- Институт Ближнего Востока - http://www.iimes.ru -

Об особенностях экономической ситуации в Ливии в условиях гражданской войны. Часть 1

Нефть

Одной из особенностей гражданской войны в Ливии является почти полное отсутствие ухудшения экономического состояния ее граждан. Равно, как сопутствующих ему обнищания, безработицы, разрухи, голода, ухудшения санитарно-эпидемиологической обстановки, даже с тем же COVID-19 картина выглядит вполне пристойно, и, наконец, инфляции – основного спутника экономического кризиса.

Нет, разумеется, что бесследно такие вещи не проходят, но, в сравнении с ситуацией в тех же Ираке, Йемене, не говоря уже о Судане или Сомали, можно заметить, обстановка выглядит диаметрально противоположно. ООН, если и выражает озабоченность положением дел в Ливии, то никак не его экономическими аспектами. То же самое касается и ЕС. Никто не собирается устраивать международные конференции доноров для Ливии, заниматься сбором для ливийцев гуманитарной помощи, продовольствия или лекарств. Максимум, о чем высказывается тревога, так это о снижении показателей ливийского нефтяного экспорта, да и то, вовсе не с проекции ухудшения благосостояния населения.  А сами ливийцы, если чем и озабочены, так это квотами на лечение за границей, куда до обострения проблемы с коронавирусом, они, целыми самолетами отправлялись из Триполи или Мисураты – в Турцию, а из Бенгази – в Египет или ОАЭ.

Этот парадокс, а по иному ситуацию назвать нельзя, и она не имеет аналогов в современной истории: в самом деле, в стране девять(!) лет идет гражданская война, плюс присутствуют факторы активного внешнего вмешательства, а ее население, словно не замечает происходящего с точки зрения обеспечения своих обычных жизненных потребностей. Те ухудшения, которые случились, не существенны и вполне вписываются в рамки той же инфляции, продолжи существовать прежний режим.

Попробуем разобраться в причинах этого и ответить на вопросы: как сложившийся ливийский феномен влияет на перспективы окончания конфликта и может ли он, в целом, или какая-то из его составляющих быть использована, например, внешней стороной, желающей приобрести в Ливии некие бонусы или повысить за счет этого свое региональное или геополитическое реноме?

Причина столь «завидного» положения дел лежит на поверхности: это основа ливийских основ – ее нефть. Сразу оговоримся: ситуация с ливийской и иракской нефтью совершенно разная и имеет принципиальные отличия. Поэтому сравнивать положение дел в этих странах с точки зрения нефти, как основного источника их доходов нельзя. Помимо собственно нефти, вся история падения Республики Ирак до ее нынешнего состояния абсолютно различна с ливийской, так что сразу предвосхитим любые аналогии на этот счет, их попросту нет.

