Продолжаем разбираться в текущих отношениях между Турцией и Казахстаном (первая часть публикации: http://www.iimes.ru/?p=55340 [1]). В Турции немалое внимание было уделено отставке первого президента и бессменного лидера Нурсултана Назарбаева, который пользуется репутацией лидера мирового масштаба. Тем более, что Казахстан, в некоторых вопросах, является звеном связывающим Турцию с Россией. Это проявило себя и в разгар так называемого «самолетного кризиса» 2015 – 2016 годов Это касается и Астанинского формата сирийского урегулирования (очередная встреча: 24-25 апреля этого года). Это же распространяется и на тему евразийства, которая даже придала турецкой внешней политике, в определенном смысле, новое измерение.
То, о чем накануне говорилось автором в ходе передачи «Час Турции» 23 апреля с.г. на радиостанции «Вести ФМ» (ссылка на передачу: https://youtu.be/4PBDl57aMMg [2]) – это то, что с одной стороны, пантюркистские, панисламистские и новоосманские идеи никуда не делись.
Как и любое общество, Турция – страна сложная, неоднородная. Равно как продолжают действовать институты мягкой силы, особенно, те, которые связаны с тюркским миром, в частности, Управление по делам турок и родственных народов. А, если говорить шире, то по всему периметру турецких интересов действуют Турецкое агентство по сотрудничеству и координации (TIKA). Турецким аналогом английского Британского совета, немецкого Института Гёте и китайского Института Конфунция являются Институты Юнуса Эмре, которые неуклонно открываются в разных странах мира, с кем Турция поддерживает тесные культурные связи. Получается не во всех странах: в частности, до сих пор Института Юнуса Эмре в Китае нет (хотя, вопреки принципе взаимности, есть Институт Конфуция в Стамбуле), зато он есть в России (Москва, Казань), Казахстане (Астана), на Украине (Киев), Молдавии (Комрат), Грузии (Тбилиси), Азербайджане (Баку) – это если говорить про постсоветское пространство. Самая высокая плотность Институтов – на Балканах.
Но отметим как факт, Казахстан – единственная страна в Центральной Азии, которая допустила открытие на своей территории отделения Института Юнуса Эмре. Зато TIKA действует шире – к перечисленным уже странам добавляем Узбекистан (Ташкент), Киргизию (Бишкек), Таджикистан (Душанбе), Туркменистан (Ашхабад) – то есть, охват у ведомства полный.
Стоит ли из этого России делать выводы? – Разумеется, но вопрос заключается в том, насколько далекоидущие. Ведомства мягкой силы есть практически у любой страны и всегда в мире есть и будет конкуренция между идеями и объединительными проектами.
Никто, во-первых, не мешает развивать собственные идеи, которые, с той или иной степенью успешности, продвигает отечественное Россотрудничество и различные отечественные НКО. И у России есть в этой игре серьезные козыри. Да и разговоры про Содружество славянских государств, так или иначе, идут, а Всеславянский союз – наличествует. Пытается возобновить свою деятельность в Турции Императорское палестинское православное общество, заявляя, в числе своих целей, возвращение недвижимости и имущества, утраченного после исчезновения Российской Империи (отдельный вопрос, насколько реалистично свою деятельность осуществлять в Турции под этим флагом в условиях, когда в Турции наблюдается серьезный «пригляд» за всеми НКО в стране, тем более с таким названием, историей, целями и задачами и локацией – в Стамбуле).
Во-вторых, всё в итоге определяет именно экономика. Можно сколь угодно долго рассуждать про «новоосманскую политику» Турции на Балканах, где по всем странам открыты Институты Юнуса Эмре и офисы TIKA. Однако, если посмотреть на статистические показатели, то можно увидеть, что больше всего от распада Югославии и от фрагментации Балкан выиграла не Турция, а именно Германия. Если сравнивать уровень экономических интересов Германии на Балканах с Турцией, то он окажется приблизительно на уровне 10 к 1 соответственно. Только в отдельных странах, допустим, в частично признанном Косово, можно говорить хоть о каком-то паритете в конкуренции. Что не мешает туркам проводить свои культурные фестивали и участвовать в различных гуманитарных акциях на Балканах. Но культурные и гуманитарные связи, если и обеспечивают проекцию интересов страны на регион, то она не идет ни в какое сравнение с экономическим воздействием. По сути Германия установила контроль над всеми Балканами, но, почему-то, для этого никакого названия не подыскали.
Резюмируем: в итоге, определяется наличием якорных проектов, которые создают для страны экономический контекст, крупными взаимными инвестициями, а также достойными показателями товарооборота, желательно со статьями экспорта, которые партнёру трудно заместить.
Поэтому, когда с опаской говорят про пантюркизм или новый исламизм в исполнении «новой» Турции уместно поинтересоваться конкретными решениями, принятыми на очередном заседании Совета сотрудничества тюркоязычных государств, а также показателями взаимной торговли между странами-участницами, равно как и ролью Турции в этих процессах. Представляется картина получится несколько более реалистичной и далекой от штампов.
