- Институт Ближнего Востока - http://www.iimes.ru -

О влиянии «Братьев-мусульман» на ситуацию в ближневосточном регионе. Часть 4

Говоря о роли «Братьев-мусульман» в Иордании, надо прежде всего обратить внимание на один нюанс. Иорданские «братья», которые возникли в 1953 году,  как филиал своих египетских единомышленников, в отличие от последних практически никогда не были в вооруженной активной оппозиции королевскому дворцу. Процитируем в этой связи автора ИБВ В.Ю.Павлову.  «В отличие от ветвей Ассоциации в других странах, иорданская выражала определенную лояльность к правящему Хашимитскому режиму. В то время как во многих странах региона отделения АБМ были запрещены и исключены из политического процесса из-за своих «радикальных» взглядов, иорданское движение использовалось властью в качестве противовеса влиянию светских левых националистических партий. Благодаря своей благотворительной и религиозной деятельности иорданские «братья» завоевали популярность у населения, особенно среди подданных Иорданского Хашимитского Королевства палестинского происхождения, которые по разным оценкам составляют больше половины населения. Не раз члены Ассоциации выставляли свои кандидатуры на парламентских выборах. По оценкам исследователей, в сложные времена для режима иорданские «Братья-мусульмане» неизменно вставали на сторону власти. На протяжении длительного времени у благотворительного общества не было возможности повысить свой статус до полноценной политической структуры, так как в Иордании действовал многолетний запрет на деятельность политических партий. Однако это не мешало кандидатам от Ассоциации принимать участие в парламентских выборах. Так, в 1989 г. «Братьям-мусульманам» удалось добиться успеха и получить 22 из 80 депутатских кресел. После принятия в 1992 г. закона о партиях руководство движения приняло решение создать легальное политическое крыло. В результате в 1992 г. была зарегистрирована партия под названием «Фронт исламского действия» (ФИД), в которую наряду с движением «Братьев-мусульман» вошли и независимые исламисты, и которая быстро стал главной оппозиционной силой в стране. В условиях курса на либерализацию политической жизни при короле Абдалле II, который пришел к власти в 1999 г., «братья» усилили давление на режим. Еще более активизировались они в ходе событий «арабской весны», устраивая протестные акции. В условиях недовольства избирательным законодательством и вялым осуществлением обещанных королем политических и экономических реформ руководство «Братьев-мусульман» решает бойкотировать парламентские выборы в 2010 г. и 2013 г., что свидетельствовало о напряженности в отношениях между исламистами и властью. Такое положение вызывало обеспокоенность иорданского руководства, которое стало рассматривать движение как потенциальную деструктивную силу, несмотря на заявления «братьев», что монархию они отменять не собираются. Был взят курс на ограничение влияния движения «Братьев-мусульман», в том числе путем изменения законодательства и попыток дробления движения. Последнее заставляет вспомнить сценарий ослабления Иорданской коммунистической партии, которая пережила ряд расколов и на настоящий момент серьезного политического веса не имеет. (ровно такой же сценарий был применен Амманом и в отношении «братьев», и он срабатывает в полной мере: в его природе лежит стимулирование раскола на «умеренных» и «ястребов», с последующей изоляцией последних и инкорпорацией в той или иной степени во власть первых -авт.). В 2013 г. представители умеренного крыла совместно с независимыми выдвинули инициативу под названием «Замзам», нацеленную на диалог со всеми политическими силами и правительством с тем, чтобы выработать совместный план действий для проведения реформ в стране. Однако руководство Ассоциации, где преобладали на тот момент «ястребы», усмотрело в этом отклонение от утвержденного курса и попытку раскола движения. Сторонники «Замзам» подверглись бойкоту и впоследствии члены-учредители этой инициативы были исключены из рядов «Братьев-мусульман». В 2014 г. иорданские власти предприняли еще один шаг, приняв новый закон о партиях, требующий от всех политических организаций и политических партий официально перерегистрироваться, получить лицензию или продлить ее срок. В 2015 г. не без поддержки режима бывший верховный наставник Ассоциации Абдель Маджид Зунейбат в обход руководства движения подал в Министерство юстиции Иордании прошение об официальной регистрации «Братьев-мусульман». Боясь возможных репрессий против «братьев» и повторения египетского сценария, он и его единомышленники попытались как можно быстрее получить легальный статус политической партии. Иорданские власти, поставив условием разрыв отношений с международной Ассоциацией «Братьев-мусульман», зарегистрировали новую партию под названием «Общество Братьев-мусульман» (ОБВ). Таким образом, иорданское движение «братьев» раскололось на две части, что было воспринято большинством членов Ассоциации как раскол, организованный режимом. Некоторые местные и арабские аналитики считают, что иорданский режим проводит таким путем своего рода профилактическую работу в рядах тех политических сил, которые могли бы в будущем оказать давления на королевскую семью с целью смены режима. Однако после продления в июне 2016 г. лицензии ФИД, политического крыла Ассоциации, иорданский режим несколько ослабил давление на нее. Дабы предотвратить возможные риски, связанные с внутренним кризисом в движении, власти пошли на диалог с представителями обеих «частей» движения и заявили о поддержке участия в парламентских выборах всех оппозиционных сил, снижая тем самым вероятность усиления радикальных настроений среди исламистов в королевстве и предотвращая бойкот выборов. Изменение избирательного законодательства в 2016 г. способствовало решению об участии «братьев» в парламентских выборах. Согласно новому закону в стране введена пропорциональная избирательная система и предоставлено право создания предвыборных коалиций. В выборах сентября 2016 г. приняли участи как продливший лицензию ФИД, политическое крыло Ассоциации, так и новые партии «Замзам» и «Общество Братьев-мусульман».Избирательная кампания двух новых партий была слабой, а результаты скромными. «Замзам» получила 5 мест, а ОБМ не получило ни одного. При этом ФИД пошел на создание широкой коалиции «За реформы» («Ислах»), в состав которой вошли иорданские националисты, женщины, христиане и представители других религиозных и этнических меньшинств и получила в итоге 15 мест. Такая непривычная предвыборная тактика со стороны ФИД была продиктована стремлением получить поддержку различных слоев населения многообразной Иордании и получить как можно больше мест в парламенте, включая квотированные. Один из влиятельных деятелей иорданских «Братьев-мусульман», заместитель верховного лидера движения Заки Бани Иршид в преддверии выборов заявил об отходе от традиционного лозунга «Ислам — это решение» в избирательной кампании, подчеркивая, что светское государство никак не противоречит религии. Данный поворот дает основание говорить об отказе от традиционной риторики «Братьев-мусульман» и от подхода верховного лидера движения Хамама Саида. По нашему мнению, данные изменения могут быть следствием стремления избежать гонений на движение, как это произошло в других странах, а также желания заручиться поддержкой более широкого круга избирателей, вернуться в парламент и обрести инструменты влияния на политическую жизнь страны. Эти изменения отражают как внутренние идейно-политические расхождения, так и поколенческие разногласия в рядах движения. Прошедшие выборы, несомненно, принесли успех ФИД, однако на данный момент процесс дробления движения «братьев-мусульман» в Иордании еще не закончился. Не ясна судьба новой партии «Общество Братьев-мусульман», которая пока популярностью среди населения не пользуется, а также партии «Замзам», в которой обострились противоречия, связанные с внутренними выборами. До сих пор остаются неразрешенными множество разногласий между течениями и фракциями в рядах АБМ и ФИД.