Итак, что такое ливийская нефть? В своей книге, посвященной подоплеке ливийской трагедии и недавно изданной Институтом Ближнего Востока, автор привел краткую характеристику нефтяной промышленности Ливии. Начало эксплуатации нефтяных месторождений в Ливии приходится на 1960-е годы. Это время роста добычи нефти на основных ее месторождениях. Легкая, так называемая «белая» нефть Ливии, ее основные сорта «Брега», «Зуэйтина», «Сиртика», «Шарара» содержат мало серы и наилучшим образом подходит для минимальной переработки с целью получения высокооктановых видов топлива.  Геологоразведка и нефтедобыча до революции 1969 г. велась преимущественно концессионным способом и иностранными компаниями: американскими, итальянскими и британскими. Концессии при короле Идрисе заключались, как сейчас модно выражаться, с изрядной «коррупционной составляющей», а распределение нефти, извлекаемой из недр Ливии, делалось, чаще всего, по формуле 80% на 20%, где ливийцам причиталось 20%, а то и того меньше. Вся нефтегазовая инфраструктура полностью контролировалась иностранцами, местные специалисты, в основном, работали на вспомогательных технических позициях.  Последовавшая за революцией приватизация нефтяной отрасли, введение после отмены санкций, в 2007 г. тендерной системы с выходом на соглашения о разделе продукции, коренным образом изменили ситуацию. Национальная нефтяная корпорация (National Oil Corporation), а в ее лице, Джамахирия стала контролировать большую часть добычи, в каждом конкретном случае решение принималось отдельно, но, в среднем, половина с каждого добытого барреля, шла в ливийскую казну. Доходов от продажи нефти с учетом населения страны, Ливии с избытком хватало на обеспечение текущих насущных потребностей населения. Несмотря на изменения доходов от нефти во 2-й половине 1980-х и в 1990-е гг., они оставались базой экономики и общества, обеспечивая ливийскому населению первенство по средним доходам на африканском континенте, а государству — полновластному хозяину недр — ключевую роль в реализации подавляющего большинства проектов. Началом нефтедобычи в Ливии считается 1970 год, когда и была создана Национальная нефтяная корпорация (National Oil Corporation), однако геологоразведочные работы начались ещё в 1955 году. Экспорт нефти начался в 1961 году. В 1986 году американские нефтяные компании, доминировавшие в геологоразведке, а главное – в сервисных услугах, покинули Ливию. Другие, впрочем, остались, и в первую очередь, — бессменный ветеран и заслуженный лидер ливийской нефтегазовой отрасли – итальянская группа Eni-Agip-Saipem. В экспортных доходах нефтяная составляющая достигает 95 %. Нефтедобыча давала до 40 % ВВП. Доказанные запасы нефти — 29,5 млрд баррелей (5,1 млрд тонн), что обеспечивает Ливии 1-е место в Африке и 5-е среди членов ОПЕК. Добыча нефти до войны составляла 1,5 млн баррелей в сутки, что составляет 2 % мирового производства нефти. Из этого объёма экспортировалось около 1,26 млн баррелей в сутки, половина которых поставлялась в Италию, Испанию, Грецию, страны Латинской Америки. Мощности нефтепереработки — 348 тыс. баррелей в сутки.

Во время гражданской войны 2011 года и иностранной военной интервенции нефтяная инфраструктура Ливии пострадала незначительно. Прямой ущерб от военных действий, да и тот, непреднамеренный, был причинен, главным образом НПЗ и портовым сооружениям в районе Рас-Лануфа – Марса эль-Бреги. Гораздо хуже ей пришлось из-за временного отъезда иностранных специалистов, сотни которых были эвакуированы, а также из-за нарушения технического сопровождения эксплуатации нефтяных объектов, остановки их ремонта, образовавшейся нехватки запасных частей. Ситуация усугублялась еще и тем, что незадолго до начала мятежа ННК планировала запустить кампанию по сервису и обслуживанию основных добывающих мощностей, ведь отрасль толком еще не оправилась после снятия с Ливии санкций, но сделать этого не успели. Технический аспект проблемы, назовем его так, стал причиной снижения добычи нефти, примерно, на треть от докризисных объемов и такое положение дел сохранялось первые год-два после свержения режима М.Каддафи.

Затем, отдельные военизированные отряды, попросту говоря, банды вчерашних «революционеров» смекнули, что если взять под контроль определенные объекты инфраструктуры, то можно будет диктовать условия тем, кто ее продает. Упаси бог трогать вещи, которые касаются самой технологии: качалки, резервуары, системы очистки, те же буровые и нефтепроводы, но вот контролировать заглушки, а вернее, создать угрозу их остановки или вывода из строя, самое то. Дело в том, что остановить добычу нефти и ее перекачку технически возможно и не сложно, гораздо сложнее и дороже ее потом возобновить. Опустим подробности этого нового вида рэкета, поразившего все основные месторождения и инфраструктурные объекты ННК, они были в свое время детально описаны на сайте Института Ближнего Востока, выделим главное: возник новый устойчивый экономический признак, нефтяная рента или дань, где- то в 3, где- то в 5, но не превышавшая 10 долларов за баррель. Эти деньги стали выплачиваться полевым командирам и начальству тех структур, которые возникли на месте развалившейся «Харас аль-Маншаат», структуры отвечавшей прежде за охрану всех нефтяных объектов в Джамахирии.