И турецкая сторона, разумеется, отлично понимает, что экономика, в итоге, определяет все, а не круглые столы, конференции и фестивали (хотя, справедливости ради, не будем отрицать у них наличие определенного положительного эффекта, впрочем, трудно измеримого и оцениваемого).
Именно ради экономики и конкретных политических выгод страны готовы жертвовать частью своего суверенитета и входить в какие-то надгосударственные объединения и союзы. И должны включиться очень мощные силы, чтобы произошло объединение двух стран в одну – как случилось в случае ФРГ и ГДР или, хотя бы, — переход на единую валюту, как в случае ЕС и евро. Других прецедентов современная мировая история не знает. А разного рода необязательных объединительных форматов в мире множество – страны до тех пор, пока это их ни к чему не обязывает, охотно в них участвуют, но подчеркнем – не ради каких-то культурных и гуманитарных вопросов, а именно что для получения конкретных осязаемых экономических выгод.
Так что, можно представить себе заседание тюркоязычных государств за одним столом, но пока, вряд ли, возможно – единое безвизовое пространство, рынок рабочей силы, капитала, товаров и услуг. Да ещё при подавляющем доминировании даже такого сильного игрока, коим, в политическом и экономическом смыслах, является Турецкая Республика. Вот как можно себе представить второстепенную роль, допустим, Астаны, по сравнению с Анкарой на тюркоязычном пространстве? Или признание татарами первенства анатолийских тюрок? Жесткий татарский национализм никто не отменял.
Есть ещё один момент, который применительно к отношениям между Казахстаном и Турцией надо помнить – это положение и роль школ беглого проповедника Фетхуллаха Гюлена в Центральной Азии и, особенно, в Казахстане. Не располагая точными цифрами, можно, тем не менее, смело утверждать, что заметная часть нынешней казахстанской элиты прошла через лицеи ФЕТО (так называемая террористическая организация Фетхуллаха Гюлена). Так что, когда казахские руководители говорят в Казахстане о борьбе с ФЕТО – это, некоторым образом, выглядит как борьба с самими собой. На протяжении целого ряда лет, лицеи, принадлежащие беглому проповеднику, действующие по принципу акунинской «Азазели», считались местом получения приличного образования и карьерного старта.
После попытки военного переворота в Турции в ночь с 15 на 16 июля 2016 года. Турция развернула за рубежом масштабную кампанию по закрытию или же по установлению своего контроля над школами ФЕТО (разумеется, это не могло не вызвать определенного непонимания, так как на протяжении ряда лет ФЕТО продвигался за рубежом именно под турецком флагом и при прямой и непосредственной поддержке турецкого государства). Борьба с ФЕТО стала, без преувеличения, одним из приоритетов турецкой внешней политики.
Понятно, что попытки Турции добиться экстрадиции из Пенсильвании проживающего в США (но, кстати, не являющегося американским гражданином, по крайней мере, официально) Фетхуллаха Гюлена заранее обречены на провал. Хотя Турция регулярно обновляет документы на экстрадицию, а тема ФЕТО является оной из центральных в работе комиссии по американо-турецкому «урегулированию». Тем не менее, Турция, раз за разом, получает отказ и, представляется, что так будет и в дальнейшем. Фетхуллах Гюлен приносит США политические дивиденды и слишком хорошо «монетизируется», чтобы его американцы сочли возможным отдать туркам.
Кроме того, ясно, что для Турции невозможным будет обеспечить мировое или хотя бы широкое признание за рубежом секты Фетхуллаха Гюлена в качестве «террористической организации». Не совсем понятно, если было заранее понятно, что этого не получится добиться, исходя из чего турецкие юристы принимали на вооружение именно этот термин, когда начинали международную борьбу с ФЕТО. Ведь очевидно же было, что для секты беглого проповедника нужно другое определение: для того, чтобы признать организацию террористической за рубежом, именно за рубежом она также должна осуществлять свою террористическую деятельность.
У Турции же на руках, для предъявления миру, была попытка военного переворота и файлы расследования этого дела. Которые, кстати, на Западе воспринимаются далеко не бесспорными и, более того, Турция постоянно критикуется ЕС за массовые аресты и увольнения со службы, которые произошли после июльских событий 2016 года.
Кроме того, Турция обвиняет секту в совершении резонансных террористических актов на своей территории, в частности, в действительно драматичном для страны 2015 году.
Однако, на этот счет, к примеру, достаточно характерным образом и определенно высказались французские делегаты на недавней встрече МИДов стран НАТО в турецкой Анталье: они прямо заявили министру иностранных дел Турции Мевлюту Чавушоглу о том, что если Турция признает какую-то организацию в качестве террористической, то это вовсе не означает того, что, по определению и автоматически, таким же образом поступят все остальные страны.
В результате, разразился нешуточный скандал, когда М.Чавушоглу, находящийся на сцене, устроил французам разнос за эти реплики с места и не дал им возможности выступить с трибуны с ответным словом. В результате, французские делегаты встали и демонстративно покинули зал заседаний. Однако, высказывания французов следует рассматривать в качестве позиции, которую многие страны Запада занимают по отношению как к Рабочей партии Курдистана (которую есть основания считать международной террористической организацией), так и к так называемой террористической организации Фетхуллаха Гюлена (которую подвести под это юридическое определение – крайне затруднительно).
