Участники астанинского формата по Сирии (Россия, Иран и Турция), которая проходила в столице Казахстана 25-26 апреля рассмотрели помимо прочего и тему восстановления республики. Этому аспекту переговорного процесса обозреватели уделяют гораздо меньше внимания, нежели чем теме формирования конституционного комитета или деэскалации Идлиба. Спецпредставитель президента РФ по сирийскому урегулированию Александр Лаврентьев обозначил тогда эту тему как «участие мирового сообщества в постконфликтном восстановлении Сирии». Но главная проблема на сегодня заключается в том, что собственно мировое сообщество в решающей мере в таком восстановлении Сирии участия не принимает и принимать не собирается. Мы сейчас имеем ввиду прежде всего коллективный Запад, поскольку какие-то обнадеживающие сигналы о пока во многом зондирующих попытках тех же ОАЭ на этом направлении поступили в начале сего года. Но это пока только разведка или соглашение о намерениях. С американцами и европейцами в данном случае все предельно понятно. Соединенные Штаты и ЕС не станут выделять денежные средства на восстановление Сирии, пока президент Башар Асад находится у власти в Дамаске. С таким заявлением выступил еще 27 марта госсекретарь США Майкл Помпео. «[Спецпредставитель США по Сирии] посол [Джеймс] Джеффри напряженно работает над тем, чтобы добиться политического урегулирования в Сирии как предварительного условия выделения американских и, откровенно говоря, европейских, и, как мы надеемся, арабских средств. Не имеет никакого смысла начинать восстанавливать [Сирию], пока Асад контролирует ситуацию», — сказал шеф американской дипломатии на слушаниях в одном из подкомитетов комитета по ассигнованиям Палаты представителей Конгресса США. По словам Помпео, «все ожидания» США заключаются в том, что Запад начнет финансировать реконструкцию Сирии лишь после смены власти в Дамаске. Эта же позиция была повторена им уже в апреле с.г. Вашингтон и его союзники не намерены содействовать восстановлению Сирии, а также снимать санкции против этой страны, пока не посчитают, что в ней завершен процесс политического урегулирования. Об этом заявил 4 апреля госсекретарь США Майкл Помпео во время выступления в Техасском сельскохозяйственно-машиностроительном институте, трансляция которого была доступна на сайте Госдепартамента США. Помпео был задан вопрос о том, когда США отменят рестрикции против Дамаска. «Есть те, кто полагают, что [президент Сирии Башар] Асад одержал верх, — сказал Помпео. — Я не знаю, нужно ли объявлять победителей и проигравших, но ситуация в стране такова, что Асад правит очень ослабленной страной, в ней 6 млн перемещенных лиц». Как отметил госсекретарь США, Дамаск не восстановил контроль над всей территорией страны, в том числе над многими нефтяными месторождениями. По словам госсекретаря, международная коалиция, созданная ранее Вашингтоном для борьбы с террористической группировкой «Исламское государство» (ИГ, запрещена в РФ), полагает, что нельзя «начинать восстанавливать Сирию, пока в ней не достигнуто политическое урегулирование». По словам Помпео, условием для снятия введенных США и Евросоюзом санкций против Сирии является «выполнение резолюции СБ ООН 2254». Как он пояснил, «это означает, что итог — политическое урегулирование». Ранее в текущем месяце Помпео на слушаниях в одном из подкомитетов комитета Сената Конгресса США по ассигнованиям выступил с утверждением, что РФ и Иран блокируют попытки политического урегулирования конфликта в Сирии. Шеф американской дипломатии не привел каких-либо доказательств этого. Помпео тогда также выразил уверенность в том, что Асад не сможет восстановить контроль над всей территорией страны. В этой связи отметим, что американцы жестко увязывают свое участие в экономической реконструкции Сирии исключительно с развитием политического процесса в Сирии про своим рецептам, А они, если грубо, заключаются в том, чтобы убрать режим Асада путем проведения выборов (с учетом конфессионального перевеса суннитов их итоги предрешены) и соответственно тем самым резко ослабить или вообще ликвидировать российское и иранское присутствие в Сирии. Такая постановка вопроса исключает всяческие иллюзии об участии Запада (и рискнем предположить, что и аравийцев) в деле восстановления социально-экономической инфраструктуры в долгосрочной перспективе. В этой связи совершенно выглядит вариант восстановления экономики страны только исключительно за счет внутренних резервов (а о них те же американские эксперты вообще не говорят, а зря), а также за счет усилия Ирана и России. К последнему моменту мы вернемся, а что касается внутренних резервов сирийской экономики, то необходимо учитывать в этом контексте огромные накопления сирийского бизнеса в стране и за рубежом, а также уникальную способность арабов реанимировать в очень короткие сроки структуры своего частного бизнеса после даже исключительно разрушительной войны. Они — прирожденные купцы, и их способности обходить любые санкции путем использования налаженных систем параллельной экономики (та же система переводов хавала), надо поучиться. Но вернемся к участию в таких проектах Москвы и Тегерана. В этой связи интересны оценки такого участия известного британского аналитического центра в области международных отношений Королевского института международных отношений. Их вывод в данном случае следующий.
