- Институт Ближнего Востока - http://www.iimes.ru -

О положении сирийских беженцев в Ираке: январь 2019 г.

Ситуация с находящимися в Ираке сирийскими беженцами не освещается широко в средствах массовой информации, а потому представляет отдельный интерес.

Несмотря на происходящие в Сирии в течение 2018 года стремительные изменения военно-политической и гуманитарной ситуации, эта трансформация не оказывает существенного воздействия на сирийских беженцев в Ираке, в отличие, скажем от других соседей Дамаска, особенно Ливана и Иордании. Судя по статистике, общая численность базирующихся в Ираке сирийцев за прошедший год практически не изменилась и на январь 2019 года составляет 252 тысячи человек (в январе 2018 года – 248 тысяч). Основная их часть мигрировала в Ирак непосредственно в самом начале сирийского кризиса, в 2012-2013 гг.

Как видим, в общей массе сирийских беженцев в регионе это довольно скромная цифра – лишь 4.4% от 5.6 млн официально зарегистрированных сирийских беженцев, что не идет ни в какое сравнение с Турцией, Ливаном и Иорданией, принявших на себя основной удар. Особенность заключается в том, что 98.8% сирийских беженцев в Ираке являются этническими курдами и базируются в Иракском Курдистане, преимущественно в провинциях Эрбиль, Дахук и Сулеймания. Меньшинство сирийских беженцев (3-4 тысячи человек) обосновались в других регионах в центре и на западе Ирака.

При этом большая часть сирийских беженцев в Ираке (63%) проживает и уже хорошо интегрирована в местные общины в курдских городах, преимущественно расселившись у родственников и друзей. При этом 37% всех сирийских беженцев в Ираке, а это почти 100 тысяч человек, живут в лагерях и временных палатках для беженцев. Разумеется, совокупностью вышеназванных факторов объясняется и такая статичность и отсутствие реальной мотивации у сирийских беженцев в Ираке к репатриации обратно в Сирию. Цифры говорят сами за себя. В Эрбиле и Дахуке, городах с максимальной концентрацией сирийских беженцев в Ираке, количество выходцев из Дамаска составляет 4-5%, а большинство прибыло из сирийской провинции Хасеке, контролируемой пока курдскими вооруженными силами. При этом на сирийско-иракской границе в этом районе продолжают активно хозяйничать остатки террористов «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России), да и вопрос контролирования курдами провинции Хасеке пока является подвешенным. С учетом последовательной линии сирийского правительства по воссоединению территорий, растущих амбиций Турции и объявленного США решения о сворачивании активности в Сирии будущее провинции Хасеке под контролем курдских вооруженных формирований пока представляется довольно туманным. Эта нестабильность вкупе с сохраняющимися угрозами безопасности, безусловно, продолжает отпугивать сирийских курдов, нашедших временный приют в Ираке. Кроме того, как показали недавние социальные опросы сирийских беженцев в Ираке, большинство семей (в городе Эрбиль – 53%) потеряли свою недвижимость в Сирии в результате разрушения и пр., что откладывает их возвращение на весьма отдаленную перспективу.

С учетом складывающихся тенденций, ожидать большой волны репатриации сирийских беженцев из Ирака обратно в Сирию в обозримом будущем не приходится. По крайней мере, вопрос будет отложен до принципиального решения курдского вопроса в самой Сирии.  В этом контексте, различные международные эксперты активно изучают пути задействования этого потенциала на пользу иракской экономики, предлагая различные модели интеграции сирийцев в иракскую социальную и экономическую систему. Тут есть, о чем подумать и выбирать можно из широкого спектра моделей, сформировавшихся в регионе и не похожих друг на друга. Наиболее комфортной для самих беженцев представляется турецкая модель, которая подразумевает курс на полную социальную и экономическую интеграцию с предоставлением легального статуса и законного права на работу. Наиболее радикален ливанский вариант – полное непризнание юридического статуса, отказ от интеграции и переговоры с Дамаском о чуть ли не насильственной репатриации. C учетом крайне сложного финансово-экономического положения Ливана и его геополитических и демографических особенностей, такой подход с точки зрения обеспечения национальных интересов вполне допустим. Есть еще некая промежуточная иорданская модель, в которой курс на экономическую интеграцию в местное сообщество, продиктованный стремлением привлечь новую и притом квалифицированную рабочую силу сочетается с опасениями не потянуть социальное бремя (рост государственных расходов на образование и здравоохранения для сирийцев).