Впрочем, целый ряд стран с Турцией в вопросе ФЕТО, все же, солидаризируется. К одной из таких стран относится и Казахстан, что весьма положительно оценено в Турции.
Так, в рамках борьбы с ФЕТО, казахстанское руководство установило контроль над 27-ю учебными заведениями, ранее принадлежавшими секте. Казахское руководство их даже переименовало – новое название звучит как «Лицеи науки и инноваций».
После того, как в Турции была начата борьба с ФЕТО, в стране нашлось множество сект (тарикатов), которые попытались занять освобождающееся Фетхуллахом Гюленом место, которые они посчитали вакантным. В числе тех, кто попытался использовать эту возможность к своей пользе, можно, к примеру, отметить знакомую в России и, в особенности, среди российских правоохранительных органов секту «Нурджулар». Чья деятельность в России так и не была допущена.
В этом смысле, можно отметить появление руководства секты в турецких СМИ, где они попытались напрямую обратиться к турецкому руководству с посланием «мы – правильные» и «мы – не такие (как ФЕТО)».
Однако, к тому времени турецкое руководство уже: а) утратило потребность в том, чтобы солидаризироваться с какими-то религиозными сектами и давать им преференции перед всеми остальными, б) после попытки переворота окончательно рассудило, что ставка на сектантов является для них опасной на перспективу, в) вложило уже достаточно сил и средств в то, чтобы вывести Управление по делам религии на качественно новый уровень работы с уммой страны. Касательно последнего стоит отметить, что бюджет Управления превышает финансирование подавляющего большинство турецких государственных министерств и ведомств.
Что же до зарубежных школ, то под них турецким руководством был создан специальный Фонд (Вакуф) Maarif («Образование»). Казахстанское руководство разрешило деятельность этого Вакуфа на территории страны, в частности, по открытию и по обеспечению деятельности средних учебных заведений. Первой школой, которая перешла под управление Вакуфа стал лицей Taglar в городе Алма-Аты, рассчитанный на 500 учащихся. Это произошло в 2017 году. Кроме того, казахстанское руководство подготовило список тех, кого оно считает связанным с деятельностью ФЕТО и передало его турецкой стороне.
Однако, если от политических интересов и вопросов, вновь обратиться к экономике, за рамками товарооборота, то здесь получится следующая картина.
Турция – 17-й по величине инвестор в экономику Казахстана. При этом, если выделить энергетику в отдельное «делопроизводство», то по объему инвестиций Турция поднимется уже на 4-ю строчку среди зарубежных стран. Объем накопленных турецких инвестиций в стране составляет около 2 млрд долл., обеспечивая рабочие места приблизительно для 15 тыс. граждан Казахстана. Однако, возможно самое главное для турецкой стороны – это объем строительных подрядов, которые турецкие подрядчики выполнили в Казахстане – по состоянию на 2017 год их суммарная стоимость составила около 21 млрд долл.
С другой стороны, инвесторами из Казахстана сделано инвестиций в турецкую экономику на общую сумму около 700 млн долл. Из чего следует четкий вывод, что Турция – не является местом для крупных инвестиций со стороны казахстанских инвесторов.
Отдельно стоит отметить тот факт, что тесно развиваются связи между оборонно-промышленными комплексами Турции и Казахстана. В частности, турецкая военно-промышленная компания Aselsan, создавшая совместное предприятие с компанией «Казахстан Инжиниринг» поставила перед собой задачу выйти на ежегодный объем поставки продукции для рынка Казахстана на уровне в 40 млн долл., а для рынка Турции – в 10 млн долларов.
Итак, подводя черту под проведенным нами анализом современных отношений между Турцией и Казахстаном отметим, что в основе их лежит политическое сотрудничество в разных форматах (допустим, Астанинский процесс или «тюркские» проекты), а также экономическое сотрудничество, в акцентом, со стороны Турции, на деятельности строительных подрядчиков. Широкому вхождению турецких экспортёров на рынок Казахстана мешает конкуренция со стороны Китая. Кроме того, не может не влиять и факт принадлежности Казахстана к ЕАЭС. Достаточно высокий уровень интеграции России и Казахстана привел турецких идеологов к мысли о том, что изначально заявленные цели по созданию объединительного проекта тюркского мира нуждаются в пересмотре. Как показал истекший период с момента образования новых независимых государств – бывших республик СССР, эти страны не горят желанием, лишь только обретя свою независимость, делиться частью своего суверенитета. Кроме того, экономическая ситуация в Турции не способствует тому, чтобы Турция была готова инвестировать средства в объединительный проект под своим началом. Что, впрочем, разумеется, не означает того, что соответствующие ведомства, созданные под эгидой Турции, чьей формальной целью заявлено единение тюркского мира, прекратили свое существование. Просто жизнь, как всегда в таких случаях, внесла свои коррективы.