- Институт Ближнего Востока - http://www.iimes.ru -

Американские эксперты о ситуации на юге Сирии. Часть 2

Помимо военной эскалации, режим в Дамаске стремился в рамках своей попытки восстановить контроль над отвоеванными территориями на юге страны путем восстановления формата обеспечения услуг и поставок предметов первой необходимости для проживающих там общин. Дамаск, похоже, возрождает социальный контракт до 2011 года, согласно которому государство удовлетворяло основные потребности общин в обмен на местную поддержку и социальный мир. Это помогло обеспечить такое положение дел, когда многие основные товары и услуги стали более доступными, что также придавало режиму часть прежних рычагов влияния над обществом. После почти десятилетнего конфликта сирийское руководство все еще считает, что этот механизм может быть эффективным. В интервью в конце 2019 года Бшар Асад заявил: «Мы все еще [социалистическая] страна. У нас есть публичный сектор, очень большой государственный сектор». На протяжении всей войны режим не полностью отказывался от этой логики. Он продолжал платить зарплату госслужащим, проживавшим во многих удерживаемых оппозицией районах, в том числе и на юге Сирии, даже в условиях галопирующей инфляции. Кроме того, поездки населения в районы, удерживаемые режимом, для получения заработной платы или любой другой госсубсидии были сопряжены с риском для безопасности. Но при этом этот инструмент срабатывал и срабатывает. Таким образом, режим хотел поддерживать связи с лояльными или аполитичными слоями населения. Иными словами, Дамаск действовал в «логике государства». Возрождение предоставления товаров и услуг населению юга Сирии стало ключевым объединяющим моментом для должностных лиц режима и их посредников до и во время военной кампании. Эта политика была успешной на фоне неспособности оппозиции создать альтернативы государству в этой сфере. То есть, сеть военных спекулянтов, возникшая на стыке оказания гуманитарной помощи, местных советов и вооруженных оппозиционных групп привели к росту разочарования, которое местные жители испытывали в целом по отношению к оппозиционным институтам. Один активист и журналист вспомнил о похищении своего брата, который работал местным наблюдателем за организацией иностранной помощи местному [городскому] совету в Дераа, он вскрыл хищение 150 ящиков с едой, обнародовал эту информацию и спустя несколько дней его похитили боевики оппозиции. Обвинение состояло в том, что он был агентом режима, но это не так. У [вооруженной группы], которая его похитила, было негласное соглашение с НПО, которая организовывала поставки гуманитарной помощи, и местным советом, в рамках присвоения части этих товаров. И таких историй сотни. После восстановления контроля над югом Сирии Дамаск попытался восстановить и субсидируемые услуги и товары. Например, Дамаск снабдил регион субсидируемым бытовым газом, топливом и пшеницей — тремя ключевыми товарами для местного населения. Сейчас эти товары монопольно распределяются государством; они были также доступны в период правления оппозиции, хотя налоги государством взимались и с повстанцев. При этом наличие контрольно-пропускных пунктов приводило к тому, что газ для приготовления пищи, как и многие другие товары, был дороже, чем в районах под контролем правительства. Совсем недавно правительство также пыталось контролировать цены на несубсидированные продукты питания. Однако существует неравенство в предоставлении товаров и услуг. Политика в области безопасности режима исключает некоторые категории населения от получения льгот. Например, некоторые государственные служащие были уволены за то, что имели связи с оппозицией. Глава адвокатского синдиката на юге Сирии объявил во время военных действий в июле 2018 года о том, что 250 из 700 адвокатов были уволены и больше не могут практиковать. Возвращение всех государственных служащих на свои должности было одним из требований правительства в рамках соглашения между оппозицией при посредничестве России и режимом. Что касается адвокатов, то некоторые из них были вновь допущены к работе. Те, кто в большей степени был связан с оппозицией, все еще ожидают получения допуска от службы безопасности.
