Давно назревавший конфликт между Вашингтоном и Анкарой перешёл в открытую и острую стадию после введения американцами санкций в отношении двух приближенных президента Турции Р.Т.Эрдогана, что в свою очередь, было реакцией на его отказ отпустить американского пастора Эндрю Брансона, арестованного в Турции по обвинению в связях с террористами.
Экономика и политика
Турция – некогда близкий союзник США и европейцев по НАТО, стала отдаляться от западного блока после прихода в Анкаре к власти в 2002 году исламистской Партии справедливости и развития Р.Т.Эрдогана. И особенно после начала, взамен прежнего, европейского вектора внешней политики Анкары, реализации в 2007 году внешнеполитической доктрины «неоосманизма», предполагающей доминирования Турции в регионах, некогда входивших в Османскую Империю. Частью этого проекта стала поддержка турецким режимом родственных им исламистских движений Ближнего Востока, включая выдвижение, вместе с Катаром, на роль ведущего идеологического и финансового донора радикальных палестинских террористических группировок, таких как ХАМАС.
Все это не могло не вызвать растущего раздражения в Вашингтоне, где крепнут сомнения в осмысленности усилий по восстановлению стратегического партнерства с Турцией. В этом смысле позиция администрации Дональда Трампа весьма различается с линией прежней администрации Барака Обамы, рассматривавшей режим Эрдогана в качестве одного из ведущих союзников в регионе и чуть ли не как идеальную модель «исламской демократии» для арабо-мусульманских государств. Вряд ли Турция в состоянии пренебрегать этим фактором, особенно в условиях очевидных признаков замедления экономического роста, негативного платежного баланса, двузначной инфляции и стремительного снижения доверия мировых рынков к турецкой экономике. А также обвального снижения стоимости турецкой лиры по отношению к доллару США — в целом почти треть за время, прошедшее после неудачной попытки переворота в июле 2016 года и маем 2018 года.
Не желая признаваться в провалах собственной экономической политики, приближенные Эрдогана несколько раз за последние месяцы намекали на неназванные группы «финансовых манипуляторов», составивших заговор с целью обвала турецкой валюты. Чаще всего на роль таковых выдвигалось вездесущее «еврейское лобби». На этот раз «виновником» всех бед с точки зрения Анкары, стал американский президент Дональд Трамп, который в августе 2018 года приказал вдвое увеличить пошлины на сталь и алюминий, импортируемые в США из Турции (до, соответственно, 50 и 20 процентов). Понятно, что все это происходило не только в рамках проводимой Белым домом «оптимизации» внешнеторговых связей США и пересмотра, исчерпавших себя, по мнению администрации Трампа, торговых соглашений (в том числе, например, и с европейскими странами), но и в контексте роста недоверия и отчужденности Вашингтона и Анкары.
Частью этого процесса и стало введение 1 августа с. г упомянутых санкций, включая запрет на въезд в США и арест активов, в отношении министра юстиции Турции Абдулхамита Гюля и министра внутренних дел Сулеймана Сойлу, которые, согласно заявлению Минфина США, «играли ведущую роль в аресте и заключении пастора Эндрю Брансона». Основанием стал принятый 2012 году Конгрессом США и расширенный в 2016 году «акт Магнитского», который предусматривает персональные санкции в отношении лиц, ответственных за нарушение прав человека и принципа верховенства права. Судя по замечанию Трампа в сети Twitter, в ситуации, когда «наши отношения с Турцией», по его словам, «в настоящий момент не очень хороши», он не видел причин идти навстречу «демпинговым» турецким схемам продаж стратегической продукции в США в ущерб местным производителям, что происходит из-за быстро падающей турецкой лиры на фоне сильного доллара.
Итогом стало новое резкое падение (еще на 17%) турецкой лиры, которое аналитики назвали крупнейшим, начиная с 2001 года, валютно-финансовым шоком в Турции. Ответом Эрдогана стал очередной пакет антиамериканских заявлений. Так, в колонке, опубликованной 10 августа с.г. газетой The New York Times Эрдоган пригрозил, что американские санкции лишь отвратят Турцию от союзов (со странами Запада), в которых Анкара пребывала многие десятилетия, и подвигнут ее к поиску новых «друзей и союзников».
