Спецоперация американских военнослужащих на северо-западе Сирии по ликвидации главаря террористической группировки «Исламское государство» (ИГ, запрещена в России) Абу Бакра аль-Багдади не приведет к искоренению терроризма. Такое мнение высказал в понедельник 28 октября в интервью телекомпании Си-эн-эн глава влиятельной неправительственной организации Совет по международным делам Ричард Хаас, занимавший ранее пост руководителя отдела политики в Госдепартаменте США. «Это не окончательная победа на терроризмом, — отметил он. — Группировка «Исламское государство» попытается восстановить свою структуру и свои операции». Такое же мнение высказал в понедельник 27 октября в «Твиттере» старший научный сотрудник Совета по международным делам Брюс Хоффман. «Не приведет ли уничтожение аль-Багдади к объединению двух террористических группировок — ИГ и «Аль-Каиды» (запрещена в РФ)? — отметил он. — «Аль-Каида» пытается укрепить свои позиции в Сирии… В условиях, когда в ИГ нет человека, который мог бы заменить аль-Багдади, возможно либо слияние, либо поглощение этой группировки «Аль-Каидой». 27 октября президент США Дональд Трамп заявил о ликвидации главаря террористической группировки «Исламское государство»Абу Бакра аль-Багдади в ходе спецоперации в сирийской провинции Идлиб. Трамп поблагодарил за содействие в проведении операции Россию, Ирак, Сирию и Турцию. В Минобороны РФ заявили, что не располагают достоверной информацией об уничтожении аль-Багдади. Мировое сообщество назвало ликвидацию главаря ИГ важным, но не решающим шагом, призвав продолжить борьбу с терроризмом. Согласимся в целом, поскольку ликвидация аль-Багдади действенно не решает никаких принципиальных проблем в рамках возрождения феномена ИГ. Сам аль-Багдади уже давно никакой практической роли в сильно фрагментированной структуре ИГ не играл, Трампу нужен был пропагандистский эффект накануне своей перевыборной кампании, который был бы сопоставим по масштабу с ликвидацией Усамы бен Ладена. И он его получил, правда, в неизмеримо меньшем масштабе. Но о самой операции и ее последствиях надо поговорить отдельно, а пока о перспективах возрождения ИГ в принципе. В качестве основы для анализа возьмем последний аналитический доклад на эту тему известного европейского фонда International Crisis Group.
ИРАК. Согласно этому докладу, в Ираке ИГ продолжает сохранять свой боевой потенциал. Его масштабы уменьшились по сравнению с возможностями группы на пике своего развития в начале 2015 года. Нынешняя военная активность ИГ ограничивается главным образом сельской периферией страны. Сегодня на большей части территории Ирака уровень безопасности безусловно выше, чем это было в течение многих последних лет, несмотря на вспышки насилия на фоне недавних социальных протестов. ИГ в настоящее время в основном действует вдоль хребта, который проходит через северную часть Ирака от южной части Найнавы до северной провинции Дияла, включая Хамрин и горы Махоул. Отряд этой группы также действует в пустынях Джазира и Анбар в Ираке, а также в ряде «карманов» в других местах страны. Часть подразделений ИГ укрылись в самой труднодоступной местности Ирака, включая горы, отдаленные пустыни и пещеры. Они также укрываются в разрушенных и заброшенных деревнях. Эти труднопроходимые районы дают ИГ естественное прикрытие, позволяя боевикам скрываться днем, практически свободно передвигаться ночью небольшими группами пешком или на мотоцикле. Боевики очень часто пересекают открытые пространства, выдавая себя за пастухов. В качестве получения ресурсов для пропитания и вооружения, они полагаются на скрытые тайники с продовольствием и оружием, а также получение продовольствия из окрестных деревень. В пустынях это продовольствие и вооружение хранится на подземных базах. Эта местность является на сегодня почти непроходимой для машин иракских сил безопасности, а ряд высших офицеров иракской армии при этом заявляли, что их силы не могут приблизиться к таким отрядам боевиков незаметно по причине того, что местное население предупреждает их о появлении иракских силовиков в том или ином районе. Эти районы не могут быть постоянно контролироваться иракскими войсками, они могут проводить только эпизодические мониторинговые миссии. Боевики действуют группами от пяти до десяти человек, что облегает их передвижение, маскировку и снабжение продовольствием. При этом по свидетельству иракских офицеров, боевики часто используют такие