- Институт Ближнего Востока - http://www.iimes.ru -

Роль КНР в мирном урегулировании в Афганистане. Часть 1

Известно, что события в Афганистане и антитеррористическая кампания на его территории коалиционных войск США и НАТО в 2001-2014 гг. поставили перед Китаем ряд вызовов:

­– многолетнее военное присутствие войск НАТО в непосредственной близости от государственной границы Поднебесной;

– террористическая активность мусульман-уйгуров в Синьцзяне и активизация их борьбы за создание независимого государства;

– блокировка «мятежным» Афганистаном выхода на богатые углеводородным сырьем рынки Центральной Азии, Ирана, Турции, а также в кавказские республики и страны Евросоюза;

– соперничество с Индией за влияние на Афганистан. Укрепление стратегических отношений США и Индии — главного экономического конкурента Китая в регионе, привело в ноябре 2018 г. к исключению иранского порта Чабахар (инфраструктурный проект Нью-Дели) из санкционного списка США;

– рост напряженности в пакистано-афганских отношениях по целому ряду проблем.

Одним из новых вызовов для Китая стал заявленный президентом Д.Трампом в декабре 2018 г. вывод 7-тысячных американских войск из Афганистана. Провал военной кампании США, непоследовательность в действиях американской администрации привел к созданию политического вакуума и дальнейшему усилению борьбы за власть внутриафганских сил. Как отмечают китайские специалисты, Пекин и Вашингтон преследуют в Афганистане разные цели. Активизация Белого дома в диалоге с движением «Талибан» (ДТ) в 2017-2019 гг. преследует цель «убедить» талибов согласиться с действующей Конституцией ИРА, сложить оружие и отказаться от шариата. Но его действия по-прежнему наталкиваются на вооруженное сопротивление оппозиции. Курс Пекина на последовательный диалог противоборствующих сторон в Афганистане остается неизменным на протяжении всех лет конфликта. Военное, экономическое и политическое участие Китая в Афганистане обусловлено защитой внутренней безопасности и экономических проектов Поднебесной. Пекин, в одиночку или в паре с Исламабадом, последовательно «подталкивал» внутриафганские силы и страны региона признать его роль в примирении в Афганистане. Он применял гибкий подход, политику «мягкой силы», вкладывал инвестиции, наконец, вел переговоры с представителями правительства национального единства, различными политическими партиями и вооруженной оппозицией. Поиск Пекином компромиссов с афганцами лишь обострял американо-китайские противоречия в регионе, которые усилились с началом в июле 2018 г. торговой войны между двумя странами. Афганистан занимает особое место в системе внешнеполитических приоритетов Пакистана, Индии, Ирана, Китая и России, традиционно являясь важным элементом их стратегии национальной безопасности. С учетом географического положения этой страны на стыке континентов затягивание разрешения афганского кризиса предопределило столкновение транспортно-логистических и торгово-экономических интересов указанных стран:

– китайской инициативы «пояса и пути»;

– афгано-ирано-индийского транспортного коридора от порта Чабахар и далее сухопутного маршрута в Афганистан;

– российских предложений в рамках Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и международного коридора Север — Юг.