Днем позже, выступая 11 августа на митинге в черноморском портовом городе Орду, Эрдоган призвал американских лидеров «стыдиться за то, что они готовы продать своего союзника по НАТО за [какого-то] пастора». И пообещал, что «угрозы не смогут укротить наш [турецкий] народ». А на аналогичном митинге в городе Ризе, административном центре одноимённой провинции в северо-восточной Турции, назвал падающий обменный курс лиры «оружием эксплуатации» турецкого народа его недоброжелателями. Утверждая, что «проблему составляют не доллары, евро или слитки золота, а тот факт, что они используются в качестве пуль, снарядов и ракет в войне, начатой против нас». А пресс-секретарь Эрдогана, Ибрагим Калын, предупредил, что США «рискуют полностью потерять Турцию».
Впрочем, большинство обозревателей сходятся на том, что при всех возможных издержках для США, больше в случае разрыва партнерских отношений потеряет Турция, финансовые проблемы которой, разумеется, имеют мало общего с версиями, распространяемыми пропагандистами турецкого президента. Сегодня уже понятно, что искусственный рост турецкого финансового «пузыря» изначально грозил в какой-то момент спровоцировать глубокий спад турецкой экономики – что и происходит. Не случайно, Центральный банк Турции был вынужден резко поднять уровень процентной ставки, приведя Турцию по этому показателю на четвертое место в мире после таких стран с галопирующей инфляцией как Аргентина, Венесуэла и Иран, а ставки по государственным облигациям Турции со сроком погашения через 10 лет поднять до рекордных 17,84 процентов.
«Все что происходит – это классический пример из учебников экономики», — отмечает американский финансовый эксперт Вин Цин, которого цитируют авторы развернутого анализа нынешнего состояния турецкой финансовой сферы из агентства «Блумберг». «Валютный кризис, который стал кризисом задолженности и ликвидности из-за политических ошибок властей Турции. Остается лишь ждать мощного государственного вмешательства в проседающий рынок, корпоративных дефолтов долговых обязательств в иностранной валюте, и неизбежных банковских сбоев»- считает эксперт.
Тенденции и перспективы
С точки зрения Эрдогана, все это создает угрозу его власти, но одновременно, стало поводом ее консолидации, чем президент Турции и воспользовался, проведя в июне 2018 года досрочные президентские и парламентские выборы, предоставившие ему, в рамках новой конституции, почти неограниченные полномочия. Президент по новой схеме, объединил в своих руках функции главы государства, правительства и правящей партии. Его полномочия включают право назначения и отставки министров и высших судей, он может по своему усмотрению распустить парламент (что сильно снижает реальный эффект от того, что туда прошли представители почти всех оппозиционных партий), и управлять страной с помощью издания президентских декретов.
В дополнение с кабинетом министров, Эрдоган возглавляет список президентских советов, в задачу которых входит контроль министерств и выработка рекомендаций в сферах науки, технологий и инноваций; образования, экономики, безопасности и внешней политики, правовой службы, здравоохранения и качества продуктов питания. А также социальной политики и местных органов власти. Он отвечает за национальное наследие, оборону, разведку, военную промышленность, религиозные отношения, находящийся под правительственным управлением многомиллиардный (в долларах США) Фонд достояния (Wealth Fund), Совет национальной безопасности, Комиссию госконтроля, и Управление по массовым коммуникациям.
Проще говоря, под личным контролем президента, находится почти все публичные структуры – от органов безопасности и разведки до государственных театров. Все это, как замечает корреспондент британской BBC в Турции Марк Лоуэн, делает его самым сильным турецким лидером со времен отца-основателя Турецкой Республики Кемаля Ататюрка. Как мы уже отмечали, Эрдоган явно решил получить все эти полномочия сегодня, небезосновательно опасаясь, что со временем его правительство может прийти на выборы в состоянии почти полной потери контроля над процессами в финансово-экономической сфере страны.
Именно заботой о благосостоянии народа турецкий лидер и объясняет необходимость перехода к жесткой авторитарной модели президентского правления в стране. И соответственно, отметает любые критические замечания на это счет. Более того, выступая на пресс-конференции 13 августа с. г., Эрдоган вообще заявил, что главной проблемой является не избыток, а наоборот, недостаток у него управленческих полномочий, что позволяет противникам его режима использовать «лакуны власти» для деятельности по подрыву политической, общественной и экономической стабильности. И его выбор министров, включая передачу Министерства финансов и казначейства в руки его зятя, Берата Албайрака, лишь усилил это впечатление.
