситуации в Сирии самого Израиля, то американо-израильские разногласия, имевшие место на протяжении обеих каденций Барака Обамы по большинству аспектов национальной безопасности (разумеется, за исключением продолжавшей динамично развиваться даже на пике этих разногласий сферы военно-технического сотрудничества), так или иначе влияли и на этот аспект. В отличие от США, Израиль, на протяжении всех 6 лет сирийского кризиса, считал, что режим Башара Асада является не лучшей опцией для обеспечения стабильности в регионе. Во всяком случае, израильский министр обороны Авигдор Либерман не упускал случая заметить, что те, кто ищет стабильности в Сирии, должны понимать, что это будет невозможно при сохранении Асада у власти. И того же мнения, временами выбирая более мягкие определения, явно придерживались и премьер-министр Биньямин Нетаньяху, и другие ключевые представители военно-политического руководства Израиля.
С другой стороны, само по себе видение США о том, что Израилю следовало поддерживать линию невмешательства в сирийский кризис, в Иерусалиме возражений не вызывали. Однако, в свете проблематичного отношения Вашингтона к соблюдению Дамаском ими же установленными «красным линиям», оставался вопрос – в какой степени американские гарантии безопасности, данные своему стратегическому союзнику, будут релевантными, если этот кризис «перехлестнет» границы еврейского государства – в чем, по всем признакам, были бы заинтересованы иранские патроны официальной Сирии?
В этих условиях, как нам уже приходилось отмечать, израильские лидеры предпочли пойти на прямые договоренности с Москвой, где также проявили готовность учесть некоторые из израильских интересов. Включая понимание причин, по которым Израиль не готов допустить открытие нового антиизраильского фронта Ирана со стороны сирийской части Голанских высот, а также усилий по пресечению поставок режимом Асада или через него иранских и российских вооружений враждебным Израилю террористическим группировкам радикальных исламистов.
В том, что эта, отработанная в ходе многочисленных российско-израильских контактов на высшем уровне и профессиональных команд двух стран схема работает, свидетельствует отсутствие открытых возражений российской стороны на действия, предпринятые ЦАХАЛом (или приписываемые ему) в 2015-2017 годах. Например, нанесенных в этот период четырех десятков ударов (впятеро больше, чем за два предыдущих года) по находящимся в Сирии складам и транспортам вооружений, включая российских, предназначенных для передачи ливанской «Хизбалле», и способных повлиять на стратегический баланс в районе северных границ Израиля. А также жесткое подавление израильскими ВВС и артиллерией ЦАХАЛа источников эпизодических обстрелов территории Израиля с сирийской стороны, и сирийских ПВО, пытавшихся открыть огонь по израильским самолетам. В свою очередь, в Иерусалиме, вопреки многолетним усилиям не допустить передачи Сирии российских ЗРК С-300, достаточно сдержанно отнеслись к развертыванию там намного более продвинутой версии этих комплексов, будучи уверены, что поставленные им боевые задачи, по крайне мере сегодня, находятся вне контекста израильско-сирийских отношений.
Российский фактор
Потому вопрос, в какой степени эти, в принципе, устраивающие обе стороны понимания, вплетенные в схему достигнутых в 2015 и 2016 гг. договоренностей между Израилем и США и между США и Россией, остаются релевантными в новой ситуации, является далеко не праздным.
На первый взгляд, ответ на этот вопрос, скорее, отрицательный. Россия отвергла предъявленные сирийскому режиму обвинения в использовании химического оружия против мирных граждан и резко осудила американский «удар возмездия».
По информации СМИ, в разговоре с Б.Нетаньяху президент России В.В.Путин также выразил неудовольствие тем, что Израиль принял американскую и в целом западную версию событий, не дожидаясь итогов «независимого международного расследования». Что некоторые израильские эксперты поспешили назвать «тревожным признаком возможного негативного влияния на координацию действий Израиля и России в Сирии, и на готовность России прислушиваться к израильским пожеланиям не допустить Иран к израильским границам». Со своей стороны, в арабскую прессу из неких источников была немедленно «слита» информация о том, что Сирия, Иран и «Хизбалла» взвешивают возможность атаковать Израиль, если американские атаки в Сирии будут продолжены. (Впрочем, степень надежности источника, как и серьёзность этих заявлений остается под вопросом, не говоря уже о том, что ненависть к еврейскому государству этих субъектов вряд ли нуждается в дополнительных мотивах).