* Россия и Иран, два основных военных союзника и спонсора сирийского режима, вовлечены в конкуренцию за доступ к сирийской экономике с особым акцентом на возможности получить контракты на реконструкцию национальной экономики.
*Помимо кредитных линий и поставок жизненно важных стратегических продуктов, Россия и Иран стремятся к усилению своей роли в сирийской экономике путем согласования инвестиционных контрактов для их основных компании и конгломератов.
* Москва и Тегеран добиваются частичной компенсации за свое военное вмешательство в Сирии путем реализации подхода, основанного на их максимальном доступе к сирийскому рынку.
* Россия требует безоговорочной международной поддержки для восстановления Сирии, стабилизации уровня безопасности страны и обеспечения возвращения беженцев. Москва тоже воспринимает международное участие в реконструкции Сирии как инструмент содействия международному и региональному восстановлению признания режима Башара Асада.
* Россия и Иран создали альянсы с местными бизнесменами в Сирии, и каждая страна уже имеет свой деловой совет для поддержки и развития этих отношений. Ключевые отрасли, к которым проявляют устойчивый интерес российские и иранские компании относятся нефтегазовая, электроэнергетика, сельское хозяйство, туризм и недвижимость.
* Асад постоянно стремится увеличить собственную свободу маневра, манипулируя соответствующими интересами своих союзников. В дополнение к его постоянным усилиям по восстановлению своей власти, Асад также управляет экономическими проектами в Сирии практически в ручном режиме с целью получения максимальной выгоды.
* Заключение контрактов с российскими частными компаниями обходится Сирии дешевле, чем разрешение Тегерану продолжать расширять свое присутствие в ключевых секторах сирийской экономики. Однако Иран останется влиятельный силой в стране в обозримом будущем, поскольку он является важным торговым партнером Сирии и основным поставщиком нефтепродуктов.
* Экономические санкции США и ЕС в отношении ключевых секторов сирийской экономики и отдельных лиц препятствовали способности режима инициировать и продвигать проекты восстановления экономики. Кроме того, эти санкции также не позволили крупным иностранным компаниям инвестировать в Сирию. Однако они могут быть по-настоящему эффективными лишь в рамках настойчивых попыток по вынуждению Дамаска, Москвы и Тегерана перейти к значимому и заслуживающему доверия политическому переходу. Несмотря на значительную деэскалацию боевых действий после недавних побед Башара Асада в Сирии, перспективы политического и экономического восстановления страны остаются неопределенными. Миллионы сирийцев бежали за границу, сотни тысяч сирийцев погибли, а национальная инфраструктура была повреждена до такой степени, что реабилитация не может быть завершена без соответствующих международных усилий. Многие международные субъекты считают, что с помощью России и Ирана режим Башара Асада сумел преодолеть военную угрозу со стороны оппозиционных сил. США и ЕС теперь видят возможность стимулировать поведенческие изменения в режиме путем регулирования привлечения финансовой поддержки для процесса реконструкции. Между тем, Россия хочет, чтобы международное сообщество предложило поддержку без условий по уходу Асада в отставку в обмен на участие режима в стабилизации страны и региона. В то же время, Дамаск готовится к экономической реконструкции и стабилизации страны путем принятия нового законодательства, укрепления режима безопасности и военного аппарата, и поддержка новых посредников и бизнесменов для участия в работе по восстановлению.
