Первоначально намеченный на январь текущего года визит был перенесен на более поздние сроки [1]. Вслед затем в индонезийской прессе появилось сообщение о том, что индонезийские профсоюзы обратились к президенту страны с просьбой его аннулировать. Мотивом для этого послужило то, что, по мнению апеллирующей стороны, тегеранский режим подавляет деятельность профсоюзов и права человека. С таким обращением выступила, в частности, Федерация транспортных работников. Ее координатор Ханафи Рустанди, являющийся также президентом Ассоциации индонезийских моряков, заявил, что “он не видит причин для визита президента страны в Иран в ближайшее время” [2]. Казалось бы, такое сообщение, тем более с учетом индонезийских реалий, вряд ли следовало бы воспринимать всерьез. Тем не менее оно весьма симптоматично и свидетельствует об острой интриге, развернувшейся в Индонезии вокруг проблемы взаимоотношений с Ираном.
Намерениям Юдхойоно посетить Иран предшествовали острые политические события. Все началось с того, что в конце апреля 2007 г. Индонезия, вопреки всем ожиданиям внутри страны и за ее пределами, одобрила в СБ ООН резолюцию № 1747, предусматривающую санкции против Ирана в отношении его ядерной программы. В Индонезии это было расценено как предательство интересов исламского мира. Парламентарии обвинили президента в том, что он, идя в фарватере интересов США, предал забвению интересы собственного народа и исламского мира. Страсти накалились настолько, что в воздухе, хотя и без особого призыва к его реализации, витало слово “импичмент”. Тогда, в мае 2007 г., президент приложил всяческие усилия к тому, чтобы загладить ситуацию, и инцидент вроде бы был исчерпан. Но происходящее свершилось в преддверии очередных президентских выборов 2009 г. При этом попытки руководства страны привлечь на свою сторону общественное мнение, как показывают события последнего времени, не всегда заканчиваются успехом. Становится все более очевидным, что предстоящие в 2009 г. президентские выборы создают в стране атмосферу, при которой деятельность президента и его окружения попадают под пристальное внимание. Юдхойоно вновь припомнили его участие в санкциях.
В этой связи в Индонезии все настойчивее стали раздаваться голоса в пользу того, что внешняя политика должна быть в значительно большей степени увязана с положением дел в стране и ситуацией в обществе. Критика в адрес Юдхойоно настолько обострилась, что центральная индонезийская газета “Jakarta Post”, ранее всемерно поддерживающая политику президента, опубликовала на своих страницах следующие заявления: “Во внешней политике Индонезии всячески поддерживается идея, оправдывающая претензии страны на более значимое место на международной арене, повышение имиджа президента и акцентирование успехов страны в деле развития демократических основ. Но вопрос состоит в том, что внешние амбиции и внутренние возможности должны быть адекватны… Став первым в истории страны президентом посредством прямого голосования и добившись определенной политической стабильности, Юдхойоно обнажил трудно скрываемое желание распространить свое влияние за пределы страны и занять равное место среди наиболее выдающихся мировых политических лидеров… Индонезийская внешняя политика за последние два года (имеется в виду период правления Юдхойоно. – М.Г.) подобна поведению подростка, который очень хочет попробовать все, не имея достаточных возможностей, и даже не способного свои возможности оценить” [3].
Ситуация стала настолько щекотливой, что министру иностранных дел Индонезии Хасану Вираюде не оставалось ничего другого, как через неделю после этой публикации присутствовать на торжествах в честь вручения приза упомянутой газете “Jakarta Post” за лучшее освещение политической жизни страны. Министр отметил при этом, что главным критерием в выборе победителя конкурса было “правдивое отображение фактов и соблюдение балансов различных мнений” [4].
Надо сказать, что произошедшее несколько остудило внешнеполитические амбиции президента и его окружения в преддверии очередных президентских выборов. Возможно, они были несколько обескуражены. Во всяком случае, во внешнеполитической деятельности Индонезии отмечалось определенное затишье. Лишь месяц спустя Индонезия проявила себя на международной арене по вопросам Ближнего Востока, заявив, что военные операции Израиля в секторе Газы срывают перспективы договоренностей в Анаполисе. Но нужны были и конкретные меры по ликвидации “иранской проблемы”. Судя по всему, Юдхойоно не оставалось ничего другого, как приложить новые усилия по демонстрированию своей приверженности интересам исламского мира, доверенность к которой была подорвана при голосовании в СБ ООН за санкции в отношении Ирана. До последнего времени в развитии отношений между Индонезией и Ираном значительно больше был заинтересован Иран. Ему было крайне необходимо сбросить с себя репутацию страны-изгоя и заручиться поддержкой самой крупной страны мусульманского мира, постоянно наращивающей в нем свой авторитет. Но положение меняется.
Надо было предпринимать и другие, более конкретные шаги. Одним из них должен был быть визит Юдхойоно в Иран. Цель визита была очевидна: снять внутриполитическую напряженность, связанную с позицией Индонезии при голосовании в Совбезе по вопросу о ядерной программе Ирана. Но изменившаяся обстановка и исходящая из этого иная ситуация, связанная с положением Ирана в арабском мире и на Ближнем Востоке, явно нарушила планы и расчеты Джакарты. Как раз в это время появились признаки того, что Иран имеет вполне определенные шансы на восстановление дипломатических отношений с Египтом, что в значительной степени снижает его заинтересованность в Индонезии. Египет и Иран во многом определяют расклад сил на Ближнем Востоке. Такой шаг, как восстановление дипломатических отношений между ними, способен привести к глобальным подвижкам в геополитических процессах этого региона. 28 января с.г. министр иностранных дел Ирана Манучехр Моттаки сообщил, что Тегеран и Каир начали реальное продвижение по пути установления дипломатических отношений. Такое заявление глава иранского внешнеполитического ведомства сделал, ссылаясь на «успешно проведенные переговоры президента ИРИ Махмуда Ахмадинежада с президентом Египта Хосни Мубараком». По словам Моттаки, его страна ожидает от Египта «проявлений готовности к этому шагу». 29 января был сделан еще один шаг в ирано-египетском сближении – начался визит в Каир спикера иранского парламента Голам-Али Хаддада Аделя. Комментируя этот визит, тегеранская праворадикальная газета «Джомхурийе эслами» в тот же день написала, что восстановление двусторонних отношений с Египтом положительно скажется на помощи «идеалам палестинского освобождения» [5].