Заметим, что и до описываемых событий в Иерусалиме отмечали усиление присутствия боевиков «Хизбаллы» и иранского КСИР на сирийской части Голанских высот, располагающих, среди прочего тяжелой артиллерией российского производства (о том, что израильтянам это известно, Б.Нетаньяху проинформировал В.В.Путина на их встрече в марте с. г.). И, соответственно, выражали скепсис по поводу способности Россия в такой ситуации гарантировать спокойствие в районах, примыкающих к израильским границам.
В этом смысле, санкционированный Д.Трампом удар ВМС США по авиабазе в Сирии в ответ на предполагаемую химическую атаку режимом Асада лишь ускорил события, сподвигнув Нетаньяху выдвинуть идею создания буферной зоны между Израилем, Иорданией и Сирией «в рамках любой будущей резолюции о прекращении шестилетней сирийской гражданской войны». По информации израильских СМИ, создание такой зоны безопасности, в обеспечение которой израильские военные непосредственно вовлечены не будут, призвано держать силы Ирана и «Хизбаллы» на безопасном расстоянии от израильской территории, а также служить фактором поддержания региональной стабильности. Именно в таком контексте, по тем же данным, эта идея уже рассматривается на международном уровне.
Мнение России по этому поводу пока не поступало. Но в любом случае, в Москве уже дали понять, что в случае углубления конфронтации Сирии и США, ее симпатии и поддержка будут с Дамаском, который, вместе с «Хизбаллой» и Ираном, не скупится на угрозы в адрес американцев (например, не исключают возможности атаковать американские цели в Персидском заливе). На первый взгляд, это и есть ответ на заявление Рекса Тиллерсона на встрече министров иностранных дел крупнейших экономических развитых стран (Group G7) в итальянском городе Лукка 11 апреля с. г. Накануне своего отъезда в Москву, Тиллерсон так представил совместную позицию этой группы и их ближневосточных союзников: «России придется выбирать между Соединенными Штатами и западными единомышленниками, или режимом сирийского президента Башара Асада, Ираном и «Хизбаллой». Нам понятно, что правление клана Асада приближается к концу, и мы надеемся, что российское правительство поймет, что держаться за такого ненадежного партнера непродуктивно».
Российские представители ожидаемо отвергли саму мысль о возможности обсуждать ультиматумы такого рода как «бесполезные и контрпродуктивные». И параллельно с заявлениями Россия приостановила действие механизма координации с Соединенными Штатами полетов в воздушном пространстве Сирии, что, теоретически, чревато возможностью столкновений американских и российских ВВС. Все это, казалось бы, подтверждает аргументы тех, кто считает, что действия США в Сирии подтолкнули Россию к тесному союзу с Ираном и его сателлитами, что увеличивает и риск нового масштабного регионального конфликта.
Выигрыши и издержки
И все же, у этой истории есть и иная сторона.
Во-первых, хотя Россия и США представили взаимоисключающие данные об эффективности американского ракетного удара по базе ВВС Сирии, оба сообщения сходятся в одном пункте – это сравнительно низкие потери среди личного состава базы, причем в американском оборонном ведомстве подчеркивают, что были приняты меры для того, чтобы минимизировать человеческие жертвы. Кроме того, отмечается, что не наносились удары по объектам, где могли храниться арсеналы химического оружия. В этой связи нельзя не заметить, что вооруженные силы США 7 апреля провели свою операцию именно в стиле примерно тех же договоренностей, которые были в свое время достигнуты между Биньямином Нетаньяху и Владимиром Путиным. Россияне, которые используют «Шайрат» в качестве базы своих военно-космических сил в Сирии, были предупреждены практически одновременно с партнерами США по НATO и Израилем, из чего следует наличие американской установки непременно избежать удара непосредственно по российским военным.
