- Институт Ближнего Востока - http://www.iimes.ru -

Турция и сирийские исламисты

Последние события на Ближнем Востоке свидетельствуют о возрастании роли воинствующего ислама, в политических процессах в регионе. Во многом это является результатом череды арабских восстаний, которые привели к кризису и трансформации места и роли армий и служб безопасности в политической системе. В свою очередь это меняет алгоритм взаимоотношений в треугольнике – власть, армия, религия – который служит одним из ключевых элементов государственной инфраструктуры многих стран Ближнего и Среднего Востока.

Действительно в  ближневосточных странах религия и религиозные деятели во многом влияли на определение идентичности государства, характер власти, роль религиозного законодательства. Это зачастую происходило в противовес светскому судопроизводству, складывавшимися столетиями межобщинным отношениям.

С другой стороны, армия также оказывала значительное воздействие на многие сферы политики и общественной жизни государства, вплоть до прямого вмешательства в политическую сферу жизни общества и государства.

В конкретном государстве роль религии в армии во многом определялась характером правящего режима и его идеологией.

Опыт арабских волнений показал, что именно армия в конечном итоге, использовалась властью для решения конфликтов, будь то на религиозной или светской основах. В условиях кризиса возникало некое расхождение между властью и официальным исламом, который ее легитимизировал и обслуживал властные интересы. В результате официальный ислам стал неоднозначно восприниматься в гражданском обществе и в офицерском корпусе. Более того, в сложившихся условиях, лояльность армии государству обеспечивалась до тех пор, пока государство оказывалось способным защищать и пропагандировать религиозные ценности. То есть религиозные цели стали служить для ряда военных главным оправданием ведения войны. Тем более для людей, воспитанных в рамках мусульманской традиции, идея войны как орудия религии не являлась неожиданной.

В той степени, в какой война рассматривалась как инструмент религии, право объявлять ее стало принадлежать религиозным, а не светским властям. Сегодня ярким примером подобной ситуации могла бы служить Сирия, где решения о начале боевых операций, их прекращении, заключении соглашений о перемирии принимаются военными, зачастую в ходе переговоров с воинствующими исламистами, а не гражданскими политиками. Религиозные критерии также стали определять состав участников, законы и нормы войны, а зачастую правила ведения боя.

В государствах Ближнего Востока неизбежно существовала связь между местом, которое религия занимала в государстве и ее ролью  в армии. В тоже время такая связь не являлась безусловной. Можно предположить, что лидеры таких стран как Турция, Египет, Сирия, Иордания на самом деле придерживались светских принципов государственного устройства. Они могли считать, что если перевести религиозные настроения  из сферы деятельности широких слоев населения и сделать религию частным делом отдельного гражданина, то им, таким образом, будет легче модернизировать государство и общество, управлять страной и противостоять вызовам глобализации.

В данном случае, речь шла о так называемом прогрессивном национализме, который представлял собой более высокий уровень культуры и языка в обществе, что давало возможность подобному государству добиваться относительно высокого уровня экономики, индустриализации и таким образом на равных войти в процесс модернизации.

В этом случае влияние религии на общество должно было быть максимально сокращено, и религия должна была быть вытеснена в сферу частной жизни. В основу государственной идеологии должен был быть положен национализм как фактор, определяющий коллективную идентичность армии, моральные принципы и поведенческий стереотип военных. Поэтому военные должны были стремиться использовать армию в качестве одного из главных инструментов поддержки национализма в противовес религии.

В условиях кризиса режим по политическим соображениям и в целях мобилизации масс мог допустить некоторую степень участия религии в деятельности государства с тем, чтобы ограничить проникновение в общество чуждых ему религиозных проявлений. Тогда роль религии в армии должна была бы сводиться к выполнению функции по противодействию в обществе религиозной оппозиции власти. В этом случае государство могло допустить расширение использования религиозных ритуалов в армии в качестве защитного механизма, а когда оппозиционные религиозные движения ослабнут, могло вернуться к прежнему положению.

Однако, как свидетельствует пример Сирии и ряда ближневосточных государств, глубоко вовлеченных в сирийский кризис,  на практике эти теоретические положения могли найти свое воплощение лишь при определенных условиях, которые, как правило, соблюдались крайне редко. В случае если лидер какой-либо страны придерживался светских взглядов, ему, чтобы удержать ситуацию под контролем, необходимо было уравновесить степень взаимовлияния религии и армии в государстве в их взаимодействии с обществом.

Когда в основу идеологии закладываются идеи секуляризма и национализма, руководству страны необходимо было обеспечить развитие государства, чтобы продемонстрировать обществу превосходство светской над религиозной идеологией. Использование религии в качестве противоядия экстремизма могло оказаться успешным, если религиозные организации были бы готовы продемонстрировать гибкую политику и способность регулировать всплески активности воинствующего ислама. На  примере сирийских исламистов и их отношений с Турцией и Ираном достаточно ясно видно, что вышерассмотренная теория пока терпит крах. Правда она может оказаться востребованной в будущем.

