История взаимоотношений власти и общества в лице исламских организаций в современных государствах Арабского Востока носила неоднозначный и не всегда ровный характер. Общий вектор развития этих отношений, а также алгоритм взаимодействия правящих режимов с движениями политического ислама определялись совокупностью политических, экономических, социально-культурных и исторических факторов. В настоящее время на Арабском Востоке наблюдается подъем движений политического ислама, который происходит на фоне обострения внутренних социально-экономических и политических разногласий и нерешенности проблемы арабо-израильского конфликта. В этих условиях власти арабских государств в процессе взаимодействия с действующими в их странах исламскими движениями и организациями сталкиваются с рядом непростых вопросов, решение которых потребует немалого времени и выработки новых подходов. По сути, речь идет об изменении авторитарных методов государственного управления и механизмов манипулирования обществом в интересах правящего меньшинства в пользу большей либерализации действующей политической системы. А также осуществления демократизации политических институтов государства, способных обеспечить более равномерное распределение национальных богатств, справедливое правосудие, большую социальную защищенность малоимущих слоев, расширить представительство различных групп общества в законодательных и исполнительных органах власти и их реальное участие в управлении государством. Подобная трансформация основных парадигм существующей социально-политической системы необходима для обеспечения стабильности действующих там режимов, преемственности руководства, поступательности развития, сохранения внутреннего порядка и безопасности страны, особенно на этапе смены власти.
Применительно к движениям политического ислама это может означать изменение характера их взаимоотношений с властью. Сегодня в таких крупных и влиятельных государствах Арабского Востока, как Сирия и Египет, власть и общество фактически признали наличиe в их странах движений политического ислама и пытаются адаптировать их умеренное крыло к действующей государственной системе преимущественно в социальной и интеллектуальной сфере. Тем более что в отличие от 1940–1950-х. гг. в Египте и 1970–1980-х гг. в Сирии «Братья-мусульмане» в основном отказались от активной вооруженной борьбы с режимом, порождавшей насилие в обществе, и создали ряд группировок умеренного характера типа «Васатыйя» в Египте. Данное обстоятельство заставляет предположить, что в движении происходят перемены. Достигнутый властями Сирии и Египта в 90-х гг. XX в. политический компромисс с радикальными исламскими движениями позволил восстановить порядок в стране и начать развивать индустрию туризма. Одновременно в общественном сознании многих граждан арабских стран укрепляется мнение, что представители умеренного крыла исламских движений должны быть интегрированы в новую либеральную политическую систему, чья политическая культура отличалась бы более светским характером. В свою очередь, это предполагает предоставление исламским группировкам умеренного характера больших возможностей для свободного выражения своих политических взглядов и идей, их участие в рамках действующей политической системы в процессе ее реформирования. Одновременно в социально-экономической области должны начаться реформы структурного характера, которые позволили бы интегрировать группы общества с низкими и средними доходами в политическое пространство этих государств. Ведь именно эти слои среднего класса и малоимущих групп населения прежде всего поддерживают движения политического ислама.
Сегодня многие египтяне и сирийцы не видят серьезных противоречий между исламом и демократией. Так, ряд сирийских и египетских интеллектуалов считают, что, если демократические реформы в их странах продолжатся, то радикальным исламистам вряд ли удастся занять лидирующие позиции в политических системах Сирии и Египта. Тем более в многоконфессиональной и полиэтнической Сирии ислам традиционно носит умеренный характер и не содержит в себе заряда насилия. За исключением незначительного меньшинства сирийские мусульмане не склонны к насилию и могут принять участие в будущих демократических процессах в САР. Приход же к власти приверженцев воинствующего ислама может произойти только в том случае, если в Сирии возникнет сочетание целой группы факторов социально-экономического и политического характера.