Россия и Иран при этом являются наиболее влиятельными внешними державами, поддерживающими режим Асада, и это обстоятельство, как ожидается, позволит Москве и Тегерану стать главными бенефициарами экономического восстановления сирийской экономики. Однако реальность этой динамики сложна. Участие в гражданской войне в Сирии дорого обошлось этим союзникам Сирии. И те, и другие сталкиваются дома со своими экономическими трудностями, которые ограничивают их возможности, и, принципиально важно и то, что они преследуют различные цели в Сирии. Москва и Тегеран могут объединиться с целью предотвращения военно-политического коллапса сирийского режима, но они имеют различные конечные цели в рамках их взаимодействия с сирийским режимом, государством и местными общинами. В стремлении сохранить свои интересы в Сирии Москва и Тегеран исповедуют разные стратегии и инструменты для достижения их соответствующих целей. Россия стремится институционализировать свое влияние в Сирии путем укрепления потенциала государства по осуществлению в полном объеме своих суверенных функций. В каком-то смысле Москва считает, что ее интересам лучше всего соответствует сохранение дружественного централизованного автократического режима, который требует минимальных инвестиций и снижает риски и издержки в рамках обеспечения стабильности в долгосрочной перспективе. Эта цель предполагает восстановление государственной власти над всеми вооруженными субъектами путем их интеграции в сирийские вооруженные силы и органы безопасности. Кроме того, эта стратегия требует восстановления монополии правительства на управление и предоставление государственных услуг, а также контроль над экономикой и доходами населения. Иран, с другой стороны, стремится работать с новыми местными партнерами-сирийскими гражданами, симпатизирующими Тегерану. Основная цель Ирана — сохранить свое влияние на Асада прежде всего через этот сегмент сирийского общества. Через этот подход «снизу вверх» Иран пытается включить своих сирийских местных союзников в государственный функционал, включая и тот, который управляет сферами безопасности, управления и экономикой. Эта стратегия мотивирована в том числе и осознанием Тегераном резким усилением российского влияния в сирийских государственных институтах. При этом Иран в рамках конкуренции с аравийскими монархиями и Турцией хочет установить свое влияние за пределами традиционных государственных субъектов в среде прежде всего племенных, общественных и конфессиональных объединений. Отношения Тегерана с влиятельными местными общинами в Ираке, Ливане и Йемене дали оптимальный результат в рамках создания серьезного вызова для своих региональных оппонентов, и это обстоятельство безусловно предопределяет соответствующую стратегию на сирийском направлении. Сирийская арена должна сыграть свою роль в этой региональной стратегии. Иран пользуется определенным рычагом давления на режим, но готовность Асада следовать иранским рекомендациям остается транзакционным и будет зависеть от переговоров с другими региональными и международными субъектами. Следовательно, обеспечение актуальности и статуса местных партнеров внутри общественных и государственных институтов, является гарантией сохранения будущих интересов Ирана в Сирии.
Несмотря на эти различия, Москва и Тегеран рассчитывают извлечь выгоду из своих интервенций в Сирии. Их участие в экономическом восстановлении Сирии частично направлено на компенсацию их роли в военной поддержке режима и сохранения их влияния в послевоенную эпоху. Москва получила от Дамаска огромные привилегии и уступки, в то время как экспансия Тегерана во многом сдерживается сознательными бюрократическими препонами, конкуренцией с региональными субъектами и Россией. В этой связи британцы отмечают, что стоимость вмешательства России в Сирию гораздо ниже, чем соответствующие инвестиции Ирана в рамках обеспечения политического выживания Асада. Москва не предоставила Дамаску существенного капитала или товаров (при этом обкатала свои системы вооружений и личный состав армии, что дало ощутимый эффект в рамках военного строительства, перевооружения армии и развитию ВТС — авт.), в то время как Тегеран внес крупный финансовый и экономический вклад в развитие режима в дополнение к своему собственному прямому военному вмешательству. На пике своего военного вмешательства в 2015 году IHS Jane оценила стоимость российского участия в $ 2,4 млн — $ 4 млн в день, это составляет $ 2,5 млрд– $ 4,5 млрд с сентября 2015 года по настоящее время. Для сравнения Госдепартамент США оценивает, соответствующие траты Ирана в более чем $ 16 млрд в Сирии с 2012 г. По словам Али Акбара Велаяти, старшего советника верховный лидера ИРИ по международным делам, Тегеран выделяет $ 8 млрд в год на поддержку Сирии в рамках обеспечения выживания режима. По другим оценкам, Иран потратил на эти цели с сентября 2012 года по настоящее время на сумму $ 48 млрд. Даже если взять погрешность на достоверность этих данных, несомненно, что участие Тегерана безусловно гораздо масштабнее, чем участие Москвы, которая в основном обеспечила материально-техническое и воздушное обеспечение военных усилий. Иран снарядил и профинансировал десятки тысяч боевиков в Сирии, отправил значительные объемы боеприпасов, обеспечивал Дамаск нефтепродуктами, выплачивал компенсации семьям погибших солдат на поле боя. В этой связи иранское руководство рассчитывает на большие торговые льготы в области энергетики и телекоммуникаций, хотя на сегодняшний день мало что из соответствующих обещаний сирийского режима материализовалось. Россия и Иран рассматривают свою поддержку режима как средство разграничения сфер влияния в рамках попыток обеспечить свои долгосрочные интересы в стране. Эти отношения становятся все более напряженными в том, что касается восстановления экономики и инвестиционных возможностей. Это в основном связано с двумя факторами. Во-первых, это то, как сирийский режим управляет экономическим восстановлением и процессом заключения контрактов. Во-вторых, нежелание компаний в российском и иранском частных секторах инвестировать в сирийскую экономику из-за существенных рисков безопасности и возможных финансовых санкций. Но ирано-российская конкуренция присутствует и углубляется. Недавнее присуждение контракта на добычу фосфатов демонстрирует, как напряженность может осложнять отношения между Россией и Ираном. В январе 2017 года сирийское и иранское правительства подписали меморандум о взаимопонимании, которые включали права на разработку месторождения фосфатов Шаркия вблизи Пальмиры. Но через полгода сирийское правительство передало российской компании «Стройтрансгаз» эксклюзивный контракт на ежегодную добычу и продажу 2,2 млн тонн фосфата на период в 50 лет с той же шахты. При этом 30% доходов зарезервировано за сирийским государством. Таким образом, усиливается тенденция к тому, что первоначальные иранские договоренности с сирийским режимом не всегда реализуются в обязательные контракты.