Как показали недавние события отношения Турции с вооруженными отрядами оппозиции, особенно джихадистского характера, складывались весьма непросто, и Анкара могла полагаться на них с большой долей осторожности и до известных пределов.

Действительно в течение последнего времени вопрос об отношениях джихадистких организаций Сирии с Турцией является предметом острых дискуссий, особенно в рядах  «Хайат Тахрир аш-Шам (ХТШ, запрещена в России). Многие члены организации сомневались в том, оправдано ли сотрудничество с Турцией с религиозной и идеологической точки зрения и  как может измениться обстановка в организации в случае укрепления позиций президента  Р.Т.Эрдогана после его победы на выборах летом 2018 года. Все эти и другие вопросы служили предметом споров между ХТШ и связанных с «Аль-Каидой» (запрещена в России) групп, входящих в объединение «Харрас эд-Дин» («Стражи веры»).

Организация «Харрас эд-Дин» в основном состоит из тех, кто вышел из «Джебхат ан-Нусры (запрещена в России) после того как она летом 2016 г. переименовалась в ДЖАФАШ («Армия завоевания Леванта»). «Харрас эд-Дин» официально оформилась в феврале 2018 года  как новая группировка «Аль-Каиды» в Сирии.

Вопрос о сближении ХТШ с Турцией в течение длительного времени служил предметом острых споров внутри организации. Это порождало проблемы фракционного характера  внутри организации и ставило под вопрос характер ее отношений  с  рядом влиятельных фигур связанных с «Аль-Каидой».

Еще совсем недавно ХТШ отказывалось от каких-либо отношений с Турцией, и критиковала движения «Ахрар аш-Шам» и  «Нур эд-Дин Зенки» за сотрудничество с Турцией по дипломатическим и военным вопросам.

Отношение ХТШ к Турции внезапно изменилось после того как организация открыто оказала поддержку турецким вооруженным силам в овладении ими позиций в северо-западных районах Сирии и создания там контрольно-наблюдательных пунктов как часть выполнения астанинских соглашений. Идеологическим обоснованием изменения поведения ХТШ в отношении Турции стала фетва, изданная в  октябре 2017 г. одним из видных представителей джихадисткого движения Абу Катада аль-Фаластыни.  Характерно, что после того как весной 2018 года ХТШ подверглась острой критике, один из известных шариатских авторитетов Абу Фаттах аль-Фархали, подтвердил, что ХТШ не пересекла ни одну из «красных линий» в отношениях с Турцией. Буквально через две недели политический представитель ХТШ Юсеф аль-Хаджар публично признал факт близких отношений организации с Турцией, которую он назвал союзником. После того как в начале июня 2018 г. связанный с «Аль-Каидой» Аднан Хадид стал интересоваться остается ли ХТШ по-прежнему приверженной джихаду, та была вынуждена опубликовать заявление о своей приверженности делу войны с «неверными».

ХТШ явно пыталась балансировать между политической целесообразностью и прагматизмом, с одной стороны  и  исламистскими принципами, с другой. В заявлении организация прямо отмечала, что «исламская политика является частью джихада» и ХТШ действует в интересах борьбы с «неверными» до тех пор, пока эта борьба не противоречит основам шариата.

После победы Р.Т.Эрдогана на выборах 24 июня 2018 г. эти споры только усилились и велись вокруг темы: как близко и тесно можно сотрудничать с Турцией.

Так Абу Катада в своем посте фактически поддержал Р.Т.Эрдогана как альтернативу еще большим «безбожникам» и таким образом оправдал контакты с ним.

С другой стороны один из знакомых Абу Катады  и идеологов современного джихадизма  Абу Мухаммед аль-Макдиси  высказал абсолютно противоположное мнение в отношении Р.Т.Эрдогана, назвав его приверженцем таухида и секулярным правителем, что с его точки зрения не могло оправдать контакты с турецким лидером.

К данному мнению  присоединился еще один известный идеолог джихадизма Билал Хурайсат более известный под псевдонимом Абу Хадиджа аль-Урдуний. Прежде он отвечал за безопасность и идеологию в  «Джебхат ан-Нусре» до того как она  отошла от «Аль-Каиды». Вскоре он вошел в шариатский совет  «Харрас эд-Дин».

Однако Абу Катада поддержали два известных клерикала Абдулла аль-Мухайсини (КСА) в прошлом член ХТШ и Тарик Абдельхалим (Египет), дав понять, что победа Р.Т.Эрдогана меньшее из зол. Наибольшую поддержку Абу Катада получил из Лондона от своего ученика Абу Махмуда аль-Фаластини, который заявил, что не обязательно считать Р.Т.Эрдоган «правильным» мусульманским правителем, но это не значит, что организация должна плодить вокруг себя врагов. К критике Абу Катада присоединилась и «Исламское государство» (ИГ, запрещено в России)). 5 февраля 2019 лидер «Аль-Каиды» Айман аз-Завахири  также подверг критике ХТШ в своем выступлении.

