23 сентября граждане Саудовской Аравии отмечали национальный день своей страны. 75 лет тому назад король Абдель Азиз Ибн Сауд, основатель современного саудовского государства, издал указ о провозглашении страны Королевством Саудовская Аравия. Процесс экспансии, закончившийся формированием территориального пространства, на которое был распространен суверенитет семейства Аль Ас-Сауд, завершился. Отныне это пространство провозглашалось единым государством, объединенным властью династии, боровшейся против «многобожия» и «невежества — джахилийи», за торжество подлинной веры. В этом государстве (так писали вышедшие 23 сентября саудовские газеты) было достигнуто больше, чем только «единство его территории». Оно воплотило в себе «единство сердечных уз, ставшее возможным, когда сыновья страны сплотились вокруг общей цели — идти вместе по пути, начертанному Благородным Кораном, впервые проложенным истинным пророком Господа». Прекрасный образец красноречия! Но разве газеты других государств не позволяют себе таких же высокопарных высказываний в те дни, когда там отмечаются национальные праздники?
Тем не менее саудовский случай, связанный с национальным днем, специфичен. Да, конечно, провозглашение 23 сентября днем «объединения страны» связано с именем короля-основателя. Однако этот день оставался лишь одним из многих дней в году, хотя и отмеченным в календаре, но вовсе не предполагавшим проведения каких-либо мероприятий, призванных придать ему значение действительно общегосударственного праздника, соответствующего его внутреннему содержанию, — дня, подчеркивающего единство всех граждан королевства. Если в Саудовской Аравии и существовали общенациональные праздники, то это были (во всяком случае, эту ситуацию фиксировал важнейший конституционный акт — Основной закон правления) день разговения (ид аль-фитр, ураза-байрам) и день жертвоприношения (ид аль-адха, курбан-байрам). В государстве, основным законом которого провозглашались «Книга Всевышнего Господа» и «сунна Его пророка», это было естественно: существование такого государства, как и создание спаянного «единством целей и устремлений» сообщества его граждан, могло легитимироваться и реализовываться только на основе обращения к религиозному дискурсу и религиозной символике.
Впервые в саудовской истории день 23 сентября 2005 г. праздновался как подлинно национальный праздник. Если эта дата и совпала с пятницей, традиционным выходным днем, то ее значение было подчеркнуто правительственным решением о дополнительном нерабочем дне — субботе 24 сентября. Но более того: значение этого дня специально акцентировалось — правительством, прессой, официальными лицами государства. Действительно, «национальный день»!
В этот день столичная газета «Ар-Рияд» в статье под красноречивым заглавием «Караван идет вперед: патриотизм и национальный день» писала: «Старые косные представления изжили себя. Мы стряхнули пыль с казавшегося ушедшим навсегда национального чувства. Мы вновь ощущаем вкус дня, объединяющего всех нас, саудовских граждан, подлинного национального праздника». И далее: «Мы не праздновали его раньше потому, что нам говорили, что этот праздник далек от подлинной сути нашей страны, что он не передает ощущения ее принадлежности к более высоким истинам — истинам религии и религиозного чувства. Однако многое изменилось, и сегодня у нас праздник — день объединения и созидания отечества».
В свою очередь, эр-риядская «Аль-Джазира» подчеркивала: «Наступила семьдесят пятая годовщина объединения страны. Это национальный день королевства. В этот день мы вспоминаем того, кто заложил основу нашего сегодня, и понимаем, что каждое следующее утро будет приносить нам, если мы будем к этому стремиться, прогресс, добро, счастье для человека, его процветание и безопасность на нашей благословенной земле». Казалось бы, обычные для праздника общие слова. Но важнее то, на чем газета ставит ударение: «наша благословенная земля», «наше» процветание и безопасность, зависящие только от «нас». Если и не произносится слово «патриотизм», то оно подспудно присутствует, воздействуя на умы читателей.