методы, как хищение продовольствия или занимаются вымогательством. «Это небольшие группы», — сказал военный чиновник из Найнавы. «Они работают как воры, убивая и забирая деньги». Действительно, часто деятельность ИГ почти неотличима от бандитизма. На данный момент активность группы, вероятно, не требует больших средств: они пропорциональны уровню ее нынешней боевой активности: ее уровень представляется недорогим и самодостаточным. Подразделения ИГ в основном сейчас сконцентрированы в своей кампании насилия на откровенно политическом аспекте. Боевики систематически убивают представителей местных властей, в том числе мухтаров (старост деревень) и сотрудников сил безопасности. Кажущаяся цель состоит в том, чтобы терроризировать жителей и добиться от них отказа от сотрудничества с иракскими силами безопасности. Атаки боевиков кроме того, направлены на контрольно-пропускные пункты и караваны силовиков, для чего используется методы минно-фугасной войны, засады и снайперские атаки. По словам местных полицейских, эти атаки, как правило, не сложны по замыслу. Более сложные атаки требуют больше людей, опыта, материальных затрат. В рамках этой тактики повстанческого типа сторонники ИГ работают в небольших, рассеянных группах, которые труднее обнаружить. При этом нападения ИГ часто имеют соответствующее пропагандистское освещение в интернете. Показательные убийства мухтаров являются одним примером таких, пропагандистских в первую очередь операций, имеющих как функциональное, так и показательное значение. Мухтары служат в качестве ключевого узла коммуникаций между резидентами и иракскими спецслужбами, дающий последним представление о том, что происходит на местном уровне. Когда ИГ убивает мухтаров, это одновременно лишает государственные структуры информации и запугивает мирных жителей. Затем группа усиливает эффект этих убийств с помощью средств массовой информации, которые публикуют их, а иногда даже представляют видеозапись убийств, доводя их до национального уровня и глобальной аудитории, включая ее собственных членов и сторонников. С 2017 года ИГ осуществило только несколько сложных, многоступенчатых атак, таких как подрывы заминированных автомобилей, атаки смертников, что требует развитой материально-технической базы. На сегодня налицо проявилась тенденция в рамках отказа группы использовать мужчин в нападениях смертников, что может свидетельствовать о том, что она начинает экономить свои людские резервы. При этом многие активные боевики ИГ являются иракцами и уроженцами соответствующих районов страны. В рядах ИГ в Ираке осталось очень мало иностранцев, что свидетельствует о недостаточных финансовых ресурсах. Кроме того, местные племена неохотно оказывают поддержку иностранцам, предпочитая помогать своим землякам. В Киркуке жители говорят, что они четко различают нападения ИГ и обычную преступность, потому что они знают бойцов ИГ часто лично. Эти боевики в свою очередь прекрасно знакомы с большинством жителей района, в котором действуют и всегда могут рассчитывать на поддержку со стороны местных жителей. Среди иракских сторонников ИГ на сегодня сравнительно мало фанатиков и убежденных исламистов. При этом основным элементом тактики является формирование групп из местных уроженцев, без привлечения и мобилизации сил из других провинций. Эти локальные ячейки находятся в связи между собой. По крайней мере, были свидетельства о координации нападений на тех же мухтаров и силы безопасности. Но вся основная деятельность таких групп осуществляется автономно. ИГ также извлекает выгоду из провалов попыток координации действий своих противников между силами безопасности Багдада и Эрбиля. Таким образом, ИГ эксплуатирует неохраняемые пространства между враждебными иракскими и курдскими силами, из которых группа может атаковать обе стороны. Федеральные иракские и курдские силы поддерживали некоторую координацию до тех пор, как проходила активная фаза борьбы с боевиками. На сегодня имеется высокая степень взаимного недоверия между ними. Багдад обвиняет Эрбиль в том, что он позволил ИГ выйти из зон их контроля в другие районы страны. Местные арабы и туркмены утверждают, что курды намеренно дестабилизировали их районы, чтобы оправдать возвращение в них курдских сил безопасности. Это прежде всего касается Киркука, где курды намеренно провоцируют напряженность после того, как правительственные силы вынудили их уйти из этой нефтеносной провинции.