Участие России в Сирии обусловлено ее вовлеченностью в глобальную геополитику, и ее конечной целью является сохранение надежного союзника в Дамаске. Эта цель реализуется через содействие режиму в области безопасности , влияние на политическое руководство, прямые военные операции, строительство российских военных баз и экспансия в ключевые секторы экономики. Данные о программах российской внешней помощи в Сирии засекречены, однако имеющиеся данные показывают, что общий объем российской внешней помощи в 2015 году достиг $ 1.6 млрд, и только часть этой помощи была доставлена в Сирию, а основная часть пришлась на российские предприятия, которые работали над контрактами в этой области (эти данные не включают в себя стоимость военного участия). Когда дело доходит до реализации проектов восстановительных работ, Россия стремится поощрять участие в них субъектов международного сообщества, одновременно укрепляя тем самым свою способность оказывать непосредственное влияние на события. С учетом очевидного ухода США из региона, Россия позиционирует себя как нового поставщика услуг по обеспечению безопасности на Ближнем Востоке и в Африке. Представляя себя как посредника и гаранта переговоров в Астане и Сочи, Россия стремится определить свою роль как ведущего игрока в этом контексте. Тем не менее, Россия ограничена имеющимися у нее экономическими возможностями для того, чтобы в полной мере претендовать на эту роль. Такое стремление сдерживается внутренними экономическими трудностями и очевидным игнорированием этой позиции со стороны коллективного Запада. Более того, в обмен на принятие своей роли Москва готова позволить или, по крайней мере, терпеть односторонние действия региональных держав по ослаблению их собственных опасений в области безопасности, особенно в тех районах, где США потерпели неудачу или просто не захотели помочь. Например, Россия позволяет Армии обороны Израиля (ЦАХАЛ) атаковать цели иранского Корпуса стражей исламской революции (КСИР) на территории Сирии до тех пор, пока эти действия не начнут угрожать стратегической стабильности режима Асада. Аналогичным образом Москва терпела турецкое вторжение в Северный Алеппо и Африн в рамках минимизации влияния Партии демократического союза (PYD). Москва также готова в переговорам со странами ССАГПЗ по вопросу угрозы иранской экспансии в Сирии. Что касается экономического развития Сирии, то Москва призывает региональных и международных субъектов инвестировать в Сирию и торговать с ней до тех пор, пока эти усилия не подрывают авторитет сирийского режима или не подрывают его усилия по стабилизации. Потенциальные финансовые и экономические взносы ряда международных акторов могут потенциально принести пользу российским предприятиям и максимизировать результаты их деятельности в Сирии. От себя отметим, что с вопросом обуздания Ирана вместе с аравийцами готовы поспорить, поскольку в данном случае Москва предпринимает попытки склонить аравийские монархии к реадмиссии Сирии в члены ЛАГ в первую очередь, а не к обсуждению иранского досье. Поощрение турецких действий в данном контексте надо оценивать с точки зрения четкой политики Москвы по вопросу участия Анкары в рамках перемещения боевиков из ликвидированных зон безопасности. А с другой стороны такие действия Анкары укладываются в реализацию задачи по углублению их противоречий с американцами по курдской тематике с одновременным ослаблением позиций проамериканской PYD турецкими руками.
По оценке британских экспертов, тем не менее, Иран наиболее невосприимчив к таким действиям России. В дополнение к сложному набору общих интересов с Россией на Кавказе, Каспийском море, в Персидском заливе и Центральной Азии, Иран — это единственная региональная держава, имеющая влияние на Дамаск, который по своему уровню может сравниться с аналогичным российским. При этом Россия будет использовать свое влияние в Дамаске, чтобы максимально облегчить доступ своим компаниям к частному сектору Сирии и другим прибыльным секторам экономики, прежде всего таким как энергетика, туризм, сельское хозяйство и область ВТС.