С другой стороны, нельзя исключать в случае внедрения института демократии лишь как формы принятия политических решений возможность создания в Сирии исламского государства. Однако в отличие от Египта, где немногим более 90% 80-миллионного населения являются мусульманами-суннитами, пестрый этноконфессиональных состав сирийского общества существенно осложняет задачу прихода исламских движений к власти. В Египте в условиях однородного состава общества и сохраняющейся неопределенности в вопросах преемственности власти попытка прихода исламских движений к власти представляется наиболее вероятной и может увенчаться успехом. Так, если предположить, что Х. Мубараку удастся спокойно доработать свой президентский срок, то вряд ли стоит ожидать, что он выдвинет свою кандидатуру на очередных президентских выборах 2011 г. В этом случае, если власть не сможет найти взаимопонимания с исламским движением, легитимность любого преемника на президентский пост может оказаться под вопросом. В результате обострения внутриэлитной борьбы за власть и вмешательства в нее исламских группировок и армии, страну может охватить волна беспорядков и насилия. В такой ситуации нельзя исключать возможность военного переворота, результатом которого станет определение преемника и механизма передачи ему власти. При этом уже военным, а не гражданским политикам придется искать компромисс с исламским движением, которое под воздействием беспорядков и насилия может приобрести более радикальный характер.
Сирийскому президенту, несмотря на молодость и крепкое здоровье, тоже не стоит «расслабляться». Широкомасштабная война на Ближнем Востоке с участием Сирии и целенаправленное использование Международного трибунала по делу Р. Харири против Дамаска могут поставить страну перед угрозой больших жертв и разрушений и национального позора. В этих условиях позиции правящего клана Асадов скорее всего окажутся подорванными, прежде всего среди верхушки алавитской общины, которая, опасаясь за сохранность своего благополучия в превосходящем суннитском окружении, может попытаться использовать свои возможности в армии и спецслужбах, чтобы постараться найти нового руководителя, способного уберечь Сирию от грозящих опасностей. Данной ситуацией не преминут воспользоваться исламские движения, прежде всего «Братья-мусульмане». В случае краха режима они непременно попытаются использовать свое участие в движении антиправительственной коалиции, чтобы захватить места в органах новой власти.
Избежать подобных сценариев развития событий, актуальных и для других стран Арабского Востока, вполне под силу их нынешним властям. Ведь движения «умеренного» ислама могут при определенных обстоятельствах служить как антидотом исламского радикализма, так и его катализатором. Во многом это зависит от готовности арабских руководителей начать с умеренными исламскими группировками серьезный диалог по вопросу об их участии в политике. Пока эти движения находятся за рамками официального политического пространства, они действительно способны дестабилизировать ситуацию в стране в кризисных ситуациях. С другой стороны, начав постепенно включаться в работу политических институтов государства, представители исламских кругов как бы становятся соучастниками политического процесса и уже больше заинтересованы в сохранении действующей политической системы с целью ее последующего реформирования, нежели тотального разрушения. Данное обстоятельство чрезвычайно важно для властей Египта и Сирии в их борьбе с воинствующими «исламистами» и профилактики периодических беспорядков и актов насилия. Тем более что в этом случае умеренное крыло организации «Братьев-мусульман» — бесспорного авангарда политических движений ислама в этих странах, постепенно начнет рассматривать более мелкие и радикальные исламские организации как своих вероятных соперников в борьбе за политическое лидерство и может помочь властям в их нейтрализации. Это особенно актуально для Сирии, в северных районах которой сегодня в результате инфильтрации из соседних арабских стран через сирийскую территорию бойцов иракского сопротивления постепенно укрепляются пока еще малочисленные и плохо организованные ваххабитские ячейки, носящие явно агрессивный антиалавитский и антишиитский характер.