С 2017 года позиции ИГ похоже, сильно ослабли в крупных иракских городах. Причем это касается не только Багдада, но и более мелких центров, таких как Фаллуджа. При этом силы безопасности утверждают, что группа пыталась проводить резонансные теракты и взрывы в Мосуле и Киркуке. Более достоверные источники при этом утверждают, что эти инциденты не были связаны с ИГ, а носили характер чисто криминальных разборок, рэкета и местного политического соперничества. При этом иракские города переполнены вооруженными группами, которые могут прибегнуть к насилию по разным причинам. Некоторые из них могут быть заинтересованы в преувеличение роли ИГ, поскольку это делает его удобным козлом отпущения и дымовой завесой в рамках решения своих проблем.
Несмотря на то, что активность ИГ в Ираке значительно сократилось с 2015 года, иракцы и их иностранные партнеры по-прежнему обеспокоены возможным ренессансом организации. Как выразился один западный дипломат: «Большой вопрос заключается в том, является ли эта траектория путем вниз или кругом. Является ли это вершиной, после которого начнется спад, или кругом, где все выглядит хорошо только на данный момент». При этом почвой для таких разговоров является в большей степени заявления самого руководства ИГ, которое поклялось в том, что «ИГ возвратится в районы, из которых она ушла, либо рано, либо поздно». «Наша сегодняшняя битва — это битва на истощение врага», — заявил лидер группировки Абу Бакр аль-Багдади в своем 29-м (и последнем) интервью в апреле с.г. Однако такой сценарий на сегодня маловероятен. ИГ работает в Ираке, который существенно изменился с 2014 года. Ключевые сдвиги в иракской политике, безопасности и общественном сознании является серьезным препятствием для циклического возвращения ИГ. По оценке европейских аналитиков, свидетельством такого рода коренных трансформаций в иракском обществе с точки зрения межконфессиональных различий. Это особенно явно проявилось во время последних по времени социальных протестах в Ираке, в которых активно и совместно участвовали и сунниты, и шииты. Сами иракцы описывают это, как слияние мотивации среди шиитов и суннитов, которые возмущены жестоким обращением со стороны служб безопасности; отказом Багдада от проведения после 2003 года реформ в рамках справедливого распределения постов в исполнительной власти по способностям, а не по этно-сектантским линиям, что вывело тех же суннитов на политическую периферию. Сразу не согласимся с такими выводами: никто межконфессиональное соперничество не отменял, а в последних волнениях в основном участвовали шииты, а не сунниты, что свидетельствует прежде всего о разборках внутри исключительно шиитской общины. Европейцы, как всегда в рамках своей мультикультурности, бегут впереди паровоза, выдавая желаемое за действительное. Вопрос не в том, что стираются межконфессиональные различия, они по-прежнему сильны, а степень взаимного межконфессионального доверия далека от идеала. Вопрос в том, чтобы создать между этими группами новую систему баланса власти. Грубо говоря, шиитам надо научиться делиться властью, чего они делать не хотят.