Для Тегерана сирийская экономика является потенциальным целевым рынком для иранской продукции. Значительная роль в экономическом возрождении Сирии также позволила бы Ирану усилить свое влияние через своих сирийских бизнес-партнеров на Дамаск. С 2013 года Иран предоставил Сирии три кредитные линии для импорта топлива и других товаров, совокупная стоимость которых превышает $ 6,6 млрд. Эти кредитные линии не покрывают расходы на военную технику и боеприпасы, зарплаты боевикам проиранских милиций, защищающим режим, или целевые транши для поддержки нынешнего курса сирийского фунта. Сдерживаемый санкциями США, и регулярно обгоняемый Россией в рамках получения ей крупных контактов в прибыльных секторах в Сирии, Тегеран прибегнул к принятию двух косвенных подходов к закреплению себя в сирийской экономике. Во-первых, Иран расширил свое экономическое присутствие в наиболее отдаленных и недостаточно обслуживаемых районах страны, в основном в сельской местности вокруг Алеппо и Дейр-эз-Зора. Эти финансовые инвестиции позволяют Ирану увеличить свое влияние путем наращивания присутствия в отдаленных общинах с небольшой конкуренцией со стороны режима или России. Во-вторых, Иран ограничил число потенциальных получателей финансирования в рамках тех кредитных линий, которые он предлагает в Сирии Таким образом, Тегеран может продолжать обеспечивать режим жизненно важными товарами и топливом, одновременно усиливая роль своих региональных филиалов в экономике Сирии. Тем не менее, иранская интервенция в Сирию больше связана с достижением региональных стратегических целей, чем с желанием открыть для своих компаний новые рынки. Его географический подход в финансовых инвестициях показывает, что Тегеран рассматривает их прежде всего в качестве стратегических активов для своей безопасности и сохранения своего устойчивого присутствия в Сирии. В Восточной Сирии, а также долине Евфрата, Иран заключил сделки с местными племенными лидерами, такими как Наваф аль-Башир Аль-Баккара, для обеспечения своих интересов. Кроме того, он укрепил свое влияние среди целого ряда суннитских арабских племен, например, путем обеспечения поставок кормов для скота по низким ценам. Иран также построил там медицинские центры, восстановил школы и электроснабжение, чтобы завоевать симпатии местного населения. В Южном и Восточном Алеппо, где КСИР создал влиятельные местные силы обороны (ЛСО), Иран призвал своих сирийских местных союзников активнее участвовать в местном бизнесе, логистике и операциях по торговле нефтью. Поощрение преобразования ЛСО в весомый экономический субъект сопровождается переговорами с сирийских режимом в рамках инкорпорации этой структуры в ряды сирийских вооруженных сил. Кроме того, Иран призвал местных партнеров приобретать активнее земельные участки и недвижимость в Дамаске и Хомсе. Оба являются стратегическими логистическими узлами, связывающими Сирию с Ливаном. Важно, однако, отметить, что еще слишком рано говорить об устойчивой тенденции в этом контексте, поскольку в целом ряде случаев такие действия по скупке земельных участков вызвали антииранские настроения среди местного населения.
Для сирийского режима стратегия Москвы по укреплению авторитета и суверенитета Асада над страной гораздо более привлекателен, чем иранский подход. При этом предложение выгодных контрактов российским частным компаниям в данном случае это прекрасно демонстрирует. Однако Иран остается важным экономическим партнером Сирии, особенно в предоставлении Сирии жизненно важных товаров, таких как нефтепродукты, фармацевтические компоненты, боеприпасы и продукты животного происхождения. Следовательно, Асад вынужден соблюдать тонкий баланс отношений между Ираном и Россией, постоянно стремясь увеличить собственный запас маневра. В дополнение к продолжающимся усилиям по восстановлению своего контроля над страной, режим также умело управляет своими соглашениями в каждом конкретном случае, чтобы максимизировать свои результаты. Это было продемонстрировано, когда Тегеран не смог предоставить требуемые финансовые гарантии для реализации проекта в рамках строительства третьей телекоммуникационной сети: Дамаск, не колеблясь, отложил соглашение. Это также справедливо в рамках подхода России и Ирана к их соответствующим контрактам с Дамаском. В случаях, когда сирийское правительство не смогло обеспечить необходимые средства, например, в серии заявок на реконструкцию электростанции, и Россия, и Иран, не колеблясь, вышли из соглашений. Неудивительно, что такая динамика подтверждает, что ведение бизнеса в Сирии является не только чисто геополитическим расчетом этих стран, но и преследует чисто экономические резоны. Наряду с этим, Дамаск продолжает свои переговорные маневры со странами ССАГПЗ в рамках их стремления обуздания иранского влияния в Сирии. В результате Асад в ряде случае публично демонстрирует свои усилия по укреплению своей независимости от Ирана в качестве приоритета, и от России в гораздо меньшей степени, в надежде восстановить свои отношения с этими государствами. Что касается потенциальных попыток России сдержать Иран в Сирии, то такие усилия эффективны лишь настолько, насколько Москве необходимо в данный момент времени демонтировать сложную сеть влияния Тегерана в стране. Пока это не входит в приоритет российской стратегии, Москву больше волнует степень будущего участия в Сирии российских коммерческих структур в сирийской экономике и сдерживание в этой связи аналогичной экспансии Ирана. Для достижения такой цели России требуется увеличение объема иностранных инвестиций, на что пока мало надежд. И именно этот факт пока позволяет Ирану сохранить и в конечном итоге расширить свое политическое и экономическое влияние в Сирии.
