Участие ливанской «Хизбаллы» в конфликте в Сирии является традиционно сферой пристального внимания западных аналитических агентств. Что в принципе не случайно, поскольку именно ливанские шииты стали той самой ударной силой сирийского режима и Ирана в самый тяжелый и критический момент развития гражданской войны. Не будет преувеличением сказать, что именно ливанские шииты сумели стать на тот период времени главной силой Дамаска на земле, что позволило в надежной степени купировать наступление исламистов, а позже, при активной поддержке российских ВКС, развить наступление на критических участках фронта. Западные разведывательные источники в этой связи неоднократно спекулировали на теме растущих разногласий между Тегераном и главой ливанской «Хизбаллы» шейхом Хасаном Насраллой, между командирами ливанцев и военными из сирийской армии, и в том числе и прежде всего с братом президента Сирии и командующим 4-й дивизий Махером Асадом. В этой связи видимо есть смысл проанализировать поподробнее фактор присутствия «Хизбаллы» в Сирии, и в этой связи мы обратимся к исследованиям на эту тему аналитического центра Carnegie Middle East Center (Ливан), который работает в том числе и в интересах Американского университета в Бейруте. Это исследование в общих чертах четко совпадает с нашими собственными выводами на эту тему, которые мы ранее уже представляли. Согласно этим исследованиям отношения между «Хизбаллой» и Дамаском можно условно разбить на несколько периодов. В 1980-х годах эти отношения переживали как периоды сотрудничества, так и напряжения. Связи Сирии с Ираном и ее роль в гражданской войне в Ливане позволили «Хизбалле» стать одной из ведущих сил в регионе. После окончания ливанской гражданской войны в 1990 году «Хизбалла» пошла на серьезные уступки в рамках содействия установлению серьезного сирийского контроля над внутренним делами Ливана. При этом участие Сирии в переговорах с Израилем вызвало напряженность между союзниками. Однако при этом Дамаск также использовала фактор «Хизбаллы» в качестве рычага давления на израильтян в рамках этих консультаций. После ухода Сирии из Ливана в 2005 году «Хизбалла» сохранила свои стратегические отношения с Дамаском, как важной частью сопротивления против Израиля, и источником пополнения за счет сирийцев своих арсеналов. Вмешательство «Хизбаллы» с подачи прежде всего Тегерана в 2012-2013 годах в сирийскую гражданскую войну поменяло расстановку сил в весовых категориях этих союзников: ливанцы безусловно на сегодня являются, как минимум, равноценным партнером Дамаска. В этой связи нынешний этап отношений сирийских властей с «Хизбаллой» надо характеризовать, как крайне прагматический. Несмотря на некоторые расхождения по ряду проблем, обе стороны понимают, что ослабление партнера может привести к их собственной гибели. Но для противовеса ирано-ливанскому военному и политическому влиянию Дамаск сейчас активно использует российский фактор. По оценке авторов доклада, на сегодня Сирия и Россия выступают против попыток «Хизбаллы» и Ирана открыть новый фронт против Израиля на Голанах, что напрямую может угрожать суверенитету Сирии. В этой связи отметим, что убеждение западных аналитиков в том, что ливанцы и иранцы стремятся открыть на Голанах какой-то «второй фронт» в большей степени является надуманным выводом. Вернее, неадекватной оценкой иранской и ливанской активности и в этом районе, и в Сирии в целом. Рискнем предположить, что никто с Израилем воевать за Голаны не собирается: генеральный замысел заключается в создании в Сирии точек запуска серьезного ракетного оружия с собственной производственной базой. Примерно так, как иранцы пытаются не без успеха сделать это в Йемене. Но в данном случае такую активность надо рассматривать прежде всего как гарантию своей безопасности (в равной степени это справедливо и для Ирана, и для «Хизбаллы») в рамках сдерживания вероятности совместного американо-израильского удара по своим территориям. При этом авторы доклада убеждены, что по мере снижения накала в гражданской войне режим Башара Асада будет стремиться пересмотреть свои нынешние отношения с «Хизбаллой» и вернуть в какой-то степени себе свое прежнее лидерство. В этой связи они отмечают важный момент. Если во времена Хафеза Асада в период нахождения сирийских войск в Ливане (особенно в 1986-87 гг., когда «Хизбалла» воевала с другим шиитском движением «Амаль», и сирийцы поддерживали последних) отношения с «Хизбаллой» были напряженными и порой дело доходило до открытых вооруженных стычек и даже фактического расстрела членов съезда партии в Западном Бейруте, то с приходом к власти Башара Асада эти отношения приобрели более гармоничный и союзнический характер. Прежде всего по той причине, что Дамаску удалось окончательно снять с повестки дня большинство противоречий с Тегераном. Даже несмотря на то, что Дамаск с начала 1990-х годов еще в период позднего Х.