Европейцы в этой связи делают вывод о том, что ИГ — это сектантская организация сторонников суннитского превосходства; ее единственный электорат и вербовочная база — это сунниты. Группа укрепится только в том случае, если она сможет поляризовать Ирак по сектантским линиям и сплотить суннитов страны (арабов , а не курдов), в единый блок против остальной части страны. В 2019 году на волне военной кампании международной коалиции против ИГ, сектантская и политическая поляризация, кажется, исчезла. Сектантское разделение сохраняется только на социальном уровне. Местные внутриполитические споры иногда принимают сектантское измерение, и критику Ирана иногда трудно отличить от антишиизма. Тем не менее, в целом, Ирак уходит от сектантской политики. Иракские политики и лидеры (с несколькими исключениями, большинство из которых живут в изгнании) отказались от сектантской агитации в качестве политического объединяющего пункта для своих элит. Эти элиты теперь склонны к сотрудничеству. На низовом уровне опыт войны с ИГ также сыграла важную роль в мобилизации молодых иракцев для участия в кросс-сектантской гражданской активности. Арабы-сунниты Ирака также теперь имеют более четкое представление о том, что представляет собой ИГ. До 2014 года этой группе никогда не удавалось навязать свое доминирование в полном объеме. В 2013 и 2014 годах ИГ проникло в суннитские регионы и превратилось в массовое движение, возглавляемое суннитскими политиками, племенными деятелями и священнослужителями, которое охватывало различные политические течения. Когда протесты переросли в вооруженное восстание, некоторые «племенные военные советы» рассматривали ИГ как полезного союзника. Жители этих районов считают, что большинство среди новобранцев ИГ составляла местная молодежь без определенного идеологического направления, которая искала денег и власти. Обычные жители, которые не были втянуты в ИГ, должны были выжить в первую очередь под управлением этой группы и во время освобождения силами безопасности Ирака, после чего целые районы городов были стерты с лица земли. После этого, говорят иракцы, большинство из них больше не хотят ИГ. Этому изменению в настроении суннитов способствовало более функциональные отношения между арабами-суннитами и силами безопасности. Прекратились факты предыдущего жестокого обращения сил безопасности в отношении суннитских арабов, которое включало унизительное обращение на контрольно-пропускных пунктах, произвольные аресты и массовые внесудебные террористические преследования.
Снова не согласимся с выводами доклада. Ровно потому, что ИГ — это не инициатива группки экстремистов, это коллективный ответ суннитской уммы на ее низвержение с политического Олимпа после свержения С.Хусейна, которое приобрело характер суннитского фашизма. И эта модель чистого конфессионального национализма на основе широкой социально-экономической автономии привлекла в ее ряды огромное количество иностранных рекрутов. Как только стало понятно, что эта модель не способна удержать под своим контролем территории и обеспечить суннитам физическую защиту и постоянное обогащение, она исчезла. Но интересы суннитской уммы Ирака в рамках получения своего куска пирога от того же нефтяного сектора страны никуда не ушла, и обманываться по этому поводу не стоит. Именно в этом моменте надо искать причины поддержки ИГ со стороны суннитского населения, но для того, чтобы реанимировать ИГ, нужны деньги. А их нет: те деньги, которые были награблены ранее, уже вложены в реальный бизнес и жертвовать их для новой революции никто не будет.
Как полагают европейцы, на поле боя иракские военные и силы безопасности сохраняют инициативу против ИГ. Но на сегодня им по-прежнему не хватает ключевых возможностей, что ограничивает их прогресс в борьбе с ИГ. Сами силы безопасности во многом представляют собой «лоскутное одеяло» официальных подразделений и военизированных формирований, включая «Аль-Хашд аш-Шааби» (Народные мобилизационные силы), сформированные в ответ на соответствующую фетву великого аятоллы Али ас-Систани в 2014 году. Эти силы страдают от внутренней конкуренции, в том числе и среди конкурирующих спецслужб. Тем не менее, военное поражение ИГ повысило моральный дух этих сил; поддержка коалиции также технически усилили такие подразделения, как элитные Силы по борьбе с терроризмом. Там, где иракским силам безопасности не хватает потенциала, они могут положиться на возглавляемую США международную коалицию. Страны-члены коалиции предоставляют обучение и оборудование для различных элементов иракских сил безопасности. На сегодня члены коалиции играют преимущественно консультативную роль в рамках предоставления Ираку жизненно важных технических возможностей, включая разведку, наблюдение и поддержку с воздуха. При этом, в последнем компоненте зависимость иракских сил от возможностей союзников является стопроцентной.