Саудовская Аравия действительно меняется. И показателем этих изменений становится все более пробивающий себе дорогу новый дискурс — «мы едины», как писала 23 сентября 2005 г. издающаяся в Медине «Аль-Мадина», потому что «мы единая семья, созданная королем Абдель Азизом, мы объединены чувством принадлежности к нашей общей родине». Разумеется, этот дискурс вовсе не противоречит старым инструментам реализации этнической мобилизации, и религия в этой связи ни в коей мере не отбрасывается. Исламская составляющая традиции сплетается с новой постановкой вопроса о том, что есть подлинная «любовь к родине», подлинный «патриотизм». Все та же «Аль-Мадина» четко подчеркивала, что сама «возможность успешного движения к светлому будущему неразрывно связана с тем, что Господь облагодетельствовал эту страну, — в ее пределах находятся Две Святыни». Следование «истинной вере — залог будущего процветания». Ну что же, это естественная постановка вопроса — не жесткий разрыв с традицией, что было бы губительно для государства, а ее все более последовательная трансформация и коррекция, неизбежно наполняющая эту традицию новым, более отвечающим требованиям времени содержанием.
Тем не менее появление нового «патриотического» дискурса — важное следствие реформаторских усилий лидеров королевства последнего времени. Ислам как инструмент этнической мобилизации и сплочения национального сообщества не стал в конечном итоге адекватным этой задаче орудием. Прошедшие в Саудовской Аравии муниципальные выборы вновь подчеркнули (и на этот раз открыто и недвусмысленно), что религиозные принципы созидания государства и его действия всего лишь консервировали родоплеменные связи и отношения, в значительной степени определяющие и сегодня жизнедеятельность саудовского социума. Сообщая в начале апреля текущего года о ходе избирательной кампании в провинции Хаиль (к северу от Эр-Рияда), корреспондент лондонской «Аш-Шарк Аль-Аусат» отмечал, что местные кандидаты в депутаты заявляли: «Племя — это существующая реальность. В нашей стране его поддержка — это залог успеха. Если кто-то из кандидатов желает победить, он должен обратиться к шейху своего племени». Обращения к поддержке членов «своего» племени содержались в размещавшейся на сайтах этой провинции материалах предвыборной агитации, и это казалось естественным: «Ныне Интернет вошел в каждый дом, за перелистыванием его страниц люди проводят много времени. Именно в Интернете следует помещать призывы к помощи и финансовой поддержке со стороны племени».
Говоря о влиянии этого фактора, пишущий во все той же спонсируемой властями королевства газете саудовский политический аналитик подчеркивал, в частности, что: «Королевство возникло в результате движения за объединение населенных разными племенными образованиями регионов. … Несомненно, что открытие нефти во многом содействовало сплочению жителей страны. Однако ее единство все еще “молодо”. … Это означает, что в стране все еще отсутствует единая общенациональная культура, способная вызвать к жизни ощущение “национального единства”, — это единство все еще формируется». Далее он продолжал: «Регионализм и трайбализм, как и конфессионализм, … все еще неоспоримо присутствующая в нашей жизни реальность. … Саудовское “национальное единство” еще нуждается в длительном времени для того, чтобы о нем можно было бы говорить, как об устоявшемся и укоренившемся в нашу жизнь явлении». Красноречивое замечание!
Итак, торжественное празднование дня «объединения страны» — это попытка выйти за все более ощущаемые в качестве недостаточных и узких рамки религиозного фактора как орудия общенационального сплочения? В этом скорее всего не приходится сомневаться. По сути дела, так стоит рассматривать и последний указ короля Абдаллы о недопустимости целования руки монарха и иных высокопоставленных сановников государства — склоняясь в поцелуе перед человеком, тот или иной гражданин государства возводит этого человека в ранг Бога. Король становится ближе к своим подданным? Он часть национального сообщества? Его и его подданных объединяют одни и те же радости и горести, одни и те же заботы о настоящем и будущем общего для всех них государства? Да, конечно. Но сколь же искусно новый дискурс и связанные с ним новые поведенческие нормы вписываются в старую традицию. Эта традиция, казалось бы, незыблема, но вместе с тем как последовательно и целенаправленно она меняется, как активно (но сколь подспудно) она наполняется ранее беспрецедентным содержанием. Да и празднование национального дня с его постоянной апелляцией к королю-основателю — это также не более чем яркий показатель стремления к коррекции и (далее) трансформации существующей (и для всех в стране привычной) реальности. Иными словами, это крайне трудный (но и абсолютно необходимый) процесс.