Асада начал проводить линию на сближение с Соединенными Штатами в рамках компенсации потери своего основного международного спонсора в лице СССР. Это привело к тому, что Сирия приняла участие в международной коалиции по освобождению Кувейта и вошла в переговоры с Израилем по БВУ. Это сближение вряд ли соответствовало иранским интересам, учитывая враждебность между Тегераном и многими западными странами, особенно США. Но, несмотря на это, тогда иранцы проявили прагматизм. Пока баланс сил в Ливане был в пользу Сирии, вынуждая «Хизбаллу» адаптироваться, она решила сосредоточиться на борьбе с израильской оккупацией Южного Ливана в координации с Дамаском. Этот шаг привел к тому, что «Хизбалла» не только оставалась частью вооруженного сопротивления в Ливане, а со временем стала ключевым компонентом этого сопротивления. В конечном счете, провал сирийско-израильских переговоров и односторонний уход Израиля из Ливана в мае 2000 года подтвердила правильность этого выжидательно курса Ирана и «Хизбаллы». Этот момент окончательно оформился после вывода сирийских войск из Ливана на фоне растущих антисирийских настроений, что не оставило Дамаску иной альтернативы сохранения своего силового компонента в Ливане, кроме как через укрепление своего альянса с «Хизбаллой». После этого приоритетом руководства ливанской этой партии (и Ирана) было не возвращение сирийских военных в Ливан, а обеспечение безопасности своих собственных арсеналов оружия и укрепление своего боевого потенциала, что гарантировало «Хизбалле» сохранение ведущей роли в национальной политике Ливана. В результате партия усовершенствовала свой подход к Сирии. Вместо того, чтобы подчеркивать общую историю Сирии и Ливана, «Хизбалла» сделал упор на своей национальной ливанской идентичности, позиционируя Дамаск только как лишь «союзника сопротивления». После ухода Сирии из Ливана «Хизбалла» также играла ведущую роль в политической жизни страны путем нейтрализации ливанских противников Сирии при объединении ее ливанских союзников. Таким образом, партия провозгласила новую эру в ее отношениях с сирийским режимом, в которой она уже не была младшим партнером. Вывод сирийских войск означал конец абсолютного контроля Сирии над Ливаном. «Хизбалла» успешно стремилась заполнить этот вакуум, благодаря своим растущим политическим рычагам и военным возможностям. Тогда же партия сумела мобилизовать в своих интересах шиитов и часть суннитов, что предопределило ее принципиальное решение участвовать в работе исполнительной власти страны в новом качестве. В 2005 году «Хизбалла» впервые присоединилась к ливанскому правительству в сотрудничестве с движением «Амаль». Это был выбор в пользу участия и активной роли в определении направления развития страны, а не просто участие в аппарате исполнительней власти. С тех пор Сирия и «Хизбалла» стали рассматривать свои стратегические интересы гораздо шире, а с начала гражданской войны в Сирии целью такой стратегии «Хизбаллы» стал и вопрос расширения своего идеологического, военного и политического влияния внутри Сирии. Первоначально «Хизбалла» расценила свое участие во внутрисирийском конфликте, как мотивированную защиту граждан Ливана из числа лиц с двойным гражданством (около 30 тыс.), проживающих постоянно в Сирии. Только гораздо позднее она подтвердила обязанность защищать так называемого «союзника сопротивления». К 2013 году Насралла изложил это новое обоснование, которое подчеркнуло резкий контраст между амбициями «Хизбаллы» в Сирии и режимом Б.Асада. Другими словами, Насралла подчеркнул потенциальные преимущества слабого сирийского государства, обращая внимание на то, как это обстоятельство позволит Ирану и «Хизбалле» усилить свое сопротивление Израилю с сирийского направления. 25 мая 2013 года Насралла изложил подробный аргумент в пользу этой стратегической позиции партии в рамках ее долгосрочного участия в сирийской войне. По его заключению, «сейчас надо говорить не о народе, участвующем в революции против режима по вопросу реформ», а «об экспансии радикальных вооруженных группировок в Сирии, которые представляют реальную опасность для Ливана и «Хизбаллы»».