У Москвы есть три цели по вовлечению международного сообщества в реконструкцию Сирии. Во-первых, это средство нормализации отношений международного сообщества с Асадом. Москва определила реконструкцию и возвращение беженцев в качестве жизнеспособных путей вовлечения других стран в инициативы, которые де-факто означает признание легитимности режима Асада. Во-вторых, реконструкция также является средством снижения стоимости военных усилий России. В конечном счете, Россия хочет ограничить свои военные издержки в Сирии и прекратить военные действия, но для достижения этой цели Сирию необходимо окончательно стабилизировать. В-третьих, международная реабилитация режима Асада — это способ молчаливого международного признания ведущей посреднической роли России в стране и регионе. Президент РФ Владимир Путин приближается к следующей фазе сирийского конфликта в качестве «Большой брата», который устанавливает правила участия международного сообщества в сирийской досье. При этом Москву мало интересует, кто конкретно будет финансировать проекты реконструкции, ее интересует конечный результат. При этом Москва признает, что в среднесрочной перспективе в Сирию придут только небольшие средства и нерегулярные потоки западных инвестиций. В этой связи основной расчет Москва здесь делает на арабские страны, и прежде всего аравийские монархии. На фоне глубокого недоверия к событиям «арабской весны» монархии Персидского залива изначально рассматривали сирийский конфликт, как оптимальную возможность противостоять иранской экспансии в Леванте. Следовательно Саудовская Аравия, Катар и ОАЭ влили деньги и оружие в сирийскую оппозицию в надежде на свержение Асада и установление дружественного режима в Дамаске. Но успешные действия России в Сирии в настоящее время просто вынуждают саудовско-эмиратскую ось переосмыслит свою стратегию в стране. Эр-Рияд и Абу-Даби готовы лимитировано взаимодействовать с Дамаском в надежде на то, Россия способна сдержать Иран. И Москва таким настроением дипломатически подыгрывает. В отличие от нее, Тегеран использует все свое влияние в рамках убеждения Дамаска не принимать никаких финансовых взносов от ССАГПЗ, что пока большого отклика не находит. Первыми протестировали такой подход ОАЭ и Бахрейн, которые вновь открыли свои посольства в Дамаске в рамках восстановления дипломатических связей с режимом. По словам Анвара Гаргаша, государственного министра иностранных дел ОАЭ, мотивом для этого послужила «необходимость активизации арабской роли в Сирии для противодействия иранской и турецкой экспансии» . В этой связи британцы указывают, что возможные экономические интересы ОАЭ на будущих этапах реконструкции, скорее всего, будут сводиться к приобретению серьезных инвестиционных портфелей в промышленности, инфраструктуре, энергетике или экономики развития. Эта тенденция была подтверждена интересом, проявленным компаниями ОАЭ, представители которых недавно посетили Дамаск. Но в конечном счете такие инвестиции могут оказаться прибыльным для некоторых местных сирийских партнеров, связанных с режимом или Россией, но окажут очень мало влияния на стимулирование сирийской экономики, которая нуждается скорее в инвестициях в инфраструктуру, чем в развитие недвижимости.
В качестве еще одной альтернативы Россия могла бы использовать свою позицию для изучения финансовых возможностей стран БРИКС (особенно Китая и Индии, которые поддерживали сирийский режим в ООН). Ожидается, что Пекин, в частности, сыграет важную роль в восстановлении Сирии после аналогичных вмешательств в других постконфликтных странах, таких как Ангола, Конго и Южный Судан. Однако, участие Пекина в сирийской реконструкции осложняется рядом факторов. Во-первых, уровень толерантности Москвы и Тегерана к китайцам в рамках их возможной экономической экспансии в Сирию пока низка. Обе страны вложили значительные средства в предотвращение распада Сирии и сохранения режима, и законно опасаются конкуренции со стороны экономического потенциала Пекина. Во-вторых, соотношение возможностей и затрат для китайских компаний в Сирии относительно низкое из-за отсутствия стратегических ресурсов и стабильности. В-третьих, угроза попасть под санкции США также имеет значение для китайских транснациональных компаний. Например, Huawei, недавно объявили о своем выходе из Сирии и Ирана. Есть два основных китайских интереса в Сирии. Во-первых, присутствие уйгурских боевиков и угроза их возвращения в провинцию Синьцзян на северо-западе Китая. Во-вторых, геостратегическое расположение Сирии на перекрестке маршрутов, связывающих Западную Азию с Африкой и Европой. Сирия является частью китайской инициативы «Пояс и путь» стоимостью $ 1 трлн. В 2017 году Пекин обязался инвестировать $ 2 млрд в сирийскую промышленность, а также использовал недавний форум сотрудничества «Китай-арабские государства» для объявления о предоставлении еще $ 23 млрд в виде займов и помощи для арабского региона, и в том числе и Сирии. При этом надо отметить, что обязательство 2017 года до сих пор не реализовано, и совершенно непонятно, сколько из $ 23 млрд придет в Сирию. До сих пор сирийские призывы к более серьезным китайским инвестициям не увенчались успехом, несмотря на неустанные усилия на этом направлении Имада Мустафы, посла Сирии в Китае. Проще говоря, у Китая нет пока реальной уверенности в целесообразности своих инвестиций в Сирию. Он опасается, что будущие инвестиции будут подорваны кумовством и коррупцией. Кроме того, Китай не видит никакой реальной выгоды в участии в жесткой конкуренции с Россией и Ираном за влияние на власть.