Тем не менее в Ираке сохраняются факторы реанимации конфликта. Во-первых, Ирак не сможет рассчитывать на помощь коалиции в преследовании ИГ вечно. Некоторые иракские политические и военизированные группировки уже высказали возражения против продолжения войны. 83 иракских парламентария ранее предложили законопроект, требующий, чтобы США и другие иностранные силы покинули Ирак. В настоящее время представляется маловероятным, что парламент Ирака проголосует за то, чтобы принято такой закон, но растущая региональная американо-иранская напряженность может спровоцировать нападения иракских военизированных группировок на американские цели. Результат был бы непредсказуемым, но по крайней мере один сценарий заключается в том, что потенциал иностранной коалиции может стать более несостоятельным. Если американские войска уйдут, то уйдет и большинство других партнеров по международной коалиции. Ирак таким образом сразу лишится всех инструментов международной поддержки в рамках подготовки кадров и материально-технического обеспечения этого процесса. Анонимный старший иракский военный офицер прямо сказал: «Мы не можем победить ИГ без поддержки с воздуха со стороны коалиционных сил». Многие иракские официальные лица признают это в частном порядке. Во-вторых, даже при помощи коалиции Ирак сталкивается с большой проблемой обеспечения безопасности своей периферии, в том числе таких районов, как сельская Найнава и сельская местность Киркука Хавия. Этот вызов, в свою очередь, тесно связан с продолжающимся перемещением жителей этих районов. По разным источникам, около 1,7 млн иракцев остаются внутренне перемещенными лицами после войны с ИГ. Многие не желают возвращаться в разрушенные города, где нет рабочих мест и коммунальных услуг. Некоторые приехали домой, но в условиях невозможности проживания там в силу разрушения инфраструктуры, снова уехали. Угроза ночных рейдов ИГ — еще один барьер для возвращения. Жители не доверяют полностью силам безопасности. Один из сотрудников Службы безопасности Киркука сказал, что когда перемещенные лица не возвращаются, их деревни остаются пустыми, что дает возможность террористам проживать в них и использовать их в качестве баз для проведения операций. При этом жители деревень являются важным источником информации для сил безопасности. Затянувшееся внутреннее перемещение сопряжено с другими рисками для примерно 450 000 иракцев, которые до сих пор живут в лагерях. Международные НПО описывают тяжелые условия в этих лагерях, включая сексуальное насилие и эксплуатацию. Так называемые «семьи ИГ», которые широко известны в Ираке, представляют собой дополнительную дилемму. Эти гражданские лица, включая женщин и детей, были изгнаны из своих районов из-за их предполагаемых семейных связей с боевиками ИГ. На сегодня многие брошены на произвол судьбы в лагерях для перемещенных лиц. В некоторых случаях им мешает вернуться на родину факты уголовного расследования деятельности их родственников или отсутствие документов, что препятствует получение ими доступа к социальным услугам и зачислении на работу. Коллективное наказание «семей ИГ» представляет собой темную сторону иракской войны. Многие иракцы признают, что «семьи ИГ» должны быть реинтегрированы в общество, но общая кампания остракизма в их отношении со стороны государства продолжается. Некоторым родственникам боевиков удалось вернуться в свои районы только после того, как они официально отказались от членов своей семьи в суде. Иракское правительство помогало посредничать в отдельных случаях, но оно не смогло этого сделать в рамках разработки комплексного решения этой проблемы. Даже «семьи ИГ», которые продолжают жить жить в своих родных районах, сталкиваются с дискриминацией. Такое положение дел является очень важным условием дальнейшей радикализации этой категории лиц. Иракцы также описывают эпизоды спонтанной мести силовиков в отношении суннитского населения. Это обычно внесудебные расправы. При этом официальное правосудие Ирака также пока является в отношении предполагаемых членов ИГ и их пособников в первую очередь карательным. Членство в ИГ или оказание помощи этой группе по закону влечет за собой наказание в виде пожизненного заключения или казни. ООН в этой связи заявила, что правовая система Ирака «омрачена очень серьезными проблемами».111 тысяч обвиняемых в членстве в ИГ или связанных с ним преступлениях уже были осуждены или приговорены к смертной казни. В иракские суды также часты ошибки и злоупотребления, такие как путаница с именами в списках обвиняемых и ложными обвинениями в причастности к ИГ, что уже приводило к осуждению невиновных. При этом арестованные боевики содержатся совместно, что облегчает их коммуникацию и вербовку других заключенных, что является общим местом в иракских тюрьмах со времен управления их американцами. Если рассматривать такие моменты линейно, то мы имеем сейчас картину коллективной ответственности суннитского населения за действия конкретных боевиков. На этом фоне жители районов суннитского большинства возмущены действиями шиитских вооруженных групп, которые активно вмешиваются в местную политику и бизнес.