Ситуация с безопасностью в регионе ухудшается в связи с перемещением иностранных боевиков террористической организации «Исламское государство» (ИГ, запрещено в России) в Афганистан. Эти вызовы можно преодолеть совокупными усилиями, но в пост-конфликтной обстановке. События начала 90-х годов XX века в Афганистане, вооруженная борьба этнических группировок за лидерство, приход к власти в октябре 1996 г. движения «Талибан» и провозглашение Исламского Эмирата Афганистан (ИЭА) оказали влияние на формирование самосознания китайских мусульман-уйгуров, проживающих в пограничном с Афганистаном регионе Северо-Западного Китая. Их призывы к борьбе за выход из состава КНР тревожили власти Поднебесной. Несмотря на международную изоляцию Афганистана в последней декаде XX века, Пекин предпринял несколько попыток наладить контакты с лидерами ИЭА. Следуя принципу поддерживать отношения со страной, а не с отдельными администрациями, в сентябре 2001 г. Китай одним из первых признал новые власти в Афганистане после падения режима талибов. Пекин стал первой столицей, куда в январе 2002 г. X.Карзай прибыл с официальным визитом в качестве главы переходной администрации. В июне 2006 г. Президент X.Карзай и председатель Ху Цзиньтао подписали Договор о дружбе, сотрудничестве и добрососедстве между КНР и Исламской Республикой Афганистан (ИРА). Китай оказал финансовую помощь Афганистану в восстановлении экономики, выделив около 250 млн долл. В последующие годы Пекин вкладывал миллиарды долларов в инфраструктуру, добычу полезных ископаемых и энергетические ресурсы ИРА. Индия также оказывала финансовую помощь Афганистану, инвестировав туда с начала XXI в. 2 млрд долл. Объявленный в январе 2009 г. президентом США Б.Обамой вывод американских войск из Афганистана активизировал действия региональных элит, дав старт выработке формулы дальнейших взаимоотношений с Кабулом. Общими были три составляющие: развитие экономических связей, формирование среды безопасности и культурный обмен. Начиная с 2013 г. Пекин активизировал дипломатические усилия в решении внутриафганского конфликта как на региональном, так и на местном уровнях. Это совпало по времени с реализацией его инициативы «Один пояс, один путь». Провозглашалось создание единой региональной транспортно-логистической сети, один из отрезков которой планировался через афганскую территорию и далее в республики Центральной Азии или в Иран. Дезинтеграция Советского Союза в 90-х годах XX в. открыла для Китая новые рынки государств Центральной Азии. Но путь к ним лежал через мятежный Афганистан. Стабильность социально-экономического и политического развития в Афганистане гарантировала неповторение событий 1990-х годов. Китай следил за попытками США организовать переговоры с лидерами движения «Талибан», которых в сентябре 2001 г. они же отстранили от власти. Опыт и просчеты оппонентов Пекин использовал при формировании своей формулы посредничества во внутриафганском конфликте. Он заручился гарантиями поддержки каждой из сторон конфликта, а в регионе — в первую очередь Исламабада. Пакистан всегда имел больше рычагов влияния на Афганистан, чем другие страны, учитывая общность исторических, культурных, религиозных языковых и этнических связей. Но главным оставался пуштунский фактор, который был решающим для официального признания Исламабадом в 1990-х годах правительства Исламского Эмирата Афганистан. Пакистан — одна из трех стран (Саудовская Аравия, ОАЭ), которые установили дипломатические отношения с ИЭА в 1990-е годы. В сентябре 2001 г. под влиянием событий в Кабуле и давления со стороны США произошел крутой перелом его стратегического курса. Исламабад и движение «Талибан», вчерашние союзники, стали врагами. Тем не менее Исламабад «приютил» часть афганских талибов на своей территории. По информации китайских СМИ, «повелитель правоверных» эмир ИЭА мулла Омар после бегства из Афганистана в 2001 г. проживал на территории Пакистана до своей кончины в 2013 г. Посреднические усилия Пекина в 2009-2019 гг. на региональном и международном уровнях воспринимались благожелательно, учитывая, что Поднебесная никогда не была стороной внутриафганского конфликта. Переговорный процесс активизировался в 2014 г. в преддверии вывода войск Международных сил содействия безопасности (МССБ) из Афганистана. В июле 2014 г. МИД Китая назначил высокопоставленного дипломата Сан Ючжи специальным представителем в Афганистане. Тогда же Пекин провел первый трехсторонний