Личные связи и контакты, наряду с местничеством, также способствовали возникновению неравенства. Люди в том или ином населенном пункте и имеющие доступ к влиятельным людям во власти, часто имеют возможность курировать распределительную систему в данном конкретном населенном пункте, независимо от того, как действует режим или насколько сильно его присутствие. Еще до конфликта именно личные связи в значительной степени помогали создавать или разрушать проекты в определенном месте. Это все еще справедливо сегодня для провинции Дераа. Примеры Бусры аль-Харира, Тафаса и Инхиля (три города с очень разными отношениями с режимом) указывают на то, что именно личные отношения влияют на степень оказания услуг тому или иному району, независимо от того, насколько сильно он сопротивлялся силам режима. Бусра аль-Харир, первый крупный город, который был отбит режимом, оказал сильное сопротивление сирийским войскам, но его мэр, коренной технократ, имеет хорошие контакты с губернатором провинции Дераа, что стало основной причиной быстрой реанимации системы предоставления услуг городу. Инхиль, напротив, поспешил сдаться Дамаску, но новый прорежимный мэр имеет сложные отношения с центром, что сразу же отразилось на объемах привлеченных скудных государственных ресурсов в этот город.
Общая нехватка ресурсов у Дамска является еще одним решающим фактором в анализе ситуации на юге Сирии. Особенно это характерно для восстановления инфраструктуры электроснабжения. В период контроля повстанцев, вспоминал один местный активист, склады Директората электроэнергетики, где хранились пилоны, кабели и другое оборудование, были полностью разрушены и разграблены. Нехватка ресурсов возлагает бремя восстановления на самих жителей, создавая тем самым дисбаланс в равном доступе к электроэнергии. Например, в долине Ярмук несколько городов теперь получают электричество от государства, иногда по двенадцать часов в день. Сахем Голан, однако, начал получать электричество на полгода раньше, чем в других местах. Горожане заплатили за восстановление системы электроснабжения из своего кармана, что ускорило этот процесс. Нечто подобное произошло в Аль-Санамайне, где жители сами заплатили за восстановление ЛЭП. Что касается товаров, то способность режима поддерживать текущий уровень субсидируемых товаров, не говоря уже о его повышении, сталкивается с все более серьезными проблемами, учитывая экономические трудности, с которыми сталкивается Сирия. Крестьяне, которые были ключевыми бенефициарами социалистического правления партии Баас, все чаще остаются без какой-либо помощи. Цены на важные удобрения, такие как мочевину, аммиачную селитру и тройной суперфосфат увеличился на 91%, 190% и 154% соответственно в период с 2017 по 2020 год. Глава Дамасского фермерского союза заявил, что правительство приняло решение поднять цены на удобрения, что окажет негативное влияние на фермеров, которые сталкиваются с высокими производственными издержками и, возможно, должны будут снизить производство. Поскольку экономика вряд ли будет генерировать достаточную стоимость для того, чтобы режим направлять дополнительные средства на внешнее развитие и гуманитарную помощь для поддержки своего перераспределительного потенциала. Например, Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН при поддержке Министерства международного развития Соединенного Королевства, помогает правительству обеспечить фермеров по всей Сирии качественными семенами, чтобы компенсировать их нехватку и предотвратить отсутствие продовольственной безопасности. До конфликта сирийская государственная Генеральная организация по размножению семян, которая производила качественные семена по субсидируемым ценам, поставляла фермерам до 300 000 тонн семян в год. Ее мощность в 2019 году сократилась до 35 000 тонн. Нынешний уровень финансирования таких программ могут позволить режиму поддерживать на плаву только часть ее дотационных программ, но Дамаск не может надеяться на возрождение перераспределительной экономики без массированной иностранной помощи, которая в данный момент просто не поступает. Реальность такова, что Сирия обанкротилась. Курс валюты с тех пор, как режим вернулся на юг страны — вырос от 450 сирийских фунтов  (SYP) к доллару до 2400 SYP к доллару, по состоянию на июнь 2020 год — это четкий индикатор именно такого положения дел. Как выразился один житель Тафаса: «Я думаю, что государство не имеет способность предоставлять услуги. Иногда я чувствую, что наш район обслуживается лучше, чем [режимные районы]. Говорю вам, режим хочет умиротворить людей».