Таким образом, перед парламентскими выборами 2016 г. иорданский режим достиг определенных результатов в ослаблении движения «Братьев-мусульман», в том числе путем его дробления, и обеспечил определенные гарантии лояльности с его стороны. Иорданское руководство отчетливо понимает, что для него же выгодно иметь в стране системную лояльную и умеренную оппозиционную силу, в том числе из соображений национальной безопасности. В условиях кризисной ситуации в соседних Сирии и Ираке чрезмерное ослабление «Братьев-мусульман» в королевстве может создать угрозу внутренней безопасности, толкая молодых иорданцев следовать радикальным идеям джихадистов. Сегодня Иордания стремится стать примером существования политического плюрализма в регионе, но при негласном условии незыблемости власти Хашимитской династии».

Исходя из процитированного текста  отметим, что политика Аммана является прекрасным примером того, как целый ряд арабских режимов пытается через тактику дробления и приручения фактически легализовать деятельность «братьев» в правовом поле. Где-то (как в Иордании или Кувейте) это происходит постепенно и очень аккуратно через допуск представителей «Братьев-мусульман» прежде всего в законодательную власть, а где-то (как в Марокко) — более активно, и представители движения получают право формировать правительство. И в последнем случае надо отметить, что это уже привело к тому, что резко снизился поток марокканских добровольцев (а ранее они занимали первую строчку в этом сомнительном рейтинге) в горячие точки за рубежом. Теперь их потеснили там тунисцы.

В этой связи напомним один дипломатический скандал, который разгорелся практически десять лет назад, в январе 2009 года. Этот момент очень показателен с точки зрения международного признания «Братьев-мусульман» в качестве международно-легитимной силы.  Тогда в отношениях между Россией и Иорданией разгорелся тихий дипломатический конфликт, который остался «в тени», наверно, только благодаря «газовому кризису» и «кризису в Газе». Поводом послужило опубликование российскими силовыми ведомствами обновленного «списка 17» (т.е. организаций, чья деятельность официально запрещена в РФ), в который угодили иорданские «Братья-мусульмане» (или «Фронт исламского действия», ФИД). Свое недоумение по этому поводу высказали практически все ведущие ведомства Иорданского Хашимитского Королевства, включая лиц из канцелярии короля. Это очень важный момент с точки зрения позиции Аммана в отношении роли «братьев» в политической жизни страны.  При этом обвинения российской стороны в финансировании чеченских боевиков (около 3 млн долларов США) иорданской стороной отрицаются. И правильно. Такие обвинения надо подтверждать документально, в противном случае это открывает место для ничего не значащей риторики. Тем не менее сама репутация «Братьев-мусульман» как организации, созданной в Египте Х.аль-Банной, очень сомнительна и априори настраивает на обвинительный ряд. К тому же и Хаттаб, и  его преемник Абу Хафс, и тот же иорданец Абу Мусаб аз-Заркауи были в свое время в рядах «братьев». Но не все так однозначно в этой организации, и есть большие сомнения, что российская сторона внимательно вникла во все нюансы. При этом отметим, что финансирование НВФ в Чечне шло не от «братьев»  в Иордании (там пожертвования собирали в основном представители т.н. «горской диаспоры»), и это точно не было сумма в 3 млн долларов. Основной массив финансовой подпитки шел из КСА, и после переброски основных потоков финансирования в Ирак после свержения там СХусейна вся джихадистская фронда в Чечне окончательно заглохла.