По мере того, как военное участие «Хизбаллы» резко расширялось и распространялось на северную часть Сирии (особенно Алеппо и его обширную сельскую местность), она начала работу по созданию в Сирии своего аналога. Мобилизация боевиков Ираном и «Хизбаллой» имела две формы. Они вербовали иностранных комбатантов из Ирака, Афганистана и Пакистана, и в то же время мобилизуя местных сирийских шиитов. По разным оценкам, в 2015 году Тегеран тратил около 6 млрд долларов ежегодно в рамках финансовой и военной помощи для поддержки режима Б.Асада. Иран также платил зарплаты тысячам иностранных боевиков, которых он направил в Сирию. Для Ирана и «Хизбаллы» боевые действия в Сирии стали возможностью не только организовать и оформить свой плацдарм в этой стране через создание местных шиитских ополчений, но и начать подготовку своей дальнейшей экспансии в регионе через обкатку в Сирии несирийских проиранских боевиков. Генерал Мухаммед Али Фалаки в этой связи завил, что «Тегеран создал освободительную армию с фронтами в Сирии, Йемене и Ираке. И «Хизбалла» была в центре этих усилий: со своей идеологией, дисциплиной и опытом партия взяла на себя ведущую роль в основных узлах этой работы». По ряду данных, этот вызов авторитету сирийского государства обеспокоил режим Б.Асада, который не привык допускать вооруженные группировки на свою территорию вне своего контроля. Реакция Дамаска в этой связи принимала различные формы, такие как ограничение свободы передвижения проиранских боевиков в пределах Дамаска или ограничение публичных шиитских церемоний. Это напомнило факты прежней напряженности Дамаска в его отношениях с Ираном и «Хизбаллой», когда Сирия воспринимала такие вещи, исключительно как посягательство на монополию своей власти. Главной заботой режима были попытки мобилизацией Ираном и «Хизбаллой» именно шиитского населения Сирии, а не иностранных боевиков. Такие попытки со стороны Ирана и «Хизбаллы» создать вооруженную религиозную сеть вне контроля и властей, были призваны вытеснить само сирийское государство, заложив основу для будущих мобилизационных усилий. Эти мобилизационные усилия распространялись и на саму религию. В 2012 году был создан первый независимый шиитский представительный орган в Сирии Высший исламский совет Джаафари. Он очень напоминает Высший исламский шиитский совет Ливана, который Муса ас-Садр учредил в 1967 году для представительства шиитского населения страны и закладывания основы для более широкого политического участия шиитов в управлении Ливана. Хотя сирийское государство учредило Совет специальным декретом, этот институт эффективно действовал прежде всего в качестве инструмента влияния Ирана и «Хизбаллы» на местных шиитов. Священнослужители Совета организовали похороны шиитских боевиков, погибших в боях и участвовали в праздновании дня Исламской революции в Иране. К концу 2013 года вооруженные сирийские шиитские группировки стали более заметными. Портреты Хасана Насраллы и флаги «Хизбаллы» часто присутствовали на видео и плакатах этих групп. Тем временем сирийский режим пытался ограничить влияние «Хизбаллы», навязывая шиитским группировкам свое управление в качестве обязательного условия их инкорпорации в силовой блок государства. Эти тенденции резко усиливаются после 2017 года, когда режим Б.Асада восстановил значительную часть своего прежнего влияния, что стало возможным только при условии начала военных действий со стороны Росиии. В результате сирийское правительство решило интегрировать самое крупное проиранское шиитское ополчение в Сирии «Куат аль-Рида» в свои вооруженные силы. Начав выплачивать зарплату ополченцам, режим увеличил свои рычаги воздействия на них и тем самым принципиально подорвал влияние «Хизбаллы». Внутреннее расследование дела комитета «Куат аль-Рида» в апреле 2017 года рядом независимых ливанских экспертов продемонстрировало препятствия, с которыми столкнулся Иран, пытаясь превратить Сирию в полигон для своей региональной повестки. Из материалов расследования видно, что существуют серьезные разногласия между сирийским командованием «Куат аль-Риды» и их ливанским руководством. В честности, это раздражение сирийцев по поводу того, что им платят меньше, чем ливанским участникам боевых действий, и недовольство руководства «Хизбаллы» в связи с тем, что мобилизация сирийских шиитов не оправдала ожиданий. «Хизбалла» также недовольна тем, что их сирийские новобранцы были не так восприимчивы к идеологической обработке, как ливанские боевики. В этой связи надо отметить, что сирийская шиитская община никогда не была сплоченной и единой, что препятствовало формированию широкой централизованной проиранской организации по всей Сирии. Шииты представляют лишь небольшое меньшинство сирийцев (1-2 процента от всего населения), и рассредоточены по всей Сирии, что ограничило угрозу, которую они потенциально могли бы представлять для режима. И ему в конечном итоге удалось установить свой контроль над шиитскими группировками, которые теперь заменили портреты шейха Хасана Насраллы на своих митингах на фотографии Хафеза и Башара Асада.