Нестабильность на юге Сирии, вероятно, сохранится и в обозримом будущем. Режим будет продолжать борьбу за установление контроля над всей территории страны. Однако его усилия, скорее всего, приведут к новым трениям с Москвой, потому что такой сценарий может привести к расширению роли Ирана и «Хизбаллы» в пограничном регионе. Тем временем истощение ресурсов государства будут усугублять социально-экономическую ситуацию. Эти условия будут порождать нестабильность, и, учитывая региональные последствия, то, что происходит на юге Сирии, чревато новой эскалацией военной напряженности. Война в Сирии превратила юг страны из пограничного региона, который имел неактивный характер, «холодный» фронт с Израилем и динамичную трансграничную экономику с Иорданией в нестабильную зону, которая становится центром регионального соперничества. События там, созданные местными, региональными и международными субъектами, могут иметь последствия далеко за пределами данной области. Та же «холодная война» с Израилем напрямую касалась и темы экономического благополучия населения с точки зрения ограничения его экономических прав под предлогом правил безопасности, которые были оправданы как необходимые в свете конфликта с Израилем. Например, закон 41/2004, последняя версия серии аналогичных законов, сделал фактически невозможными сделки с недвижимостью в приграничных районах, строительство там, передачу права собственности или аренды недвижимости без предварительного согласования со Службой безопасности. Одним из первых требований протестующих в Дераа в марте 2011 года было отмена этого закона. Причина в том, что чиновники из органов безопасности злоупотребляли этим законом для того, чтобы вымогать деньги у местных жителей. Влиятельный человек из Дераа вспомнил эпизод перед восстанием: «Я хотел передать маленький клочок земли своему сыну. Утверждение органов безопасности длилось два года. В конце концов я положился на друга, который подтолкнул дело вперед».
Теперь этот на этот момент накладывается и иранский фактор. В ноябре 2017 года, еще до того, как правительственные силы отвоевали юг Сирии, Иордания, Россия и Соединенные Штаты подписали соглашение, подтверждающее, что иностранные силы не будут присутствовать в этой зоне, охватывающую большую часть провинций Дераа и Кунейтры. Официально Израиль не был подписавшим его государством, хотя это конкретное условие было четко сформулировано как важная израильская «красная линия» в этом районе. Ирану и поддерживаемым Ираном силам, такие как ливанская «Хизбалла», было запрещено размещать свои подразделения на больших территориях юга Сирии вблизи оккупированных территорий, размещения там высокоточного оружия и строительство постоянных баз или каких-либо других объектов инфраструктуры, позволяющих совершать нападения на Израиль. Для Иордании присутствие Ирана вблизи ее границы также было проблематичным. В ноябре 2017 года король Абдалла II выразил свою озабоченность и поклялся защищать северную границу своей страны от «иностранных ополченцев», под которыми имеются ввиду проиранские силы. Амман опасался, что их близость может дать толчок к дестабилизации ситуации в королевстве (основным дестабилизирующим моментом для ИХК являются не иранцы, а местные бедуины, которые недовольны королем и поддерживают идеологию ИГ — авт.). Потенциальный дестабилизирующий эффект иранского присутствия, особенно в Дераа, в Аммане связывают с возможным негативным воздействием этого на сирийских беженцев. Иордания приняла более 1 млн сирийских беженцев, в то время как она также отдает себе отчет в том, что стабильность на юге Сирии будет необходима для их возвращения. Эти опасения Израиля и Иордании открыли дверь посредническим усилиям России по выработке путей для возвращения контроля Дамаска на юге страныСирии. Иран, со своей стороны, объявил, что не будет участвовать в военных действиях на юге Сирии. Хотя появились некоторые сообщения о наличии некоторых поддерживаемых Ираном ополченцев на в этом районе, Тегеран и его доверенные лица не играют сейчас там большой роли. Присутствие Ирана, выраженное непосредственно или через местные и иностранные вооруженные группы, и фактический размер иранских и союзных ему сил является предметом дискуссий. Иран действительно имеет плацдарм на юге Сирии. «Хизбалла» также