Снова подчеркнем, что иорданские «Братья-мусульмане» в настоящий момент не являются единым радикальным монолитом. Естественно, все противоборствующие в организации фракции далеки от либеральных «западных» ценностей, но, тем не менее, их можно условно разделить на две части: умеренные и радикальные. Корни этого идеологического раскола надо искать в начале 1990-х годов, когда лидирующие позиции в организации стали занимать молодые лидеры, такие как Абу Мухаммед аль-Магдиси и Абу Мусаб аз-Заракауи. На самом деле, были и другие лидеры, но мы выделяем эти две фигуры как образец различного подхода к идеологии движения. Начиналось все, как обычно: оба лидера придерживались крайне радикальных взглядов в соответствии с крайне ортодоксальными салафитскими убеждениями. Здесь был полный набор уже известных установок: создание единого исламского халифата, незаконность нынешних арабских правительств и назначенных ими муфтиев, «большой сатана» в лице США, отход от традиционных норм ислама и т.п. Правда, с легкой руки аз-Заркауи появился очень популярный и до сих пор среди членов организации постулат, который условно можно перевести как «убеждение и терпение», что подразумевает кропотливую идеологическую работу по привлечению новых сторонников. Этот постулат разительно расходится с поздними действиями и мыслями аз-Заркауи, особенно в период его нахождения в Афганистане и Ираке (отметим этот факт). А тогда идеология соответствовала текущему моменту: «Братья-мусульмане» находились в Иордании, да и не только там, на нелегальном положении; в исламском мире зарождалось новое мощное движение, которое позднее стало называться «Аль-Каида» (запрещена в России); мир стремительно из двуполярного превращался в однополярный, и казалось, что наступает новый идеологический и политический передел. И аз-Заркауи, и аль-Магдиси были тогда едины в своем революционном порыве, считая, что еще немного, и арабские народы в массовом порядке начнут становиться под знамена «Зеленого интернационала». Но не получилось.  Потом были аресты, тюремные сроки, эмиграция и, как следствие, трансформация идей и убеждений. Отметим в этой связи 1999 год, когда аль-Магдиси выходит из тюрьмы «в обмен» за отказ от радикальных действий и активно включается в политическую жизнь королевства. «Братья-мусульмане» трансформируются в ФИД, участвуют в парламентских выборах, и в общем-то становятся частью какой-никакой демократической многопартийной системы Иордании. Абу Мусаб аз-Заркауи к этому времени окончательно встал на позиции убежденного радикала, превратился в одного из близких сторонников Усамы бен Ладена, создал организацию «Джунд аль-Шам» как одно из крыльев «Аль-Каиды» с зоной ответственности в Сирии, Ливане и Иордании. В этот момент между ним и аль-Магдиси начинается активная переписка, посвященная путям исламской революции. Вкратце, если отбросить исламскую риторику, она крайне напоминает диспут в письмах между В.И.Лениным и Г.В.Плехановым. То есть у одного в голове вооруженная борьба по всем направлениям вкупе с возвращением к исламским первоначальным ценностям (об убеждении и терпении вспоминается в этой связи редко). Второй — прагматик. За халифат, но эволюционно по мере созревания условий. Попробуем обозначить основные идеологические тезисы аль-Магдиси, так как они характерны для умеренного исламистского движения практически во всех арабских странах.