Иракская модель может вполне отличаться от всех вышеприведенных опций, поскольку во-первых общая численность сирийских беженцев незначительна по сравнению с другими соседями Дамаска, а во-вторых, финансовая ситуация в стране по сравнению с Ливаном и Иорданией гораздо более устойчивая, с учетом нефтяных доходов. Таким образом, потенциал для успешной и относительно быстрой интеграции сирийских беженцев в местную экономику достаточно высок. Как показывают различные исследования международных неправительственных организаций, уровень гостеприимства и терпимости к сирийским беженцам со стороны местных общин с начала кризиса был и остается достаточно высоким. При этом, согласно проведенному опросу в провинциях Дахук и Эрбиль, доступ сирийцев к рабочим местам и источникам дохода достаточно стабилен – 69% положительно оценили свои возможности занятости. При этом на наличие доступа к органам юстиции и судебным инстанциям указал 51% сирийских беженцев. Главное же проблемой стал доступ к участию в общественно-политической жизни – лишь 17% признали его удовлетворительным.

Более чувствительными стали результаты сравнительных исследований между местными резидентами и сирийскими беженцами по различным социальным показателям. Например, лишь 34% всех респондентов согласились с тем, что сирийским беженцам и местным общинам предоставлены равные возможности для получения дохода и занятости.  Примечательно, что в плане гуманитарного содействия и гуманитарного положения была зафиксирована обратная ситуация. В частности, лишь 65% местных жителей смогли подтвердить наличие у них регулярного доступа к питьевой воде, при том что среди сирийских беженцев этот процент был выше – 77%. Кроме того, местные резиденты отмечали сложности в получении доступа к базовым услугам и службам ввиду наплыва беженцев. Потенциально, эти дисбалансы, особенно в случае их дальнейшего углубления, могут в перспективе привести к росту социальных трений и напряженности между местными общинами и негативно воздействовать на дальнейшую интеграцию сирийских беженцев, особенно в социальном плане. Кроме того, совпавший с миграцией сирийцев экономический спад в иракском Курдистане и сокращение регионального бюджета увеличили конкуренцию на рынках занятости и затруднили доступ к занятости.

В то же время, положительных факторов, которые будут в среднесрочной перспективе благоприятствовать интеграции сирийских курдов в Ираке, достаточное количество. Главный из них – национальная идентичность, хотя и требуется некая адаптация сирийских курдов к местному диалекту. Второй важнейший фактор – восприятие сирийских курдов местным населением не в качестве беженцев», а в статусе «гостей» или «наших людей», что является важнейшим психологическим фактором для объединения. Разумеется, не везде все складывалось гладко, и имели место исключения, и в любом случае для преодоления культурных и социальных барьеров потребуется время.

Тем не менее, ожидается, что в ближайшие годы процесс интеграции сирийских беженцев в местные общества в Ираке значительно усилится. Об этом прежде всего свидетельствуют настроения в сирийской среде.  В краткосрочной перспективе, то есть в ближайшие 3 месяца, 78% сирийских беженцев намерены остаться в местах нынешнего пребывания в Ираке и лишь 1% высказал желание вернуться обратно в Сирии. Что более показательно – 37% сирийских семей в Ираке планируют сегодня интегрироваться в местные сообщества на долгосрочной основе. И этот настрой властям в Иракском Курдистане, равно как в Багдаде, придется учитывать самым серьезным образом.