В любом случае эти споры свидетельствовали об острых разногласиях и расколах внутри джихадистского движения Сирии. Споры по этому вопросу внутри ХТШ достигли своего пика  в сентябре 2018 г. когда один из видных членов и идеологов ХТШ Абу Якзан аль-Масри выступил против линии руководства организации в вопросах отношений с Турцией. В конце сентября он сделал ряд резких заявлений, в которых раскрыл подлинный светский характер правления в Турции и обвинил Анкару в антиисламских действиях. аль-Масри также порицал движения «Ахрар аш-Шам» и  «Нур эд-Дин Зенки» за их сотрудничество с Турцией. В декабре 2018 года он резко критиковал действия Турции в отношении РПК с точки зрения того что сражающие две светские силы не имеют никакого отношения к борьбе за веру и  не приносят исламу пользы. По неподтвержденным данным, он был вскоре арестован.

В начале февраля 2019 г. Абу Якзан аль-Масри высокопоставленный представитель непримиримого крыла ХТШ объявил о своем уходе из организации.  Данное решение могло рассматриваться как прямой ответ на интервью Абу Мухаммеда аль-Джулани (эмир ХТШ), в котором он выразил свою полную поддержку Турции и планируемых ею операций против повстанческих курдских  отрядов в северных районах Сирии. В ответ на отставку аль-Масри шариатский совет ХТШ сделал заявления о том, что ни одна фетва не может быть издана без предварительного одобрения советом.

Отход аль-Масри от ХТШ и его арест стали серьезным испытанием для организации поскольку он не только долгое время был идеологическим рупором организации, но и возглавлял ее элитное подразделение  «Аль-Асаиб Хамра»  В 2013 г. аль-Масри вошел в состав «Ахрар аш-Шам», но уже в сентябре 2016 г. он присоединился к ХТШ и часто участвовал в боевых операциях. Аль-Масри не мог не видеть, как его шеф  аль-Джулани сближается с Р.Т.Эрдоганом,  и его отставка была предрешена.

Многие в ХТШ полагали, что аль-Масри может вернуться. Однако другие считали, что он найдет себе место в рядах  «Харрас эд-Дин».

В мае 2018 г. произошло первое столкновение между ХТШ и «Харрас эд-Дин» когда клерик «Харрас  эд-Дин» Абу Укба аль-Курди. был убит ХТШ на КПП в районе Халеба (Алеппо). Столкновения и аресты членов «Харрас эд-Дин» продолжились летом 2018 г. Со своей стороны «Харрас эд-Дин» обвиняло ХТШ в препятствовании им ведения боевых операций против правительственных сил..

В конце января в ходе встречи представителей руководства ХТШ и «Харрас эд-Дин» они обменялись взаимными обвинениями, которые со стороны «Харрас эд-Дин» сводились  к тому, что оружие ХТШ принадлежит «Аль-Каиде», в то время как акида (идеологическая основа) проводимого ХТШ джихада не соответствует принципам «Аль-Каиды» и извращена. На этом основанию они требовали вернуть им часть оружия. Ответ ХТШ не заставил себя ждать. ХТШ отвергла обвинения «Харрас эд-Дин» в незаконном обладании оружием и пригрозила разоблачительными письмами из архивов «Джебхат ан-Нусры» и «Аль-Каиды».

Для решения спора была создана комиссия из клерикальных авторитетов, представлявших интересы обеих сторон, в состав которой вошли  аль-Макдиси, Сибаи Абдельхалим аль-Хашеми и Наиль бен Гази. Они стремились высказываться уклончиво и в основном выступали за примирение между двумя организациями, отвергая взаимную вражду.

Пытаясь сгладить возникшие разногласия, глава шариатского совета ХТШ Абу Абдалла аш-Шами предложил «Харрас эд-Дин» создать вместе с ХТШ вооруженную коалицию и образовать общий военный совет, который могли бы возглавить представители «Фейлак аш-Шам», Сирийской свободной армии (ССА) и «Братья-мусльмане». Любопытно, что он провел параллель между ССА и Нациоанльной армией, в состав которой входят «Ахрар аш-Шам» и движение «Нур эд-Дин Зенки», назвав ССА более «легитимной», чем Национальная армия. Он также призвал  «Харрас эд-Дин» прекратить переманивать на свою сторону членов  ХТШ.

Посреднические  усилия ничего не дали и «Харрас эд-Дин» продолжали стоять на своем, что вносило раскол в движение повстанцев и их идеологов. Противники ХТШ считали, что конфликт с «Харрас эд-Дин» был специально организован руководством ХТШ, что бы выглядеть более «умеренными» в глазах Турции. В конечном итоге к концу 2018 года между двумя группами было достигнуто некое понимание  по оружию.

В сложившейся ситуации, Турция не может продолжать долго балансировать между Россией и США. Однако, если с Москвой и Вашингтон Анкара может как-то договориться, то с джихадистскими отрядами в Идлибе сделать это куда сложнее,  не рискуя поставить свою безопасность и интересы в Сирии под угрозу.