присутствовала в провинции Кунейтра до наступления режима в 2018 году, и она, вероятно, уже расширила там свое присутствие. Протесты на юге страны в районах, находящихся вне контроля военных и силовых структур режима, часто включает в себя требования об уходе так называемых «иранских ополченцев», ссылаясь на именно присутствие там «Хизбаллы» и других местных групп, которые воспринимаются, как доверенные лица Ирана. Некоторые оппозиционные организации предоставили подробности этого присутствия, утверждая, что оно становится все сильнее. Однако такие цифры могут быть преувеличенны и далеко не все наблюдатели разделяют эту точку зрения. Оперативные методы Ирана на юге Сирии затрудняют оценку численности его персонала. По последним оценкам израильской разведки, чисто иранские силы насчитывают 800 боевиков по всей Сирии, и они работают в основном через местные или иностранные союзные группы. 4-я дивизия сирийской армии и разведка ВВС также имеют тесные отношения с Ираном. Это не означает их полную зависимость от иранцев, но связи такие существуют. Часто их мотивы включают в себя повышение собственных доходов или вопросы личной безопасности сирийских партнеров. К декабрю 2017 года Израиль заявил, что он нанес около ста авиаударов по Сирии. Однако лишь немногие из них поразили цели на юге страны, что свидетельствует о том, что иранское присутствие там минимально. Участие России на юге страны и ее влияние на Дамаск и Тегеран имеют большое значение в рамках предоставления дополнительных гарантий Израилю и Иордании против расширения присутствия Ирана. До сих пор, Москва выполняла это обязательство и сохранила статус-кво, ограничив сферу действия Ирана. Она также закрепила свое место в качестве гаранта хрупкого равновесия, а не только в качестве союзника сирийского режима. Эта новая реальность изменила границу между Сирией и Израилем. Если линия разъединения 1974 года представляла собой сирийско-израильскую линию фронта до восстания 2011 года, то сегодня эта линия фронта имеет очень различные характеристики. Она определяется наличием разнообразных сил, зон контроля и района израильских военных операций, который потенциально лежит гораздо глубже внутри территории Сирии. Другими словами, государство пока не может восстановить свой суверенный контроль над югом страны без того, чтобы не учитывать последствия этого для Израиля и в меньшей степени для Иордании. Иран тоже не может игнорировать израильские или иорданские проблемы без риска спровоцировать новую конфронтацию. Новые реалии на юге Сирии также показывают, что линия фронта Ирана с Израилем больше не ограничивается только Южным Ливаном. Это не означает автоматически, что война на сирийско-израильском направлении неизбежна. Скорее, это означает, что Иран теперь может использовать сирийскую территорию в более активной степени для противостояния Израилю, в отличие от того, что было до 2011 года. Это следует понимать скорее как тактический шаг для доказательства наличия иранского ракетного потенциала на границе, а не попытку нарушить существующий баланс.
Вывод американских экспертов. Нестабильность останется определяющей характеристикой юга Сирии в обозримом будущем. Усилия режима по установлению большего суверенного контроля с помощью прямого насилия и рычагов распределения важнейших социальных услуг будут продолжаться. Тем временем Россия и Иран будут стремиться усилить свое влияние в южных провинциях Сирии. До тех пор, пока их действия принципиально не изменят статус-кво, согласованного с Иорданией, Россией, Соединенными Штатами и неформально Израилем в 2018 году, присутствие Ирана и его доверенных лиц на юге Сирии будет иметь относительно ограниченный характер. Однако это не означает, что опасная эскалация невозможна или даже маловероятна. Более того, ситуацию надо оценивать и в контексте соперничества России и Ирана в Сирии и их влияния на политическую ситуацию в стране. Если бы Тегеран бросил вызов нынешней ситуации, то это могло бы привести к трансграничному конфликту или спровоцировать увеличение числа израильских авиаударов по союзным с Ираном силам в Южной Сирии и за ее пределами. К чему это приведет — вопрос открытый, и он будет связан со способностью Ирана сдерживать Израиль. Хотя такой сценарий не может быть неизбежным, его нельзя игнорировать.