Понимание обусловивших эскалацию конфликта предпосылок должно дать нам ключ к выбору правильного пути урегулирования кризиса. До тех пор пока в контактах с представителями традиционных обществ мы живем лишь сегодняшним днем, мы не сможем понять желаний и страхов этих людей. Можно долго пытаться внедрить в слаборазвитых странах разработанные в тиши кабинетов политико-экономические схемы – наша страна активно занималась этим на протяжении сорока лет, вливая в «третий мир» колоссальные средства, а европейцы и американцы еще с большим энтузиазмом и сегодня вкладывают «на цели развития» Ближнего Востока и Африки десятки миллиардов долларов. Но проходят годы, вложенные средства «уходят в песок» и оседают на счетах руководителей столь нуждающихся в них стран, а проблемы – и прежде всего менталитет людей – остаются без изменений. На примере Судана хотелось бы, не делая поспешных выводов, понять, как зарождается конфликт, чтобы уже затем, возможно, попытаться найти пути его решения.
Вся система экономических и политических отношений в Судане, впоследствии вылившаяся в самый продолжительный и кровопролитный африканский конфликт, сформировалась еще в период турецко-египетского господства в XIX веке. Тогда работорговля была одной из наиболее прибыльных сфер деятельности, и поэтому не только материальные, но и людские ресурсы экваториальных районов современного Судана превратились в объект эксплуатации. Очевидно, в возникновении и эскалации будущей гражданской войны между севером и югом Судана сыграла свою роль исторически сложившаяся психологическая установка северян на обогащение за счет южных областей страны. Процветая в течение длительного времени за счет организации набегов на районы расселения нилотских племен, арабосуданская элита была просто не способна воспринимать южносуданских племенных руководителей как равных себе и тем или иным образом учитывать их интересы. Соответственно, возможность полноценного диалога с установкой на обоюдовыгодное разрешение спорных вопросов крайне затруднялась.
Впоследствии, в период англо-египетского кондоминиума (1899–1955 гг.) и после обретения Суданом независимости (1 января 1956 г.), сложившаяся система по разным причинам несколько меняла форму, но не содержание. Она по-прежнему основывалась на безусловном доминировании северных элит, создававших весь комплекс политических и экономических отношений «под себя». Таким образом, именно объективное отсутствие политической и экономической заинтересованности северной элиты в разделе полномочий с представителями доминирующих кругов юга, нежелание северян прислушиваться к мнению оппонентов, их установка на решение возникающих противоречий силовым путем являются первой предпосылкой многолетнего вооруженного конфликта. Именно она привела к расширению официальным Хартумом вооруженного противостояния с южанами. Как справедливо отмечает британский исследователь П. Вудворд, в Судане «война и сопутствующая ей экономика войны являются во многом результатом исторически сложившихся политико-экономических отношений, возникших намного раньше самой войны» [1].
Определенный вклад в кризисное состояние Судана в период кондоминиума внесли британские власти. Эта ситуация не уникальна – огромное количество конфликтов в Африке было предопределено разделом континента между европейскими державами и особенностями колониальной политики [2]. В Судане после подавления восстания Махди (1881–1898 гг.) англичане – формально вместе с египтянами, но фактически единственные хозяева страны – целенаправленно изолировали южные районы страны от северных. Британской администрацией была разработана так называемая южная политика [3], направленная на минимизацию арабо-мусульманского экономического и культурного влияния в экваториальных районах страны. Там была развернута широкомасштабная миссионерская деятельность, что должно было углубить противоречия с севером и содействовать складыванию у южан нужного британцам самосознания. При этом все административное управление в Южном Судане находилось, естественно, в руках английских чиновников. От немногочисленных египетских официальных лиц на юге страны ничего не зависело: как в центральных правительственных структурах, так и в региональных администрациях они назначались на менее значительные должности. По итогам этого целенаправленного, комплексного подхода к Южному Судану англичане планировали сделать из региона своего рода «буферную зону» между арабским миром и христианизируемой Британской Восточной Африкой.
Необходимо подчеркнуть, что английская колониальная политика стала также одной из причин консервации в Южном Судане племенного строя. Вплоть до сегодняшнего дня племенной фактор играет в регионе огромную роль, предопределяя не только формирование политических союзов и блоков, но и во многом повседневную жизнь. Британские власти, придерживаясь принципа косвенного управления, целенаправленно добивались сохранения в своих владениях в Африке, в частности в Судане, племенных отношений, рассматривая их как фактор социальной стабильности. При помощи племенных верхушек англичане гораздо успешнее и дешевле могли контролировать колонии и оптимизировать управление на местах [4].