Считается что Москва в свою очередь уведомила Дамаск, благодаря чему часть самолетов, и не только российских, но и часть сирийских сумели покинуть авиабазу до нанесения удара. Так или иначе, российский контингент в Сирии, и Россия как субъект конфликта, остались в стороне. В пользу этой версии говорит хотя бы тот факт, что запланированный до обострения двусторонних отношений визит госсекретаря США в Москву отменен не был – лишь, что понятно, сместил акценты в повестке дня.
Далее, американцы уже дали понять, что их атака на Сирию есть одноразовая акция, целью которой было послать внятный сигнал всем вовлечённым в конфликт субъектам, о том, что свобода их маневра в Сирии не является безграничной. Но это не значит, что Вашингтон, как минимум, на этом этапе, намерен осуществлять масштабное военное вмешательство на стороне одной их противоборствующих в Сирии группировок. Как максимум, американцы могут взвесить введение дополнительных экономических санкций против Дамаска, на возможность чего намекнул министр финансов США Стивен Мнухин.
Наконец, вскоре выяснилось, что «российская дилемма Тиллерсона» несмотря на первоначальную форму ее представления, на самом деле не есть ультиматум Запада Москве. По словам самого Тиллерсона, Вашингтон пока не уверены, что Москва в принципе не готова выполнять свои обязательства по Сирии. Глава Госдепа США не исключает, что россияне оказались просто неспособны предотвратить использование химоружия, хотя и заметил, что особой разницы между этими сценариями он не видит.
Как бы то ни было, Тиллерсон, явно приехал в Москву не доводить ситуацию до полного разрыва, а попробовать договориться, что отметила и российская сторона. На то он имел полномочия не только от Трампа, но и премьер-министра Великобритании Терезы Мэй (которая, по словам главы МИД ФРГ увидела в поездке госсекретаря США «окно возможностей для прекращения [бесперспективного для российской власти] союза с Дамаском») и федерального канцлера Германии Ангелы Меркель (которая надеется, что единая позиция США и Европы сможет «убедить Россию перейти из [агрессивного] угла, где сидит Асада на поле поиска политических решений». Показательно, что после встречи Рекса Тиллерсона с Сергеем Лавровым, главы обоих внешнеполитических ведомств были приняты президентом России Владимиром Путиным, что по данным российских СМИ, должно было иметь место только в том случае, если бы «стороны увидели, что в переговорах есть какой-то смысл».
Трамп и Тиллерсон, по сути, предложили Лаврову и Путину вернуться к идее масштабного сотрудничества России и США в Сирии и Ираке – возможно, через подключение Вашингтона к астанинскому процессу – в обмен на отказ России от альянса с Тегераном и «Хизбаллой». Что, собственно, и было одним из аспектов высказанной еще до инаугурации Трампом идеи «рационализации» отношений двух стран (зондаж возможных шагов в этом направлении, похоже, и стоил должности советнику президента США по национальной безопасности Майклу Флинну, который так толком и не приступил к своим обязанностям). Причем, американцы были готовы учесть и те интересы и обязательства российских лидеров, которые ранее казались им мало приемлемыми. Например, не только сохранение, в том или ином виде, алавитского режима, но и власти самого Асада. Сегодня, в силу уверенности США и их союзников, что именно Асад стоит за применением БОВ, это уже вряд ли возможно, но остальные американские предложения, похоже, пока в силе.
Что касается остальных субъектов конфликта, то подобная схема, которая могла стать началом новой попытки сближения, понятно, не вызвала восторга иранских аятолл. В силу чего Иран сегодня, по сути, является главным бенефициаром применения ОМП против гражданского населения в провинции Идлиб и американской «операции возмездия». Если это так, то следует считать Тегеран, и отчасти, Дамаск, сторонами, которые сегодня больше других заинтересованы в доминировании силовых схем развития конфликта в самой Сирии, и атмосфере «новой холодной войны» вокруг нее. В то время как США, европейцы, Россия, и, разумеется, Израиль, по идее заинтересованы в противоположном сценарии. Это позволяет надеяться, что переход к региональному конфликту есть не единственный, и, хочется верить, не наиболее вероятный вариант развития событий.