  1. Прежде всего, это призыв отказаться от огульного применения понятия «неверный» («кафир») ко всем по поводу и без повода.. То есть, если человек нарушает канонические исламские постулаты — это не повод отрезать ему голову, а лишь причина для усиления разъяснительной работы. То же самое относится и к различным языческим пережиткам среди мусульман разных стран.
  2. Признание арабских правительств и монархий как институтов «от бога», таких же равноправных и легитимных, как исламские «шуры». Как следствие — участие в работе государственных органов и парламенте.
  3. Отказ от принципа самоизоляции с западным миром и другими религиями. Возможны и необходимы сотрудничество и диалог.
  4. Отказ от радикальных методов борьбы как единственно возможного средства достижения идеи построения единого исламского халифата.. Широкое использование «мирных» средств борьбы.
  5. Признание легитимности так называемых официальных имамов в мечетях.
  6. Отказ от радикального противодействия шиитам, создание условий для налаживания диалога с «братьями по вере».

В своих тезисах аль-Магдиси (в отличие от аз-Заркауи) отказывается от идей организации «Сунна и Джамма», которая единственным путеводителем по жизни и конституцией считает только и исключительно Коран. Примечательно, что аль-Магдаси не отказывается от строительства исламского халифата (правда, не в такой ортодоксальной форме, как аз-Заркауи). В качестве полигона для строительства исламского демократического государства он избрал палестинские территории, как области с неустоявшимися институтами государственного управления и большим влиянием ХАМАСа. Последнему движению аль-Магдиси явно симпатизирует, в отличие от того же аз-Заркауи, который считал ХАМАС союзником сирийцев (т.е. «шиитского врага») и даже создал «Джунд аль-Шам» в качестве альтернативы. Достаточно очевидно, что по всем этим пунктам разительно отличие от идеологии аз-Заркауи и его сторонников. Особенно это стало проявляться после перехода аз-Заркауи в Ирак, где он попытался воплотить свои революционные идеи в жизнь путем совершения массовых устрашающих терактов. Подобная практика нашла резкое отторжение у аль-Магдиси, который, конечно, за борьбу против американских оккупантов (тут все средства хороши), но резко выступает против операций, в которых гибнут в основном «братья по вере». Резко осудил аль-Магдиси и теракты в Аммане в 2005 г., ответственность за которые взял на себя аз-Заркауи. Это вообще, по нашей оценке, была кардинальная ошибка аз-Заркауи, который попытался перенести фронт борьбы на свою родину. Про реакцию королевской власти говорить не будем, она естественна. Но главное — большое количество простых иорданцев, симпатизирующих ранее аз-Заркауи, «шарахнулись» в сторону умеренного аль-Магдиси: «арабская улица» в своей массе не приветствует теракты у себя дома. Смерть аз-Заркауи в 2006 г. в Ираке существующие противоречия внутри ФИД не ликвидировала, а лишь загнала их вглубь самого движения. Против аль-Магдиси и его «реформаторских» идей началась активная пропагандистская борьба, которую возглавил Мухаммед Абу Фарис.. Последний в составе группы своих сторонников-членов парламента даже пошел на столкновение с властью, открыто посетив членов семьи аз-Заркауи после его смерти. Противники аль-Магдиси активно используют для его критики анонимные статьи в различных исламистских изданиях. То, что хулители аль-Магдиси подписываются псевдонимами (Аль-Шами Какаа, Бен Иса Алеман и др.), вызвано, конечно, опасением репрессий со стороны властей, но и косвенно свидетельствует о сильных позициях аль-Магдиси в движении. Сам он и его последователи тоже не оставляют место «печатной битвы» без внимания: своим оппонентам этот лидер иорданских «Братьев-мусульман» отвечал книгами. Как своими, так и своих сторонников. Среди последних надо отметить Нуреддина Перма, который опубликовал ряд трудов с предупреждением об «опасности шовинизма». Кульминацией этой борьбы было направление оппонентами аль-Магдиси прошения признанному лидеру «Братьев-мусульман» в Лондоне Хани аль-Сибаи с просьбой подвергнуть анализу мысли аль-Магдаси о ревизии салафизма в сторону придания ему гибкости. И Х.аль-Сибаи полностью оправдал аль-Магдиси! При этом любопытно, что сам аль-Магдиси считает египетское крыло «Братьев-мусульман» слишком радикальным и консолидировавшимся с известной террористической организацией «Тафкир уа Хиджра». Из вышесказанного совсем не следует, что аль-Магдаси и другие умеренные лидеры движения — сторонники «западных ценностей». В их речах и публикациях можно найти много такого, от чего у любого обывателя где-нибудь в Вене или Нью-Йорке волосы на голове встанут дыбом. Дело в другом. Умеренное крыло в движении «Братьев-мусульман» — это реальная альтернатива радикалам и террористам, и во многих арабских странах это осознали и решили поделиться с ними хоть маленькой, но частью власти. По нашей оценке, для России очень важно грамотно позиционировать себя в геополитическом вновь формируемом пространстве. И в данной ситуации необходимо прилагать усилия по налаживанию официального или неофициального диалога с реальными претендентами на власть в мусульманском мире, в том числе и среди радикальных исламистских течений.