Роль России в этом процесса надо полагать ключевой. После того, как Россия вмешалась в сентябре 2015 года в сирийский конфликт, сосредоточенность Москвы на восстановлении государственного потенциала столкнулась с усилиями Ирана по созданию институтов, которые могли бы составить государству альтернативу. Путем укрепления режима и возвращения контроля над значительной частью территорию, Москва позволила руководству Сирии серьезно усилить свое влияние на эти процессы. После многих лет зависимости сирийцы смогли, наконец, сбалансировать свои отношения с Ираном и его союзниками. Благодаря России, режим Б.Асада имел возможность гарантировать, что Иран не получит никаких политических дивидендов от слабости государственных институтов. Эта неустойчивая динамика наиболее заметно проявилась на юго-западе Сирии, вблизи оккупированных Израилем территорий. Воспользовавшись слабостью Сирии, Иран и «Хизбалла» начали строить там свою инфраструктуру для поддержки устойчивой конфронтации с Израилем. Это бросило вызов давнему соглашению 1974 года сирийского режима с Израилем о сохранении перемирия на Голанах. Вскоре Израиль начала атаковать позиции иранцев и бойцов «Хизбаллы» в этом регионе. Россия в этой связи не пошла тогда на развертывание своей ПВО, что многие эксперты истолковали как знак того, что Москва выступает против расширяющегося присутствия Ирана и «Хизбаллы» вблизи Голан. Отчасти и потому, что Кремль опасался, что любой последующий конфликт может подорвать его усилия по стабилизации правления Б.Асада. В данном случае от себя добавим следующее: признание Вашингтоном законности аннексии Голан, исходя из этой логики, работает именно на то, чтобы усилить тенденции на сближение Дамаска с Тегераном и «Хизбаллой», а не с Россией. Дамаск в такой ситуации просто не может вести себя иным образом. Авторы доклада указывают на то, что некоторые признаки на местах указывают на трения между Россией и «Хизбаллой». Развертывание российской военной полиции на ливано-сирийской границе и на сирийской стороне Голанских высот временами обостряла напряженность с «Хизбаллой». Но она всегда вовремя купировалась. Так, противостояние на окраине Кусайра между «Хезболлой» и российскими военными в июне 2018 был решен, когда они были выведены и, как сообщается, заменены сирийскими войсками. За месяц до этого инцидента, Москва призвала все иностранные силы покинуть Сирию, что косвенно можно расценивать и как обращение в сторону Ирана. В данном случае отметим, что авторы доклада сознательно или нет передергивают факты: речь шла о тех иностранных силах, которые находятся в Сирии без соответствующего приглашения Дамаска, который также не был полностью нейтрален в рамках этих периодических обострениях отношений между Россией и Ираном. Когда Али Акбар Велаяти, советник верховного лидера ИРИ по иностранным делам, заявил, что вмешательство Ирана в Сирию предотвратила крах режима Асада, он был подвергнут критике со стороны газеты «Aль-Ватан», которая принадлежит двоюродному брату Башара Асада.