После провозглашения независимости Судана в 1956 г. перед новыми властями страны – естественно, представителями северных элит – встала задача изменения кадрового состава правительственного аппарата и административных структур юга страны: на место английских и египетских чиновников должны были прийти суданцы. Эта смена бюрократического аппарата отлично иллюстрирует изначальные установки официального Хартума не столько на опору на национальные кадры, сколько на арабизацию и исламизацию южных районов страны: на место официальных лиц из Великобритании и Египта пришли почти исключительно суданцы-северяне. Характерно, что на посты в первой центральной южносуданской администрации были назначены лишь четверо представителей местных народов. При этом доля населения юга страны, сейчас составляющая около 30% общей численности населения Судана, тогда, до войны, была не меньше [5].
В своей политике на окраинах страны официальный Хартум, вне зависимости от находящегося у власти лидера, традиционно использует классический прием «разделяй и властвуй», выбирая среди оппозиционного руководства наиболее сговорчивого вождя и делая на него ставку. Этот политический прием, несмотря на его кажущуюся тривиальность, в суданских условиях вплоть до сегодняшнего дня оказывается чрезвычайно эффективным, т.к. многие региональные лидеры, в том числе и южане, готовы на многое ради переезда в Хартум. Примеров можно привести достаточно, но, пожалуй, наиболее яркий из них – назначение в мае 2006 г. Минни Аркои Минави, лидера крыла дарфурской группировки «Суданское освободительное движение», подписавшего мирный договор с правительством, старшим помощником президента страны. Другим примером может служить включение в состав правительства трех лидеров «Восточного фронта» — оппозиционной группировки востока страны, после подписания ими мирного договора с Хартумом в ноябре 2006 г.
Острейшим вопросом, предопределяющим непонимание между севером и югом, является применение шариата в качестве основы законотворчества. Первая попытка введения его на всей территории страны относится к временам президентства Джаафара Нимейри. Но если в северной части страны шариат с 1983 г. успешно прижился, то на юге это нововведение встретили в штыки. Именно попытка внедрить шариат в Южном Судане стала причиной начала второго этапа гражданской войны, завершившего период 11-летнего перемирия после соглашений в Аддис-Абебе от 1972 г. [6].
Актуальность вопроса о применении шариата сохраняется и сегодня, после подписания в 2005 г. Всеобъемлющего мирного соглашения. Хотя вопрос о распространении шариата в качестве основы законотворчества на юге страны уже не стоит, в Хартуме, который по договору 2005 г. объявлен общенациональной столицей Судана с равными правами для представителей всех конфессий, ситуация остается сложной. Несмотря на то что институты защиты прав многочисленных немусульман, в большинстве своем выходцев с юга, в суданской столице формально созданы, фактически их работа очень ограничена. Мусульманские суды, работающие на основе шариата, фактически остаются основным институтом судебной системы, что, конечно, вызывает недовольство южан. С другой стороны, мусульмане Хартума в массе своей психологически еще не готовы признать за недавно прибывшими в город уроженцами юга право жить согласно своим собственным обычаям. В то же время отношение к традиционно проживающим в столице крупным и влиятельным общинам коптов и греков у мусульман столицы достаточно терпимое: им даже позволено иметь в стране с «сухим законом» свои закрытые клубы, где допускается употребление спиртного.
Еще одной причиной конфликта, которую на современном этапе можно назвать наиболее актуальной не только для простого народа, но и для правящей верхушки, является проблема раздела нефтяных богатств страны. После открытия в Судане существенных, промышленно значимых запасов углеводородов [7] отношения между севером и югом еще более осложнились. Значительная часть месторождений оказалась расположена в пограничных между севером и югом районах, что создало дополнительные многочисленные противоречия.
Первые связанные с нефтью разногласия между северянами и южанами возникли еще в 1980 г. Тогда правительство Нимейри провело очередную административную реформу, разделив Южный Судан на три штата и выделив из состава пограничных территорий новый штат – аль-Вахда (араб. «Единство») со столицей в г. Бантиу. Именно на территории этого штата сосредоточены значительные спорные нефтяные поля. Естественно, согласно новым административным границам, штат был включен в состав Северного Судана. Южане, разумеется, восприняли реформу как попытку урезать свои будущие возможности.
По мнению некоторых исследователей, именно плохо скрываемое стремление северян взять под полный контроль нефтяные месторождения юга страны (в нарушение соглашений в Аддис-Абебе от 1972 г.) и соответствующая негативная реакция на подобную политику со стороны южан стали основной причиной возобновления в 1983 г. вооруженной борьбы [8]. Такая точка зрения, конечно, имеет право на существование, но все же основной причиной возобновления острой фазы конфликта следует считать упоминавшуюся выше попытку введения в стране законов шариата. В начале 1980-х гг. суданские нефтяные богатства для основной массы населения страны как севера, так и юга были лишь неким призраком более счастливого и обеспеченного будущего, в то время как введение шариата означало конкретное и незамедлительное изменение ежедневного жизненного уклада и оказалось для южан «красной тряпкой».