Итак, если взять среднюю цену за баррель ливийской нефти в 40 долларов США, вычесть, пускай, 5-7, на взятки бандитам, ставшим новой охраной отрасли, то остается порядка 33-35 долларов, вполне неплохая цена, если учесть, что во время войны 2011 года, ливийцы предлагали всем желающим нефть и по 20 и по 15 долларов за баррель, за наличные можно было сторговаться и на 12.

Таким образом, эта новая дань не стала обременением для бюджета, но вот возникшая полуанархия так и не способствовала возврату в прежних объемах иностранных специалистов, ремонтников, буровиков и всех тех, кто до войны составлял не менее 75-80% всех технических кадров отрасли. Следовательно, количество отказов и поломок продолжало увеличиваться, ремонтный фонд уменьшаться, сократилось, и значительно, количество новых скважин, а их требовалось вводить хотя бы 3-5 каждый месяц. Поэтому, снижение добычи нефти продолжилось вот таким. естественным путем, за счет не возобновления нормального технического обслуживания и отсутствия новых пробуренных скважин (не говоря о ремонте старых), и составило еще 5-7% к той трети, на которую производство снизилось к 2013 году.

Начавшиеся впоследствии интенсивные боевые действия между сторонниками ПНС и ЛНА, а также столкновения между рядом племенных формирований, не имевших прямого отношения к конфликту между Триполи и Бенгази, привели к еще большему ухудшению ситуации: так, в полном составе был эвакуирован персонал на концессионном месторождении «Абу- Тыфль», где оператором выступала итальянская Eni, под вывеской местной компании Melitta Oil and Gas, затем  уехали турки из-под Мурзука, итальянцы и испанцы с месторождения «Элефант», часть объектов была законсервирована, а работы на них полностью остановлена.Затем какие-то отдельные специалисты могли возвращаться, что-то могло локально делаться в плане ремонта и поддержания особо ценного оборудования, но ни о какой стабильной и непрерывной работе в прежних объемах, речь уже не шла.

Поэтому, примерно, к 2018 году производство нефти в Ливии находилось где-то на уровне от 385 до 500 тысяч баррелей в месяц, очень редко превышая эти цифры. И эти данные не полные, так как в ряде случаев, добыча велась «налево», по месопотамско-сирийскому варианту, наливом и вывозом автотранспортом, правда, на максимуме, подобные вещи в Ливии, соответствовали тем же иракским поставкам нефти в  Иорданию и исчислялись десятками тысяч баррелей, возможно, доходили до сотни.

385 – 500 тысяч это то, что поступало на отгрузочные терминалы и учитывалось ННК. Это давало, примерно, 25 млн долларов в месяц, если считать цену за баррель в 50 долларов. Ну, пускай 20 миллионов, за вычетом дисконтов, разного рода комиссий и пр.

С учетом того, что все средства на счетах Центрального банка достались новым властям не тронутыми, никаких репараций или чего-то подобного, что было наложено международным сообществом на Ирак, не было, равно, как и таких долгов у Джамахирии не водилось,  а все затратные инвестиционные программы времен М.Каддафи, так же как и деятельность по линии Африканского союза, остановлены, то такого притока средств вполне достаточно для поддержания курса динара и выплат зарплат и пособий. И даже на поддержание таких социальных программ, как лечение граждан за границей.

То есть, на жизнь хватает. И здесь, конечно влияет фактор малочисленности населения Ливии, особенно если сравнивать ее с соседними Египтом и Алжиром. Плюс, порядка 250-300 тысяч человек выехали из страны, были убиты и ранены.

Правда есть два обстоятельства: демографическая ситуация в Ливии демонстрирует признаки роста населения, хоть он пока и находится под воздействием негативных факторов, таких как сокращение тех же иностранных медицинских кадров и снижение уровня медицинского обслуживания. И второе – таких средств хватает только на текущую жизнь, что называется, от зарплаты до зарплаты. Никакого развития нет, и не может быть. Все стройки начатые до 2011 года в Ливии или заброшены или вообще свернуты: полностью уничтожен гигантский жилищный проект Waterfront, сооружавшийся Daewoo в Джанзуре, годами стоят остовы башен гостиниц у аэропорта Митига, разрушен практически до основания международный аэропорт Триполи, готовившийся к коренной реконструкции с помощью французских компаний. Страна, словно вернулась в санкционные 1990-е годы, потеряв все эти девять лет.