Тем не менее, мировые рынки весьма сдержанно отреагировали на подобные заявки. Хотя в первые дни после выборов было отмечено некоторое торможение падения курса турецкой лиры, эксперты уже тогда полагали, что Р.Т.Эрдоган, возможно, и получил свое пятилетие в президентском кресле, но не были убеждены, что волюнтаристская экономическая политика принесёт какую-либо ощутимую пользу. Похоже, что в свете событий конца лета 2018 года, именно такой, пессимистический прогноз получил шанс на реализацию.
Активное вложение государственных средств в предвыборные популистские проекты создавали иллюзию перелома негативной тенденции, но на практике перегретая турецкая экономика подводила финансовые рынки к грани обвала. И сегодня обозреватели не видят признаков того, что, несмотря на попытки успокоить общество и деловой сектор, есть шансы на отказ Эрдоганом от популистской политики. То есть, как замечают наблюдатели, намекая на недавнюю историю, связанную с первой турецкой леди Эмине Эрдоган, он будет продолжать покупать продукцию фирмы «Гермес», в то время как он может позволить себе в лучшем случае образцы Waikiki. (Речь идет о совершенной ею в Лондоне покупке эксклюзивного образца женской сумочки фирмы «Гермес» стоимостью 50 тысяч долларов США. Это равно официальной шестимесячной зарплате ее мужа-президента, традиционно позиционирующего себя «лидером из народа», и 11 годовым минимальным зарплатам в Турции).
Иными словами, санкции США лишь стали соломинкой, почти уже сломавшей финансовую спину верблюда 900-миллиардной в долларах США турецкой экономики, которая, как отмечают наблюдатели, благодаря политике «роста любой ценой» (growth-at-all-costs) и так уверенно двигалась к обрыву. Во всяком случае, фондовый рынок Турции с начала года уже потерял 37% своей стоимости; инвесторов отпугивает «токсичный коктейль», как его назвали обозреватели агентства «Блумберг», замедления темпов роста, и ухудшения кредитных условий. (Не случайно, под вопросом оказалась стабильность ряда крупных европейских банков с крупным портфелем инвестиций в Турцию, включая испанский банк Banco Bilbao Vizcaya Argentaria, французский BNP Paribas и итальянский Unicredit). А множество турецких компаний, сегодня обнаружили себя обремененными сотнями миллиардов долларов зарубежным заимодавцам (порядка 40% их годового объема производства), и вынужденными решать свои проблемы в условиях галопирующей инфляции и хронического дефицита платежного баланса. На протяжении прошлого года, несколько крупнейших и наиболее уважаемых в Турции конгломератов уже обратились за реструктуризацией миллиардов долларов их зарубежных долгов, и многие другие компании, похоже, последуют этому примеру.
Причем, успокоительные пассы, которые Р.Т.Эрдоган и его зять направили в своих речах 11 августа в сторону граждан и рыночных субъектов, имели скорее, противоположный эффект, особенно когда Эрдоган призвал население проявить патриотизм и обменять имеющиеся у них доллары и евро на турецкие лиры. А Берат Албайрак, который должен был объявить о сути «новой экономической модели», в ожидании которой только за одну пятницу, 10 августа, турецкая лира рухнула на валютных торгах на 9%, ограничил свою речь дежурными фразами, избегая всякой конкретики – что также не прибавило инвесторам и производителям особого оптимизма. Подтвердив их опасения, возникшие в тот момент, когда Албайрак заменил на посту министра финансов Мехмета Шимшека, последнего экономиста из ближнего круга Эрдогана, позитивно воспринимавшегося иностранными инвесторами.
Картину дополняет постоянное ухудшение отношений Турции с его бывшими ближайшими партнерами и союзниками на Западе, и особенно европейскими лидерами, которых Эрдоган обозначает не иначе, чем «жестокими фашистами». Надеясь, вероятно тем самым укрепить свои позиции в определенных турецких кругах.
Вывод из сказанного, по мнению израильских и зарубежных экспертов, напрашивается такой: концентрации власти, как надеется турецкий лидер, действительно может оптимизировать процесс принятия оперативных решений, но есть и риск, что он останется главным виновным, если дела – особенно в экономике, пойдут неудачно.