При этом отметим, что опыт прихода «братьев» в зоне Магриба (за исключением Марокко и в какой-то степени Туниса) свидетельствует о том, что успех их инкорпорации во власть напрямую зависит от степени наличия в стране  системы родо-племенных отношений. Ярким примером этого является та же Ливия, где идеология «братьев» была принята лидерами ряда племен Триполитании, как универсальный механизм своего позиционирования в качестве единой наднациональной силы. При этом все развитие ситуации в Ливии после свержения М.Каддафи свидетельствует о том, что все эти попытки создать единую централизованную модель управления на основе этой идеологии, как цемента нации, провалились. Племенной фактор побеждает.  Убеждение в том, что   идеология «братьев» сможет заменить компетенции в управлении и приведет все племена к единому управлению, является общей ошибкой «братьев», которые приходили к власти в странах Магриба. В этой связи отметим, что ливийские «братья» повторили практически полностью  с рядом местных допущений печальный опыт египетских и тунисских единомышленников, которые на волне «арабской весны» решили взвалить на себя всю полноту управления в органах исполнительной власти. Эта плеяда реформаторов, которая ранее из подполья видела будущее своих стран в случае своего прихода к власти исключительно в розовом свете, явно позабыла «про овраги», а «лодка» теоретических измышлений о «справедливости законов общей мусульманской уммы, а также универсальности законов шариата как основного регулятора всех общественных и экономических отношений»,  разбилась «о быт». А если конкретнее – о жесткие реалии  племенных и клановых взаимоотношений, а также суровые законы глобальной экономики. Сотворить модель всеобщей справедливости и благосостояния путем попыток возвращения «к корням» не вышло. Более того, старая элита этих стран, чья практика управления была поначалу на волне революционной эйфории признана как «основной тормоз демократического развития мусульманских стран», потихоньку начала поднимать голову и брать реванш. В АРЕ – крайне бескомпромиссно, в Тунисе – путем вынужденных для «братьев» уступок в виде дележа властных полномочий  со светскими партиями и технократами. Население Ливии как самой «непродвинутой» среди этих стран и долгое время жившее «у аллаха за пазухой» в силу наличия гигантских запасов углеводородов наивно полагало, что сместив Каддафи, онои заживет еще лучше, поскольку поделит все «по братски», а нефть как текла из трубы, так и будет течь сама по себе. Но с Каддафи ушла его система баланса племенных сил, а сесть и договориться, пожертвовав частью своих привилегий, ливийская племенная верхушка просто не в состоянии в силу своего менталитета и «отвыкания» от такой единственно возможной в условиях племенного строя практики. В новейшей истории эти вопросы совместного сосуществования за них решал кто-то другой. Сначала король Идрис, затем полковник М.Каддафи. Отсюда и упование руководства «братьев» на воссоздание жесткой вертикали управления. Но «поезд уже ушел», и ливийские исламисты станут последними из череды своих единомышленников, кто очень скоро в этом убедится. В этой связи некоторые эксперты говорят о том, что в той же Триполитании «братья» уверенно держат бразды правления. В пользу этого приводится факт того, что Высший государственный совет Ливии при правительстве Ф.Сараджа избрал в  8 апреля 2018 года нового главу. Им стал Халед аль-Мишри, выдвинутый кандидатом от Партии справедливости и строительства, являющейся политическим крылом местного филиала «Братьев-мусульман». Х.аль-Мишри родился в 1951 году в Завии, который считается одним из оплотов «Братьев-мусульман». Во времена Каддафи отбывал заключение за свою исламистскую деятельность в тюрьме Абу Салим, где близко сошелся с нынешним руководством «братьев» и даже с одним из руководителей Ливийской боевой группы (ЛБГ), которая считается аффилированной с «Аль-Каидой», А.Бельхаджем. В 2012 году был избран в ВНК под флагом одного из политических образований, созданных ливийскими «братьями», партии PJC. Близок к радикальному муфтию Ливии Садыку аль-Гариани и бывшему премьер-министру Халифе аль-Гвейли. Х.аль-Мишри является убежденным противником любого союза между Триполи и Халифой Хафтаром. Эту позицию он еще раз транслировал 9 апреля во время встречи со специальным посланником ООН в Ливии Гасаном Саламе. С его избранием некоторые эксперты связывают реализацию исламистами с подачи Анкары и Дохи сценария блокирования проведения предстоящих выборов. Как глава Государственного совета, он сможет поставить проведение выборов в зависимость от организации конституционного референдума, на чем сейчас настаивает лидер ливийских «братьев» Али Саллаби. В этой связи отметим два важных фактора.

  1. В данном случае весь антагонизм Х.аль-Мишри и вообще большого числа руководителей кланов Мисураты и Триполи относится персонально к Х.Хафтару, но никак не к племенным и вроде бы «светским» лидерам Палаты представителей в Тобруке: с ними они сейчас не просто договариваются, а уже выдвигают общие поправки к конституции.
  2. Идеология «Братьев-мусульман» среди племенных лидеров Триполитании является антитезой антиисламской позиции их основного антагониста в лице того же Хафтара. При этом всерьез искать каких-то теоретиков глобального движения «братьев» в Ливии не стоит. Внешняя приверженность этому движению целой плеяды глав кланов Мисураты и Триполи помимо попыток найти некую надплеменную идеологическую основу лежит еще в области желания получать деньги от Дохи. И сейчас по мере ослабления такого потока, дробится и  монолит уверенности ливийских исламистов  в безальтернативности  идеологии «братьев» . Если совсем грубо и цинично, то ливийские племена и кланы удовлетворит любая идеология, которая позволит им проводить свою независимую экономическую политику в рамках контроля над экспортом углеводородов.