В то же время налаживание постепенного взаимодействия власти и умеренных исламских движений в политической сфере способно укрепить внешнеполитические позиции арабских стран по наиболее острым проблемам региона (Палестина, Ливан, Ирак, Иран) и обеспечить больше согласованности в подходах и координации действий по их мирному разрешению. Правящие режимы Сирии, Египта, Саудовской Аравии в большей или меньшей степени по соображениям политической конъюнктуры и арабской солидарности вынуждены поддерживать в том числе политически палестинский ХАМАС и ливанскую «Хизбаллу», которых большинство арабов считают национально-освободительными движениями. Одновременно арабские власти жестко, а подчас и жестоко ограничивают политические притязания исламских движений внутри собственных стран. Сегодня немалая часть «Братьев-мусульман» в Египте и Сирии, ХАМАСа на Западном берегу и в Газе, «Хизбаллы» в Ливане готовы начать диалог с властями своих стран по определению новой политической линии в отношении Израиля. Таким образом, перед арабскими руководителями открывается возможность избежать двойственности в их политике по отношению к движениям политического ислама, что может в конечном итоге способствовать изменению их отношения к Израилю и создать благоприятные условия для справедливого решения палестинской проблемы, урегулирования других конфликтов.
Однако власти большинства арабских стран не торопятся включить эти движения в политический процесс. Так, правительства Египта и Сирии до сих пор весьма настороженно относятся к возможности допуска даже умеренных исламских организаций к участию в политической деятельности в своих странах. Одной из главных причин такой позиции сирийских и египетских властей служит их устойчивое недоверие даже к «умеренным исламистам». Они подозревают их как минимум в идеологической близости с более радикальными и воинствующими отрядами исламских движений, важной частью политической культуры которых является джихад как путь создания исламского государства за счет подрыва существующего строя. Египетские и сирийские руководители скептические относятся к перспективе демократизации таких исламских движений, как «Братья-мусульмане». Поэтому президенты Египта и Сирии, как и многие другие арабские руководители, больший упор в планах развития своих стран делают не столько на распространении демократии, сколько на экономических реформах и частичной политической либерализации, не затрагивающих основ правящих режимов.
В своих публичных выступлениях и Хосни Мубарак и Башар Асад постоянно напоминают об угрозе внутреннего терроризма. Они также полагают, что организации политического ислама даже умеренного характера, действуя в политической сфере, способны дестабилизировать ситуацию в стране. Поэтому и в Сирии и в Египте продолжает действовать закон о чрезвычайном положении, расширяющий права местных спецслужб, одновременно выводя их из-под контроля общества, а в ряде случаев и государства. В законодательстве двух стран действует запрет на создание партий по религиозному признаку. Руководители Сирии и Египта справедливо опасаются, что если «Братьям-мусульманам» разрешить образовать свою политическую партию, они быстро смогут заручиться значительно большей поддержкой народа, чем светские оппозиционные партии и движения. В условиях выборов президента и законодательных органов власти политически легализованное движение «Братьев-мусульман» сможет составить реальную конкуренцию правящим ПАСВ (Сирия) и НДП (Египет) и получить такой процент мест в парламенте, который позволит им выставить своего кандидата в президенты. Поэтому сфера политики по-прежнему остается запретной для исламских движений даже умеренного толка.
В результате властям арабских стран не удается окончательно покончить с отдельными выступлениями воинствующих исламистов и периодическими вспышками насилия. Понятно, что ограничения политической деятельности путем сохранения закона о чрезвычайном положении не решат проблему. Тем более что усилия властей по антитеррористической борьбе с целью укрепления внутреннего контроля и снижения риска мятежных выступлений пока не увенчались успехом. Репрессии в отношении умеренных «исламистов» не укрепили позиции власти в обществе. Более того, и в Сирии и в Египте после нескольких десятков лет борьбы с воинствующим исламом отмечается возрождение радикальных настроений среди отдельных отрядов «Братьев-мусульман» и других исламских организаций, которые готовы использовать силу против правящих режимов.
В условиях складывающейся на Арабском Востоке политической ситуации достаточно сложно предсказать, как долго властям этих государств, опирающимся на мощный аппарат спецслужб и армию, удастся контролировать действие исламского фактора в своих странах. С учетом этого арабским руководителям уже очень скоро придется решать, что может представлять большую опасность их власти и иметь губительные последствия для страны: политическое взаимодействие с «умеренным» исламом либо сражение с ним с применением армии, последствия которого могут оказаться абсолютно противоположными ожидаемым результатам.