В начале сентября 2018 года Китай принял президента Судана Омара аль-Башира в Пекине на 7-м форуме по китайско-африканскому сотрудничеству (FOCAC). Тогда Си Цзиньпин предложил О.аль-Баширу политическую поддержку в противовес ордеру на его арест, выпущенному Международным уголовным судом. «Иностранные силы, — утверждал председатель Си Цзиньпин, — не должны вмешиваться во внутренние дела страны». Эта поддержка, однако, не получила какого-либо фактического подтверждения. Народные протесты, которые распространились по всему Судану всего три месяца спустя, в конечном итоге уступили место военному перевороту, в результате которого в апреле 2019 и был свергнут О.аль-Башир, руководивший Суданом в течение трех десятилетий.
По мере того, как в стране разворачивалась революция, официальный Пекин демонстративно воздерживался от вмешательства в устранение О.аль-Башира или прямом участии в переговорах, которые в конечном итоге привели к соглашению между генералитетом и протестующими в поддержку демократии. Ранее, учитывая свои экономические интересы, Китай участвовал в возникновении различных кризисов. Первоначальные экономические интересы Китая в Судане восходят к 1950-м годам, однако реализация их началась в 1990-х годах, когда Китайская национальная нефтяная корпорация (CNPC), государственный энергетический гигант Пекина, участвовала в развитии зарождающегося нефтяного сектора Судана. Это привело к более значительной роли Китая в политической жизни и вопросах безопасности Судана. В 2007 году, перед Олимпийскими играми 2008 года в Пекине, и в связи с угрозой безопасности китайским гражданам и нефтяным активам, Пекин использовал свое влияние в Хартуме для содействия развертыванию совместной миротворческой миссии Организации Объединенных Наций и Африканского союза в Дарфуре.[i] [1]
В конце 2013 года китайские дипломаты снова предприняли усилия по урегулированию конфликта после начала гражданской войны в соседнем Южном Судане. Недавние попытки Пекина установить преемственность в отношениях с Суданом свидетельствуют о значительном сдвиге в его участии в делах страны с 2011 года, когда южные штаты Судана стали независимым Южным Суданом[ii] [2], располагавшим 75 % запасов нефти «бывшей страны». В результате экономические интересы Китая в Судане сместились от энергетических ресурсов к потенциалу в качестве участника проекта председателя Си Цзиньпина «Один пояс, один путь».
На саммите FOCAC Китай и Судан подписали меморандум о взаимопонимании по строительству суданской части планируемой железнодорожной линии протяженностью 3200 км между Порт-Суданом и Нджаменой (Чад)[iii] [3]. Железнодорожная линия является частью амбициозных долгосрочных планов Пекина по развитию межконтинентального торгового маршрута, соединяющего восточное и западное побережье Африки автомобильными и железнодорожными путями. По общему признанию, Судан не имеет стратегического значения для других региональных участников инициативы «Один пояс, один путь», например, Джибути, где Китай создал военную базу и многоцелевой порт для обеспечения безопасности своих интересов в Красном море. Тем не менее линия Судан-Чад станет жизненно важной для связи ее объектов КНР в Джибути и Кении на восточном побережье и торговыми путями из Нджамены через Западную Африку в Дакар к побережью Атлантического океана.
Китай пытается не вмешиваться в дела военной и гражданской оппозиции, чтобы не подорвать отношения с новыми лидерами Судана или создать проблемы для будущих сделок. Хотя китайские дипломаты регулярно заявляют о желании Пекина укреплять стабильность в Судане, Китай также можно считать участником, получающим привилегии за счет того, что в процесс вмешивались другие стороны, чтобы помочь разрешить политический кризис в Судане. В долгосрочной перспективе потребность Пекина в стабильности в Судане и вытекающая из этого необходимость оказывать все большее влияние на региональную геополитику для консолидации его экономических интересов будут только возрастать. Это может иметь последствия для взаимодействия Китая с Суданом, учитывая опасения китайских элит насчет того, что другие региональные державы, например, Россия, могут оказывать открытую поддержку военными лидерами Судана, что противоречит стремлению Пекина к стабильности. Между тем, то, как Пекин решит оказывать свое экономическое и политическое влияние в Судане в будущем, особенно в том, что касается перехода страны к полному гражданскому правлению, будет во многом определять характер взаимодействия США и Китая в контексте суданской повестки в предстоящие годы.
Хотя китайские экономические интересы не были напрямую затронуты волной антиправительственных акций протеста, охвативших Судан в декабре 2018 года, или переворотом, последовавшим в апреле 2019 года, межотраслевая забастовка, организованная оппозиционным альянсом в конце мая 2019 года, привела к временному прекращению операций в международном аэропорту Хартума и экспорта из Порт-Судана, что вызывало обеспокоенность среди китайских предприятий. Компания CNPC заявила, что ее деятельность и импорт нефти в КНР были затронуты, что отражает сокращение китайских нефтяных интересов после отделения Южного Судана[iv] [4].