Кроме этого, Ирак также сталкивается с многочисленными угрозами своей стабильности, которые не связаны с ИГ, включая слабость государства, вялую экономику, недостаточные инвестиции в государственные услуги и инфраструктуру, и кризис психического здоровья населения, усугубленный десятилетиями войны. Это национальная проблема стала стимулятором беспорядков как в шиитской иракской провинции Басра, так и в суннитской провинции Дияла. За два года, прошедшие с момента разгрома ИГ, иракское правительство сделало лишь минимальные шаги в рамках восстановления освобожденных от ИГ районов и возрождения их местной экономики. Жители свидетельствуют о том, что реконструкция была остановлена или не существует. В этой связи местные жители обвиняют правительство в его неспособности восстановить свои районы или выплатить компенсацию за военный ущерб. Дополнительно они обвиняют международных доноров в том, что они не смогли выполнить свои обязательства. Пока нет никаких оснований предполагать, что эти обстоятельства неизбежно стимулируют массивный приток местных суннитов обратно в ИГ, особенно учитывая их горький недавний опыт. Тем не менее, эти факторы будут постоянным источником растущей нестабильности. Мосул, бывшая фактическая столица ИГ, является ярким примером процесса послевоенной дисфункции: спустя два года после поражения джихадистов, относительный уровень безопасности в городе — это лучшее, что было достигнуто. При этом ключевая инфраструктура города разрушена, и многие районы города на западном берегу реки Тигр, включая Старый город, который более всего пострадал во время разрушительных боев в 2017 году, до сих он лежит в руинах. Только один из пяти мостов через Тигр не пострадал, тем самым локализуя участие жителей на правом берегу в экономической жизни города. Небольшие работы по восстановлению инфраструктуры имеют место в основном за счет незначительной помощи со стороны международных неправительственных организаций. При этом крупные общественные работы, такие как ремонт мостов, требует масштабных инвестиций со стороны федерального правительства. На этом фоне последнее турецкое вмешательство в Северо-Восточной Сирии, и хаос, который может последовать, может вновь поставить под угрозу стабильность Ирака. ИГ уже наиболее активно действует на востоке страны, которые тесно связаны, географически и исторически, с сопредельной сирийской территорией.
СИРИЯ. Вмешательство Турции в Северо-Восточной Сирии поставило под сомнение окончательное поражение ИГ в Сирии. Эта операция в состоянии ослабить какое-то эффективное давление на ИГ, которое потеряло свой последний территориальный плацдарм на востоке Сирии в мае 2019 года. С мая «Силы демократической Сирии» (СДС) продолжали преследовать остатки ИГ по всему северо-востоку и удерживать тысячи задержанных боевиков. В связи с турецкой операцией СДС предупредили, что будут вынуждены перенаправить свои силы в направлении северной границы Сирии, что будет иметь негативные последствия с точки зрения ослабления усилий по борьбе с ИГ. При этом присутствие отрядов ИГ по всей Сирии отражает тот факт, что страна представляет собой «лоскутное одеяло». Против ИГ воевали американцы и курды, турки и правительственные войска. Эти силы разделили между собой зоны ответственности, и каждая сила продолжает преследовать остатки ИГ в соответствующей зоне. Каждая зона имеет свои особенности и свой собственный режим безопасности; соответственно, ИГ приняла на вооружение разные оперативные режимы своего существования в каждой конкретно зоне.