При этом, даже при наличии у России и Ирана противоположных точках зрения в отношении сирийского досье, несомненно, что они не будут принципиально влиять на отношения Дамаска с Тегераном и «Хизбаллой». Режим Б.Асада продолжит использовать присутствие России для восстановления своей власти через государственные институты, в частности прежде всего военные и органы безопасности, и при этом балансировать свои отношения с Ираном. Режим Б.Асада и «Хизбалла» в рамках сирийско-иранских отношений уже давно продемонстрировали свою способность к примирению, исходя из глобальных приоритетов на фоне меняющейся динамики сил альянса. Эта тенденция к стабильности помогла обеим сторонам не раз преодолеть напряженность в отношениях. При этом по мере того, как Россия продолжает утверждать свое влияние в государственных институтах Сирии, так и в стране в целом, роль и присутствие «Хизбаллы» в Сирии могут снизиться. Но Башар Асад—и, в какой-то степени, даже Россия никакого желания порвать с «Хизбаллой» окончательно не испытывают. Продолжающиеся отношения режима Б.Асада с «Хизбаллой» — это не только краеугольный камень отношений Дамаска с Тегераном, но и козырь в любых будущих переговорах с Соединенными Штатами, арабскими государствами Залива или с тем же Израилем. Для сирийского режима возвращение к довоенным отношениям с Ираном и «Хизбаллой» будет означать отделение досье Голанских высот от региональных прокси-конфликтов и предотвращение тем самым возникновения нового фронта с Израилем с сирийской территории. Режимы как Хафеза, так и Башара Асада последовательно стремились сохранить свою независимость, действовать гибко и добиваться политических результатов, которые не всегда обязательно согласовались с теми или иными интересами союзников. Б.Асад, при поддержке России, также будет стремиться продолжить распространение государственной власти на проиранских ополченцев, их расформирование или, возможно, переходу членов этих групп в состав регулярных вооруженных сил. Режим может стремиться к сближению с государствами Персидского залива — основными региональными соперниками Ирана, чтобы попытаться закрепить свою собственную власть, используя арабское единство для контроля (хотя и не устранения) иранского влияния. Однако степень успеха Дамаска на этом направлении в конечном счете будет зависеть от его способности к укреплению своего режима и установлению устойчивого контроля над значительной частью Сирии. От себя добавим, и от успеха локальных перемирий и роли России в этих процессах.
Общий вывод этого доклада.
На протяжении десятилетий отношения между сирийским режимом и «Хизбаллой» определялись устойчивостью в условиях изменения динамики власти, и это не изменится в обозримом будущем. Эта присущая стабильность их отношений проистекает из того, что, хотя обе стороны однозначно понимают амбиции друг друга, они способны жертвовать своими амбициями ради приоритетной задачи на тот или иной момент времени. «Хизбалла» адаптировалась к сирийскому доминированию в Ливане после 1990 года, как и режим Б.Асада к резкому ослаблению в период гражданской войны своего потенциала, что диктовало необходимость создания проиранских шиитских ополчений, фактически независимых от Дамаска. Военное вмешательство России в 2015 году ввело новую переменную в это уравнение. Москва делает акцент на восстановлении государственного потенциала и способности помочь режиму отвоевать значительную часть Сирии. Этот процесс повернул вспять маргинализацию режима Б.Асада у себя дома и позволил ему начать процесс установления своего контроля над проправительственными шиитскими ополчениями, близкими к «Хизбалле» и Ирану. Решение Соединенных Штатов о признании суверенитета Израиля над Голанскими высотами также служит целям «Хизбаллы» и Ирана в Сирии. Однако опыт Сирии, избегающей прямой конфронтации с Израилем, говорит о том, что Дамаск, скорее всего, будет добиваться спокойной линии фронта на Голанских высотах. Заглядывая вперед, кажется маловероятным, что Башар Асад будет вынужден выбирать между Ираном и Россией. Все три страны объединены сейчас гибкой политикой и общими мировыми соперниками. Ни Россия, ни Иран не будут пытаться ликвидировать присутствие друг друга в Сирии. И Сирия, Россия, Иран прекрасно отдают себе отчет в том, что ослабленный партнер в конечном счете может привести к собственным серьезным военным и политическим издержкам. В этом контексте связи «Хизбаллы» с Дамаском, скорее всего, будут продолжатся в той же динамике, что и раньше. От себя добавим, и сотрудничество между Москвой и Тегераном, что не отменяет в принципе внутривидовую борьбу той или иной степени ожесточенности за свое влияния в сирийской силовой элите. Последним по времени примером такой конкурентной борьбы те же французские разведывательные источники называют недавней отставки генерала Мухаммеда Махлы, главы военной разведки и члена Бюро национальной безопасности (БНБ). Уволенный указом министра обороны Али Абдаллы Айюба 29 марта, М.Махла, возглавлявший Департамент внутренних дел в военной разведке и ранее являвшийся заместителем начальника Службы общественной безопасности, был смещен якобы по просьбе иранцев через возможности Махера Асада, брата президента Башара Асада. Считается, что его отставка была вызвана его участием совместно с российскими представителями в приговорах о локальных перемириях с повстанцами. Вмешательство Москвы в эту ситуацию серьезного результат не принесло: М.Махла был назначен советником сирийского президента без реального влияния и полномочий. А на его прежнем посту его заменил генерал Кифах аль-Мельхем, который ранее служил в Республиканской гвардии под командованием все того же Махера Асада.