Судан был седьмым ведущим поставщиком нефти в Китай в 2011 году, но уже к 2018 году он выпал из списка топ-40. Судан и Южный Судан вместе ежедневно экспортировали около 114 000 баррелей нефтяного сырья в 2018 году. Несмотря на то, что этот показатель превысил 65 000 баррелей в 2012 году во время одностороннего прекращения добычи в Джубе, эта цифра ниже, чем 182 000 в 2014 году. CNPC сохраняет самую большую долю (40%) в ведущих консорциумах, работающих в обеих странах – Greater Nile Petroleum Operating Company и PetroDar Operating Company. Однако, поскольку большинство нефтяных месторождений находится на юге, усилия Китая по наращиванию добычи сосредоточены на углублении сотрудничества с Южным Суданом[v] [5]. Министерство иностранных дел Китая отказалось публично комментировать протесты декабря 2018 года.
Местные источники подтверждают, что во время восстания посольство Китая в Хартуме оценило ситуацию на месте и потенциальное влияние нестабильности на гражданские и коммерческие интересы Пекина в строительном, горнодобывающем и животноводческом секторах. Китайские дипломаты утверждают, что Пекин начал преобразовывать свою экономическую роль в Судане.
В связи с тем, что после 2011 года импорт суданской нефти резко сократился, Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ) вытеснили Китай с позиции основного рынка экспорта Судана. В 2017 году экспорт суданских товаров в ОАЭ, составлявший 1,7 млрд долларов США, почти втрое превысил 611 млн долларов США, отправленных в Китай. Тем не менее, в 2018 и 2019 годы Китай увеличил и диверсифицировал свои инвестиции в хлопок, животноводство и растущий золотодобывающий сектор Судана (в котором к 2017 году двадцать китайских горнодобывающих компаний сообщили о прибылях на общую сумму не менее 100 млн долларов США)[vi] [6]. Тем не менее, китайские инвестиции в эти сектора незначительны по сравнению с финансированием, которое КНР предоставляла нефтяной промышленности Судана с середины 1990-х годов до середины 2000-х годов, когда только одна компания, CNPC, предоставила более 10 миллиардов долларов инвестиций.
Военный переворот
Экономические интересы Китая не были напрямую затронуты волной протестов против правительства в Судане или военным переворотом четыре месяца спустя. Тем не менее, реакция режима на восстание привела к расколам в силовых структурах. Несмотря на попытки О.аль-Башира сохранить власть, сформировав комитет безопасности, ключевые генералы в этой группе вскоре от него отвернулись. В частности, генерал Мухаммед Хамдан Дагало (известный как Хемедти), лидер военизированной группировки Сил быстрого реагирования, которая возникла в Дарфуре, стал ключевым влиятельным посредником при поддержке государств Персидского залива, Саудовской Аравии, ОАЭ и их регионального союзника Египта. Именно после того, как Эр-Рияд и Абу-Даби дали свое согласие, 11 апреля 2019 года генералы перешли в наступление с целью свергнуть президента[vii] [7].
Считается, что китайские чиновники не оказали О.аль-Баширу никакой поддержки. Китайские политологи в то время сравнивали ситуацию в Судане с народными протестами в Алжире, в ходе которых был свергнут президент Абдель-Азиз Бутефлика, который, как считалось, не смог решить экономические проблемы страны[viii] [8]. Хотя Судан и Алжир не пострадали от волны общественных восстаний в ходе так называемой «арабской весны», в 2011 году в Северной Африке, для Пекина данные события послужили уроком, заключавшимся в том, что Китай не может полагаться на постоянство авторитарных правителей. Это также консолидировало мнение, что приоритет защиты китайских долгосрочных инвестиций перевешивает потенциальные затраты на постоянную поддержку автократических правителей, если их нахождение у власти приводит к длительной нестабильности или провоцирует изменение режима, которое может угрожать долговечности этих инвестиций.
Генеральный инспектор Вооруженных сил Судана генерал Абдель Фаттах аль-Бурхан должен был возглавить хунту, которая формально называлась Переходным военным советом (ПВС). Пекин быстро начал публично распространять заявления о преемственности, повторяя свой принцип невмешательства и уважения к государственному суверенитету, который лежал в основе китайско-суданских отношений на протяжении шести десятилетий[ix] [9]. Однако за кулисами пекинские дипломаты быстро установили связи с ПВС. Очевидно, что военное восстание, приведшее к свержению О.аль-Башира, было частью попытки генералов, государств Персидского залива и Египта искоренить исламистские элементы, которые долгое время доминировали в правящей Партии национального конгресса (ПНК). Во время чистки исламистов, оставшихся от старого режима, хунта арестовала видных членов ПНК, включая Авада аль-Джаза, помощника О.аль-Башира и министра нефти, который был основным переговорщиком в делах с Китаем. Информированные источники утверждают, что Пекин впоследствии разорвал свои связи с ПНК, а посол Ли Ляньхэ в частном порядке встретился с аль-Бурханом и его заместителем Хемедти, чтобы передать «поздравления» Китая руководству ПВС.