На северо-западе Сирии, включая удерживаемую повстанцами провинцию Идлиб, действует подполье ИГ, которое отмечается редкими терактами. ИГ также брало на себя ответственность за ряд терактов в других районах Сирии, в том числе в удерживаемой режимом провинции Дераа на юге страны. Напротив, на открытом пространстве центральной пустыни Сирии Бадия ИГ способно наносить ощутимые удары по правительственным силам, включая открытое боестолкновения. Группа имеет несколько баз в скалистых районах в Бадии, откуда проводятся рейды, в том числе и в окрестностях Пальмиры. Эти отряды ИГ на сегодня имеют больший боевой и численный потенциал, нежели чем на северо-западе. Тем не менее, даже в рамках контролируемой формально СДС зоны, ИГ изменила свою тактику по районам. Группа, как полагают, имеет большие организованные подпольные сети в провинциях Раккка и Хасеке, где они проводят относительно сложные и амбициозные атаки. Ситуация с безопасностью ухудшается, тем не менее, и эта ситуация может ухудшиться еще больше, на фоне турецкой интервенции. В восточной сельской местности провинции Дейр-эз-Зор, напротив, группа имеет постоянный боевой потенциал низкоуровневого насилия повсюду. Даже когда ИГ сражалась в проигранной битве за город Багхуз в начале 2019 года, группа неоднократно поднимала мятежи за линией фронта СДС. После активной фазы боев ИГ перешла к практике активной партизанской войны. Эти атаки ИГ были технически простыми, но грамотно выполненными и частыми. Последние по времени атаки с использованием смертников на базу курдов Аль-Тайяна в июле 2019 года, может сигнализировать о том, что группа восстанавливает потенциал для сложных коллективных действий. Атаки группы были сосредоточены в полосе вдоль реки Евфрат между городами Эль-Бусейра и Аль-Тайяна. Помимо курдов, сторонники ИГ, в частности, нацелились и на местный арабский сегмент СДС. В этом контексте нападения ИГ являются очевидной попыткой терроризировать местное арабское население с целью добиться его отказа от сотрудничества с «Силами народной самообороны» (СНС). Возглавляемые СНС СДС изо всех сил пыталась наладить связи с арабскими жителями Дейр-эз-Зора, но все они закончились с незначительными положительным эффектом. Основа противоречий — разногласия по вопросу эксплуатации и раздела прибылей от добычи нефти в этом районе. Партнеры СДС по международной коалиции предпринимали попытки оказать помощь в предоставлении основных услуг населению и перезапустить местную экономику, с тем чтобы предложить жителям альтернативу продажи углеводородов, но такие ресурсы были ограничены. На местах ИГ работает над дальнейшим подрывом доверия к СДС и связанным с ним гражданским институтам. При этом курды уже не раз освобождали из лагерей арестованных сторонников ИГ, которые не были якобы замешаны в преступлениях, под поручительство местных племенных вождей. Общее количество такого рода освобожденных неизвестно, что вызывает сомнения о якобы убежавших из таких лагерей боевиках после начала турецкой операции. Рискнем предположить, что никто никуда не убегал, а просто ушел по договоренности (и скорее всего, за выкуп) еще задолго до турецкой операции. Она это процесс только дополнительно стимулировала. При этом западные партнеры курдов по коалиции юридически не хотят принимать у себя своих граждан из этой категории лиц, выделяют более чем ограниченные средства на укрепление существующих мест содержания под стражей, что превращает здания тюрем в фактически общежития для террористов. Турецкое вмешательство и конфронтация между Турцией и курдами на северной границе Сирии, похоже, резко усугубляют эти проблемы. Это может позволить элементам ИГ перегруппироваться и усилить свои позиции.
Из всего сказанного европейские аналитики делают вывод о том, что члены коалиции в рамках препятствования возрождения ИГ, должны предпринимать постоянные наступательные действий как в Ираке и Сирии. Это также потребует усилий для замораживания нового, разрушительного конфликта, будь то между Турцией и курдами в Сирии или между Ираном и США, что создаст для ИГ оптимальные условия для своего усиления.