В прессе королевства уже давно и открыто (на страницах лондонских «Аш-Шарк Аль-Аусат» и «Аль-Хайят», в первую очередь) дебатируется вопрос о соотношении ислама и «патриотизма», да и о возможности сочетания этих двух начал. Саудовские интеллектуалы открыто заявляют, что только путь «патриотизма» поможет стране сформировать «умеренное поколение представителей среднего класса», понимая определение «умеренное» как эпитет той общественной страты (в первую очередь в среде молодежи), которая далека от «излишне жесткой» трактовки исламской догмы, уже вызвавшей к жизни тех, кого в Саудовской Аравии называют «заблудшей сектой», — антисистемную оппозицию, «отлучающую» от исповедания веры национальный истеблишмент. Возникающий в этой связи вопрос по-настоящему важен и серьезен: только ли члены страты улемов обладают правом толкования положения религиозной доктрины? Да, отвечают интеллектуалам полемизирующие с ними законоучители, это право в силу уже сложившейся традиции и союза между правящей семьей и ведущей группой в ряду законоучителей семьей Аль Аш-Шейх принадлежит только им. Но это означает, подчеркивают интеллектуалы, что Саудовская Аравия будет бесконечно оставаться «культурно-цивилизационным феноменом», далеким от того, чтобы когда-либо стать «государством институтов», деятельность которых поддерживается «гражданским обществом». Ответом на это возражение со стороны улемов остаются старые слова об «особом» статусе королевства в мусульманском мире, определяемом тем, что на ее территории расположены «Две Святыни», к которым «обращены сердца и помыслы» мусульман всего мира.
Интеллектуалы и законоучители — конечно же, не противостоящие друг другу и антагонистичные лагери. Они взаимопроникаемы и взаимозависимы, они порождение одной и той же традиции и построенной на ней политической системы. Но в их постановке вопроса присутствуют, тем не менее, различные ноты. Эти ноты не имеют лишь отношения к внутренней ситуации страны с ее открыто признанной бедностью, трайбализмом, регионализмом и еще не искорененной оппозицией, с ее все еще продолжающимся, наконец, движением к обретению подлинно общенационального единства. Они связаны и с внешней политикой государства: должно ли оно четко вычленять свои действительно национальные интересы из расплывчатых интересов «мусульманской уммы»? Если эти национальные интересы должны быть вычленены, то какова степень их прагматичности? Скорее всего, эта прагматичность сегодня начинает обретать более четкие формы — официальные лица королевства подчеркивают, что после (теперь уже очевидного) вступления Саудовской Аравии во Всемирную торговую организацию ее правительство разработает «особые правила» экономического (но также и политического) взаимодействия с Израилем.
И, тем не менее, как же сложен и труден процесс поиска по-настоящему национальной самоидентификации! Впрочем, сразу же после своего вступления на трон король Абдалла определил основные приоритеты своего правления. Первым среди них он назвал «ускорение процесса реформ». Комментируя его слова, саудовские политические аналитики подчеркивали, что новый монарх «в большей мере, чем это было раньше, будет идти по пути политического реализма и прагматизма, действуя на основе принципа переговоров, в деле решения арабских и мусульманских проблем». Эти реформы немыслимы, отмечал также Абдалла, «без искоренения терроризма» в национальном и международном масштабе.
Акцент, поставленный на прагматизме, становится еще более очевидным. Однако он также очевиден и в другом своем аспекте: ускорение процесса реформ расширит степень участия в принятии саудовского политического решения широкого круга граждан королевства. А это вновь докажет реальность движения вперед, к «патриотизму», к большей трансформации традиции, к более ощутимому изменению облика Саудовской Аравии. Этот путь не будет свободен от издержек, он усилит социальную мобильность в национальном социуме, но это уже проблема руководителей государства и их способности видеть и преодолевать реальные (а не мнимые) трудности.