Если же мы возьмем положение «братьев» в мусульманском мире на сегодня, то отметим следующее. В целом: «Братья-мусульмане», которых прочили в качестве новой доминирующей политической силы, которая придет на смену диктаторам в рамках «арабской весны», возложенных на них надежд не оправдали. На этом, собственно, была выстроена внешнеполитическая концепция Вашингтона, находящаяся в плену этой иллюзии. Откровенно скажем, что такая концепция имела полное право на жизнь. Исламисты (но не джихадисты) являлись единственной на тот период времени политической силой, располагавшей необходимой электоральной поддержкой и структурой низовых ячеек. Кроме того, у них было еще одно важное преимущество — электорат не знал, как они умеют управлять и насколько их идеи об экономических и политических преобразованиях применимы. Они не побоялись в условиях предельно сложной экономической ситуации взять власть, что ознаменовало их политический конец. Ровно потому, что они болели всеми теми «детскими болезнями», что и старые власти: кумовство, клановость и неумение идти на структурные реформы. Помимо этого у исламистов был еще один существенный недостаток: они не обладали достаточным уровнем капитализации своих желаний что-либо изменить. При старых режимах «братьев» в основной массе просто не допускали к управлению финансовыми и экономическими рычагами. Иностранные инвестиции в данном случае были лимитированы крайними опасениями инвесторов из Европы и США, а также аравийских монархий. Причины для опасений были различными: на Западе опасались нестабильности, а в аравийских монархиях — усиления враждебных им «братьев», но сути это не меняло. «Братья-мусульмане» не выдержали прессинга ответственности и были заменены, поскольку их дальнейшее пребывание у власти объективно тормозило возвращение в те же Египет и Тунис капиталов старых элит. Таким образом, зафиксируем важный момент «арабской весны». Он характерен косметическими изменениями в экономической элите арабских стран и созданием некой устраивающей большую часть бизнес-элиты правил игры. Тех самых, которые были разрушены в Тунисе и Египте женами и фаворитами престарелых диктаторов. То есть речь идет не революционных преобразованиях, а косметическом ремонте, в котором те же «братья» стараются занять свое место в системе исполнительной власти. Причем делают это исключительно легитимным путями.

Ливия, Йемен и Сирия в данном случае стоят особняком. Там волнения носят четко выраженный межплеменной и межконфессиональный характер, который усилен еще и массированным внешним вмешательством. Во всех этих трех странах суть конфликта опять же экономическая — право представителей одной конфессии или клановой группы на владение значительной частью экономических активов стало подвергаться угрозе. И идеология «братьев» в данном случае лишь попытка придать этой экономической конкуренции характер идеологической борьбы.  При этом в Ливии и Сирии организация вооруженного противостояния старым режимам стала возможной только исключительно при наличии внешнего спонсорства. В Йемене история сложнее и уходит своими корнями вглубь противоречий между шафиитами и зейдитами. И в Ливии, и в Сирии также имело место разрушение системы сдержек и противовесов. Только в отличие от Туниса и Египта эта система была выстроена между Киренаикой и Триполитанией в Ливии, и алавитами и суннитами в Сирии. Везде присутствует и т.н. «исламский фактор», то есть наличие мощного сегмента сопротивления или базисной силы в виде исламистов. И во всех случаях они получили право на жизнь и укрепились исключительно с помощью внешних сил. В случае с Ливией – Катара, в случае с Сирией — того же Катара, КСА и Турции. В этой связи рискнем выдвинуть спорный вывод о том, что природа смены власти в Египте и Тунисе кардинальным образом отличается от того, что происходит в Ливии, Сирии и Йемене. Как по источникам возникновения катаклизмов, так и по силам, которые пытаются этими внутренними процессами воспользоваться. Так собственно, и по роли в этих процессах «братьев».

И еще. Мы бы не стали называть процесс «арабской весны» чем-то глобальным для всего мусульманского мира, как это делают некоторые политологи. Они обозначили это как переход арабского патриархального общества к общеевропейским принципам демократии и плюрализма. Ничего подобного мы не наблюдаем, и еще долго наблюдать не будем. Ровно по той самой причине, что арабское общество еще очень долго не дорастет по своему сознанию до уровня европейской демократии. Что, на самом деле, может быть не так и плохо. «Арабская весна» — это не глобальный, а строго локальный процесс и характерен он корректировкой существующей системой распределения экономических благ, а не структурным сломом устоев арабского общества и принципов его существования. И соответственно приход «братьев» во власть надо рассматривать прежде всего как попытку части элиты получить свое «место под солнцем».