С течением времени началась промышленная эксплуатация нефтяных месторождений. Когда в 1999 г. начался экспорт «черного золота», приносящий реальные деньги, вопрос о разделе месторождений приобрел первостепенную важность. Примером углубления разногласий из-за раздела нефтяных богатств страны на современном этапе может служить вопрос о строительстве экспортного нефтепровода. Южане высказывались за экспорт нефти через порты Кении и, соответственно, строительство трубопровода в юго-восточном направлении, но официальный Хартум настоял на строительстве основного экспортного трубопровода через г. Порт-Судан. Там же вопреки желанию южан были построены нефтеперерабатывающий завод и нефтяные терминалы [9].
Таким образом, приходится согласиться с утверждением экспертов известной неправительственной организации Amnesty International, что «экономические факторы, такие как поиск и добыча нефти, показывают, что соображения глобальной экономики не только оказываются решающими при принятии политических решений, но и четко указывают на истинные причины конфликта в Судане» [10].
Вплоть до сегодняшнего дня вопрос о разделе суданских нефтяных месторождений и доходов от начатого в 1999 г. экспорта нефти не решен окончательно. В частности, чрезвычайно актуальным остается вопрос о демаркации границы между севером и югом в нефтеносном районе Абьей. И хотя к 2005 г., казалось, были выработаны устраивающие обе стороны схемы политического переустройства государства и распределения доходов от экспорта нефти, относительно будущего страны все еще сохраняется много вопросов.
1. Woodward P. Peace and elite non-oil economic interests // Transforming the Economy of War in Sudan. Brussels, 12-13 June 2002. P. 1.
2. Об этом см., напр., Актуальные проблемы межафриканских отношений. М.: Международные отношения, 1983. С. 178–186.
3. О «южной политике» и различных взглядах на этот вопрос британского колониального руководства см., напр., Ahmed S.A. The Anglo-Egyptian Sudan Under Symes: An Exceptional Era // «Дирасат ифрикия» (Африканские исследования): Сборник. Хартум: Международный университет Африки, 2003, № 29.
4. Как известно, опора на коллаборационистов из среды местной элиты была одним из основных принципов британской колониальной политики, в отличие, например, от французской, подразумевавшей подготовку множества колониальных чиновников среднего и даже низшего звена.
5. Точных статистических данных по населению Южного Судана не существует – перепись 2008 г. должна стать первой для этого региона. Однако и по данным первой суданской переписи 1955/56 г., в отношении юга страны весьма приблизительной, 70% населения Судана считались мусульманами, 25% относились к исповедовавшим традиционные африканские верования, 5% — к христианам. См., напр., Abdu Mukhtar. Background to the Formation of the Sudanese Identity// «Дирасат ифрикия» (Африканские исследования): Сборник. Хартум, 2005, № 34. С. 17.
6. Соглашение в Аддис-Абебе между правительством Судана и южанами было подписано при широком международном посредничестве в 1972 г. и завершило первый этап гражданской войны в стране (1955–1972 гг.).
7. Подтвержденные запасы нефти в Судане составляют 5 млрд баррелей, что существенно больше, чем, например, в соседнем Египте (3,7 млрд баррелей), который уже давно является государством — экспортером нефти средней величины. При этом существует возможность значительно увеличить добычу нефти в Судане. На сегодняшний день в стране добывается лишь около 500 тыс. баррелей в день, в то время как в том же Египте, по данным на 2005 г., добывалось более 700 тыс. баррелей. Потребление нефти в самом Судане хоть и возросло в последние годы, но все еще незначительно – лишь около 100 тыс. баррелей в день, что предоставляет нефтяным компаниям возможность вывозить из страны 80% добываемых углеводородов. Для сравнения, в том же Египте потребляется основная часть производимой нефти, по данным на 2006 г. эта величина составляет 579 тыс. баррелей в день.
8. См., например, Verney, Peter. Raising the Stakes: Oil and Conflict in Sudan. Sudan Update, 1999. Ziada S.H. Ismail, op. cit.
9. Ziada S.H. Ismail. Oil in Sudan. Facts and Impact on Sudanese Domestic and International Relations. Universidad Autonoma de Madrid, 2006. P. 8.
10. Amnesty International. The Human Price of Oil. May 2000.