Менее громко в своей поддержке Асада заявляла Индия, но при этом она и не поддерживала смену режима в Сирии. Вопреки позиции своих традиционных торговых партнеров в ССАГПЗ, негласная поддержка сирийского режима со стороны Нью-Дели обусловлена тремя факторами: его страхом нестабильности, ее приверженности невмешательству и сохраняющейся проиндийской позиции Асада по кашмирскому вопросу. Но с экономической точки зрения двусторонняя торговля между двумя странами никогда не достигала значительного уровня. В 2017 году годовой товарооборот достиг $ 175 млн, несмотря на приверженность Индии по возобновлению своих довоенных проектов, в частности строительству электростанции Тишрин. Главным препятствием для более активного входа индийского капитала в Сирию является отсутствие достаточных гарантий безопасности для защиты индийского экспорта и компаний. На данный момент участие Индии в сирийской экономике останется умеренным и ограничится только торговлей и экспортом. Президент Федерации индийских экспортных организаций, Ганеш Кумар Гупта, предсказал, что ежегодный экспорт Индии в Сирию может достичь $ 500 млн к 2020 году, включая автомобили, машины и пластмассы. Между тем, другие региональные страны, такие как Ливан, Иордания, Ирак, Египет и даже Турция будут рассматривать Сирию как потенциальный рынок для своих товаров, несмотря на их разные взгляды на режим Асада. Однако, нет никаких признаков того, что такие прагматические подходы могут привести к каким-либо значительным инвестициям в восстановление Сирии в краткосрочной перспективе.
Таким образом, основными донорами и экономическими партнерами Сирии на сегодняшний день является Россия и Иран. При этом Москва предоставила ограниченные объемы финансирования Дамаска, особенно если сравнивать с кредитными линиями, предоставленными Ираном на сумму $ 6,6 млрд. Вместо этого Россия исповедует прагматический подход к усилиям по восстановлению страны в рамках комфортного обеспечения доступа для своего частного сектора в потенциально прибыльные сектора экономики с очень небольшим объемом инвестиций из российских государственных фондов. Поведение Москвы и Тегерана на этом направлении отличается: Россия использует в основном свои позиции в госаппарате и секторе безопасности Сирии, в то время как Иран работает на местном уровне путем строительства сети лояльности, основанные на сектантских, культурных и племенных связях. По сравнению с российским участием Иран добился меньших успехов в привлечении крупных деловых кругов. Сирийско-иранский деловой совет (СИБС) был создан в марте 2008 года и первоначально возглавлялся Хасаном Джавадом. Он был воссоздан в 2014 году с девятью членами. Некоторые из них имеют значительное экономическое влияние, например, Мазен аль-Тарази, известный бизнесмен с инвестициями в туристический сектор и в сфере недвижимости (включая проект по реконструкции города Марота в западном Дамаске).
Сирия является относительно небольшим производителем нефти, но до гражданской войны нефтяная промышленность была основной частью ее экономики. По данным МВФ, продажи нефти в 2010 году составили 25% доходов государства, на сумму около $ 3,2 млрд в год. На сегодня добыча нефти в стране достигла 70 000 баррелей в день к концу 2018 года. В попытке оживить свой нефтяной сектор Дамаск сталкивается с рядом проблем. Во-первых, США и ЕС поставили этот сектор под жесткие санкции, которые затрагивают не только экспорт, но и иностранные инвестиции в его инфраструктуру и техническое обслуживание. Во-вторых, большинство нефтяных месторождений, ранее находившиеся под контролем ИГ, сильно пострадали от авиаударов коалиции. При этом у режима нет необходимых средств, чтобы восстановить эту инфраструктуру в одиночку. В-третьих, продажа и распределение нефти, добываемой на месторождениях Румейлан, Суэди, Шадади и Омар, которые находятся под контролем PYD, оказались сложными, и переговоры по их контролю остаются неопределенными, даже после решения США вывести войска с северо-востока Сирии.