Когда Национальный исламский фронт, предшественник ПНК, пришел к власти в Судане в июне 1989 года, Пекин начал развивать военные связи, которые служили как его деловым целям, так и стратегическим целям режима, переживающего длительный период международной изоляции. В 1990-х годах Китай начал экспортировать оружие и помогать развить суданскую промышленность, задействованную в производстве оружия. Однако, несмотря на всю глубину связей Пекина с режимом, в котором доминируют исламисты, и военно-промышленным комплексом, суданская служба безопасности не считала, что отношения с Пекином были прежде всего связаны ПНК. Местные источники предполагают, что ВС Судана видят в Китае прагматичного и коммерчески ориентированного игрока, не имеющего идеологической связи с исламистами, тем самым подразумевая, что Китай и впредь будет надежным партнером. Это предположение подкрепляется тем фактом, что аль-Бурхан, хотя и не особенно известный среди суданской общественности, когда-то служил военным атташе в Пекине и поэтому известен в КНР.
Ожидается также продолжение китайско-суданского военного сотрудничества в области экспорта вооружений и обучения военнослужащих. Китайские компании наверняка захотят сохранить свои контракты в горнодобывающей и энергетической сферах. Некоторые специалисты считают, что учитывая растущее влияние и превосходство Сил быстрого реагирования в военном ведомстве, можно ожидать, что Хемедти станет ключевым партнером Пекина. Действительно, несмотря на то, что он был заместителем аль-Бурхана, сегодня он считается истинным держателем власти в Судане[x] [10].
Непосредственная заинтересованность Китая в преемственности в двусторонних связях частично объясняет его решение от 5 июня 2019 г. наложить вето на принятия заявления Советом Безопасности ООН, осуждающего жестокое убийство 120 гражданских демонстрантов силами безопасности в Хартуме двумя днями ранее. По словам китайских дипломатов, Пекин надеется, что Судан «сможет поддерживать стабильность и беспрепятственно осуществлять политические преобразования», но считает, что международное сообщество «должно это сделать… придерживаясь принципу невмешательства во внутренние дела других [государств – Р.А.]».[xi] [11]
В заключение отметим, что заявленная позиция Китая стала неожиданностью в западных дипломатических кругах. Американские аналитики, в свою очередь считают, что, с учетом стратегических интересов Китая, данная позиция была предсказуемой. Представляется возможным согласиться с этим, поскольку официальный Пекин был бы более мотивирован противостоять позиции Запада в Совете Безопасности на фоне настойчивой критики со стороны Вашингтона в отношении, например, проблемных вопросов соблюдения прав человека в КНР.
[i] [12] Dan Large, «China & the Contradictions of ‘Non-interference’ in Sudan», Review of African Political Economy 35, no. 115 (2008): 93–106.
[ii] [13] International Crisis Group (ICG), «China’s Foreign Policy Experiment in South Sudan”, Africa Report no. 288, July 10, 2017, www.crisisgroup.org/africa/horn-africa/south-sudan/288-china-s-foreign-policy-experiment-south-sudan.
[iii] [14] Xinhua, «Spotlight: Sudan expects to play bigger role in Belt and Road Initiative-analysts”, August 28, 2018, www.xinhuanet.com/english/2018-08/28/c_137424486.htm.
[iv] [15] Leng Shumei, «China Expresses Confidence in Sudan”, Global Times, April 12, 2019, www.globaltimes.cn/content/1145710.shtml.
[v] [16] Xinhua, «South Sudan, China Explore Closer Cooperation in Oil Sector”, October 3, 2019, www.xinhuanet.com/english/2019-10/03 /c_138446540.htm.
[vi] [17] Xinhua, «Sudan, China Keen on Sound Mining Cooperation”, January 4, 2017, www.xinhuanet.com//english/2017-01/04/c_135955026.htm.
[vii] [18] Justin Lynch and Robbie Gramer, «Arab States Foment Chaos While US Stands By”, Foreign Policy, June 5, 2019, www.foreignpolicy.com/2019/06/05/arab-states-foment-sudan-chaos-while-u-s-stands-by-sudan-khartoum-protests-violent-crackdown-saudi -arabia-united-arab-emirates-egypt-democracy-push.
[viii] [19] Shumei, «China Expresses Confidence in Sudan.»
[ix] [20] Xinhua, «China to Maintain Relations with Sudan: FM”, April 12, 2019, www.xinhuanet.com/english/2019-04/12/c_137972040.htm.
[x] [21] ICG, «Safeguarding Sudan’s Revolution», Africa Report no. 281, October 21, 2019, www.crisisgroup.org/africa/horn-africa/sudan/281-safeguarding-sudans-revolution.
[xi] [22] Ministry of Foreign Affairs of the People’s Republic of China (PRC/MFA), «Foreign Ministry Spokesperson Geng Shuang’s Regular Press Conference on June 5, 2019”, June 5, 2019, www.fmprc.gov.cn/mfa_eng/xwfw_665399/s2510_665401/2511_665403/t1669937.shtml.