Египет остается единственной арабской страной, не имеющей дипломатических отношений с Ираном. Они были разорваны как реакция Тегерана на подписание мирного договора между Египтом и Израилем. Но в Тегеране все более осознавали необходимость прямого политического диалога с крупнейшей страной арабского мира. К этому подталкивала и растущая изоляция Ирана в Ближневосточном регионе. Ни с одной из стран Арабского Востока, кроме, пожалуй, Сирии, Иран не имеет конструктивных отношений, потребность в которых он, несомненно, испытывает, учитывая постоянно декларируемые клерикальным руководством страны планы на лидерство в исламском мире и стремление стать реальной региональной сверхдержавой. В Тегеране, как, впрочем, и в Джакарте, постепенно примиряются с мыслью о том, что мирный диалог Израиля с арабами не только возможен, но и реален. В силу этого в новой ситуации участие Индонезии в переговорном процессе на Ближнем Востоке, делающей ставку на налаживание диалога с Израилем, не представляется столь необходимым. За Египтом же по-прежнему будет сохраняться роль важного регионального посредника. Поддержка Египтом международной конференции в Анаполисе была чрезвычайно важна для Израиля, поскольку рассматривалась им в качестве ключевого фактора для привлечения других арабских стран к участию в форуме. Косвенно об этом сказал израильский премьер-министр Эхуд Ольмерт на встрече с египетским президентом Мухаммадом Хосни Мубараком, проходившей в Шарм аш-Шейхе накануне открытия конференции. В ходе двустороннего саммита Э. Ольмерт назвал М.Х. Мубарака «одним из самых важных лидеров на международной арене» и поблагодарил его за участие и «деятельность по предоставлению гарантий того, что предстоящая конференция будет широко поддержана влиятельными политическими силами в регионе и в мире» [6].
На протяжении последних недель, предшествовавших саммиту в Анаполисе, Египет прилагал максимум политических усилий для получения заверений израильской стороны в том, что в ходе предстоящих палестино-израильских переговоров будут затронуты все важнейшие вопросы, включая проблемы Иерусалима, беженцев, границ и поселений. Приблизительно за то же самое ратовала и Индонезия, но ее голос явно звучит менее убедительно.
Очередная попытка решения кризиса в ирано-египетских отношениях представляется реальной. В Египте серьезно восприняли отчет Национального совета по разведке США (U.S. National Intelligence Estimate) о том, что Иран остановил свою военную ядерную программу еще в 2003 г. Тем самым, полагают в Каире, снижается напряженность вокруг иранско-израильского атомного противостояния. Многие прозападные арабские страны, что, несомненно, важно для Каира, также оценили этот отчет как показатель смены курса США в отношении Ирана, в силу чего Египет посчитал, что настало время реально принять меры по улучшению отношений с этой страной. Такой шаг, несомненно, укрепит позиции Ирана в арабском мире и в регионе в целом. Это в свою очередь означало то, что в условиях ослабления международной изоляции и укреплении своего положения в исламском мире Иран уже не столь заинтересован в сближении с Индонезией, до этого вселявшей в него надежды на решение тех проблем, которое открывается при нормализации отношений с Египтом. В то же время поддержка Индонезии как политического оппонента в противоборстве за более высокое место в иерархии мусульманских государств при решении ее внутриполитических проблем явно не входит в интересы Тегерана. Уже одно это делало возможные предстоящие переговоры между Ираном и Индонезией для нее мало перспективными и, в принципе, даже предопределяющими негативный результат.
С другой стороны, деятельность Египта, расположенного непосредственно в регионе и зарекомендовавшего себя в качестве важного регионального посредника по урегулированию ближневосточного конфликта, явно затушевывает подобные действия далекой и еще не столь признанной в регионе Индонезии. Активизация Индонезии в качестве посредника при решении ближневосточных проблем вряд ли отвечает и интересам Египта в тот момент, когда Иран явно заинтересован в установлении с ним дипломатических отношений. Ситуация явно складывалась не в пользу интересов Индонезии. В условиях скрытого соперничества Индонезии и Ирана уязвимость позиций Индонезии могла бы способствовать жесткому курсу Ирана на предполагаемых переговорах с Индонезией и утратой ею каких-либо шансов на достижение поставленной визитом задачи решения внутренних проблем посредством сглаживания напряженности в отношениях с Ираном.
Есть основания полагать, что, исходя в определенной степени из этих соображений, визит Юдхойоно в Тегеран откладывается на неопределенное время. Здесь и понадобились “откровения” индонезийских профсоюзных деятелей или же тех, кто за ними стоит, “не видящих причин для визита президента страны в Иран”. Следует отметить, что “ахиллесова пята” внешней политики администрации Юдхойоно, связанная с явным конфузом при известном голосовании в Совбезе ООН, так и осталась неразрешенной.
1. Antara News, 23.01.2008.
2. Jakarta Post, 06.02.2008.
3. Jakarta Post, 28.12.2007.
4. Jakarta Post,09.01.2008.
5. www.iimes.ru, 31.01.2008.
6. The Jerusalem Post, 20.11.07.