Тем не менее, по ряду причин нефтегазовый сектор был одним из первых, на который нацелились российские и иранские компании. Прежде всего по причине того, что этот сектор предлагает потенциал для быстрого возврата инвестиций, несмотря на продолжающееся давление США. Сектор также является основным источником иностранной валюты и доходов для режима и, таким образом, дает инвесторам возможность оказывать значительное влияние на Асада. Наконец, инвестиции в отрасль позволяют России и Ирану влиять на трубопроводную геополитику, то есть блокировать или стимулировать будущие проекты. Однако важно отметить, что Сирия не является важным транзитным маршрутом в его нынешнем виде, хотя имеет потенциал стать таковым, если политическая ситуация стабилизируется и будут привлечены значительные инвестиции. До гражданской войны российские частные компании, такие как «Союзнефтегаз» и «Татнефть», инвестировали в разведку нефти и газа в Сирии. Для сравнения, Тегеран не имеет опыта взаимодействия с сирийским нефтегазовым сектором. Таким образом, Москва имеет преимущество и имеет лучшее знание местного рынка, несмотря на временный отход от операций в 2013-16 гг. Москва также получила долгосрочный доступ к сирийским нефтяным и минеральным ресурсам через договоры аренды, которые охватывают оффшорные активы; запасы газа и фосфатов в провинции Хомс; и доступ к существующим или будущим нефте- и газопроводам.
Электроэнергетическая инфраструктура Сирии сильно разрушена войной. Восстановление электроэнергетического сектора является приоритетом для режима по двум причинам. Во-первых, сектор сможет очень быстро приносить прибыль. Во-вторых, он имеет потенциал для увеличения валютных резервов от продажи электроэнергии соседним странам, особенно Ливану. Действительно, недавно подписано соглашение между Дамаском и Бейрутом о ежегодном экспорте 100 мегаватт (МВт) электроэнергии на $ 266 млн. Для восстановления этого сектора Дамаск подписал ряд меморандумов с Ираном и Россией, в сентябре 2017 года и январе 2018 года соответственно. Иранское соглашение предусматривало реабилитацию тепловых электростанций в Алеппо, Латакии, Баниасе и Тайме. Россия подписала меморандум о взаимопонимании в рамках строительства новые электростанций общей мощностью 2650 МВт в Алеппо, Мхарде, Тишрин, Дейр-эз-Зоре и Аль-Зара. Однако, в обоих случаях, сирийское правительство не смогло обеспечить необходимые финансовые гарантии для своего вклада в эти проекты, и в результате российские и иранские коллеги эти проекты заморозили. Теоретически Иран мог бы снять часть давления на Дамаск и профинансировать эти проекты через свои кредитные линии, но Тегеран, кажется, не придает большее значение этим проектам. Кроме того, Государственное учреждение по производству и передаче электроэнергии (PEEGT) Сирии неохотно использует иранские технологии, которые он считает неэффективными на основе предыдущего опыта. На сегодняшний день единственными проектами реконструкции энергетического сектора, о которых сообщается, являются проекты, осуществляемые организацией Объединенных Наций в рамках Программы развития наций (ПРООН). Оба проекта имели японское финансирование для строительства ТЭС в Джандаре и Банияс; оба завода были построены Mitsubishi Heavy Industries.
Сельскохозяйственный сектор внес 19% в ВВП Сирии в 2011 г. Сельскохозяйственная организация ООН (ФАО) подсчитала, что потери в сирийском сельском хозяйстве сектора в течение пяти лет составили миллиард долларов или больше. И в этой области Россия позиционирует себя как стратегического игрока. Прежде всего в роли ведущего поставщика пшеницы. Объемы ежегодных поставок российской пшеницы в Сирию неуклонно увеличиваются, от 650 000 тонн в 2015 году до 1,2 млн тонн в 2017 году, и, по оценкам, достигнет 1,5 млн тонн в следующем году. С 2015 года Сирия и Россия активизировали сотрудничество в сельскохозяйственном секторе. Это включало подписание соглашений о лицензировании экспорта овощей и удобрения, а также соглашения по восстановлению, строительству и управлению мукомольным заводами, зерновыми и водоочистные сооружения. Помимо относительных успехов в сбыте иранских вакцин для животных и продуктов птицеводства Иран не смог составить России достойную конкуренцию в сирийском внутреннем сельскохозяйственном секторе. С 2015 года Тегеран и Дамаск подписали ряд меморандумов о взаимопонимании по вопросам строительства мукомольных и сахарных заводов на юге Сирии, экспорта сельскохозяйственного механического оборудования и сбыта излишков сирийской сельскохозяйственной продукции. Но в то время как иранские инвестиции все еще обсуждаются или находятся на стадии согласования, инвестиции России уже работают и приносит доход.