Поэтому остатков прежней нефтяной индустрии Ливии, даже не успевшей пройти модернизацию, даже потерявшей свыше половины своего потенциала, хватает для поддержания пусть и скоромного, но достаточного, как выражаются финансисты, cash-flow. Этой наличности достаточно для поддержания системы расчетов и обеспечения основных импортных закупок на уровне соотносимом, или немногим меньше прежнего, джамахирийского.

Как фактор нефти может сыграть с точки зрения продолжения конфликта? Здесь  определяющим обстоятельством является качество нефти: Ливии крайне повезло с ней, она настолько хороша, что может быть переработана практически везде, или смешана с любым другим сортом, являясь «Первой группой», если считать нефть кровью. Если бы глобальная ситуация с нефтью требовала ее появления на рынке «в полный рост», на всю максимальную мощность ее добычи, да, можно было предположить, что некто, достаточно могущественный, вмешался бы извне и остановил конфликт. Но, все в курсе, что сейчас происходит в мире с нефтью. Поэтому никто не вмешается.

Будучи малосернистой, она настолько легка для прямогонной переработки, что в 2011 году были отмечены случаи продажи самодельного, «самоварного» бензина, поэтому, даже если ее промышленное производство остановится полностью, ливийцы будут перегонять ее, и продолжат ездить на своих машинах. Это не помешает им продолжить воевать.

Структура организации производства и продажи ливийской нефти, трейдерских связей, технологические, логистические, расчетные цепочки – все осталось в прежнем, неизменном, джамахирийском виде и успешно выдержало испытание и блокадой НАТО, и гражданской войной и даже, разрухой и безвластием. Она существует в состоянии, близком к минимально достаточному и самоподдерживающемуся, и с этой точки зрения также никак не влияет на продолжение конфликта.

И, как не парадоксально, противоборствующим сторонам даже не надо ставить задачу  овладеть всеми месторождениями и объектами нефтяной инфраструктуры. У Бенгази есть свои – те же «Абу-Тыфль» с соседями и свои отгрузочные терминалы в Бреге и в Тобруке. А у Триполи – свои, «Элефант» и Мурзукский бассейн, «Хамада», и свои терминалы в Завии и Зуаре. Спор идет лишь за право распоряжаться средствами от продаж, поскольку в таком консервативном бизнесе, как реальная торговля нефтью, да, к тому же в нынешней ситуации, никто не будет менять агентов и трейдеров. Есть ННК, есть ее счета, выручка поступает на них. То есть, под контроль Триполи. А если учесть, что часть денег все – таки доходит до Бенгази в виде выплат пенсий, пособий, части зарплат, то, как говорится, скажите «спасибо», что хоть так.

Поэтому, с учетом всего вышеперечисленного, можно сделать вывод: продолжающееся ливийское противостояние не имеет отношения к ливийской нефти и  спор вовсе не о ней. В своем нынешнем состоянии ливийская нефтяная промышленность продолжает выполнять роль главного поставщика валюты в страну, пуская и в сильно урезанном виде. Отсутствует конфликт и с внешними операторами: никто ничего не национализировал и не отнимал, изменения прав собственности на месторождения и условий соглашений о концессиях, если и были, то в рамках правил. Ливийская нефть продолжает вносить свой вклад в поддержание экономической стабильности в стране, правда, в том ее уровне, в котором она прибывала по состоянию тридцати лет тому назад. Собственно говоря, к такому выводу мы и пришли, оценивая общий эффект от событий 2011 года. Если революция 1 сентября 1969 года продвинула страну на сорок лет вперед, пускай и особенным, джамахирийским путем, мятеж 14 февраля 2011 года отбросил ее назад ровно на те же, тридцать — сорок лет.