форум с участием Исламабада и Кабула, объявил о финансировании ряда крупных энергетических и инфраструктурных проектов в Афганистане. Предложения по расширению трехстороннего диалога Китай адресовал Индии и Ирану. Тогда же он обратился к Саудовской Аравии и другим странам Персидского залива, во-первых, рассматривая их в ряду основных источников финансирования отдельных группировок афганских талибов и, во-вторых, в поисках поддержки для налаживания контактов и организации встреч с талибами. Китайские дипломаты провели ряд встреч с эмиссарами афганских талибов в Эр-Рияде, Дохе и в Пакистане, но прогресса в те годы не достигли. Успешное завершение избирательного процесса 28 сентября 2014 г., формирование правительства национального единства (ПНЕ), первая в истории Исламской Республики Афганистан мирная передача власти от одного избранного главы государства следующему (в лице президента Ашрафа Гани) не приблизили нормализацию обстановки в стране. Одним из вызовов оставалась реализация Программы национального примирения – переговоры с вооруженной оппозицией, движением «Талибан». Перед президентом А.Гани стояла задача привлечь всех политических субъектов страны в «законную сферу политики». Учитывая отказ талибов с 2001 г. от прямых переговоров, встал вопрос выбора международного посредника. Шесть пограничных с Афганистаном стран (Иран, Китай, Пакистан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан) ПНЕ рассматривало как первый круг ответственных за стабилизацию обстановки в регионе. Далее следовали исламский мир, Северная Америка, Европа, Япония, Австралия и члены НАТО. Завершали список ООН, международное гражданское сообщество и неправительственные организации. Президент А.Гани остановил свой выбор на Китае, посреднический опыт которого имел две отличительные черты: во-первых, китайцы «охватили» всех основных игроков, вовлеченных в конфликт как внутри Афганистана, так и в регионе; во-вторых, они проявили максимум нейтралитета ко всем участникам, чем и заслужили авторитет даже среди афганских талибов. Правительство национального единства отдавало отчет, что долгосрочная устойчивость его экономики могла быть обеспечена за счет расширенной интеграции в регионе, инвестиций «гигантов» — Индии и Китая. По примеру правительства X.Карзая, президент А.Гани первоначально сделал ставку на Китай с перспективой включения Афганистана в инициативу «Один пояс, один путь». Первый зарубежный визит президент А.Гани совершил в Китай в октябре 2014 г., менее чем через месяц после инаугурации. Китайский лидер Си Цзиньпин не ставил задачу заменить западные войска, выводимые из Афганистана, и заверил своего визави, что вопросы внутренней безопасности страны находятся в ведении Кабула. Приоритетными для сторон оставались ликвидация иностранных боевиков, финансовая и техническая помощь в восстановлении инфраструктурных объектов. В период с 2001 по 2013 г. Китай оказал Афганистану экономическую помощь на сумму 240 млн долл. Всем известны китайские инвестиции в месторождение медного рудника Айнак, в строительство Республиканского госпиталя. Тогда же, в октябре 2014 г. Пекин предоставил Кабулу заем на сумму 327 млн долл, и пригласил на обучение 3 тыс. афганских специалистов. Пекин направил инвестиции на строительство трубопроводов, монтаж электрических сетей и других объектов инфраструктуры. На фоне дипломатических успехов КНР, Исламабад в свою очередь, вновь заявил в октябре 2014 г. о возобновлении энергетического проекта CASA-1000. Центральная Азия, богатая водными, энергетическими ресурсами и товарными рынками манила Поднебесную. Именно в транспортной, экономической, логистической цепочке Афганистан–Пакистан–Китай возможна, по мнению Пекина, реализация крупных взаимовыгодных сделок. Например, нефтяной проект в бассейне Амударьи в перспективе поможет Афганистану в оздоровлении его экономики. «Треугольник стабильности» и «особые отношения» — так в 2014 г. были охарактеризованы отношения трех стран с заявленной целью построения всеобъемлющего и долговременного партнерства. Вновь заговорили о так называемой Памирской группе стран, сопряженная территория которых представляет «перекресток» товаров, идей, культур и религий между Китаем, Центральной Азией, арабским миром и Европой. Тогда же президент А.Гани заявил, что предстоящие годы – это период устойчивой трансформации его страны, программа действий с последующим ее включением в китайскую инициативу «Шелкового пути».