Военный аспект операции России в Сирии
Как считают американские эксперты, интервенцию Российской Федерации в Сирию надо полагать очень серьезным квалифицированным успехом с точки зрения Кремля, и конечно же российского Генерального штаба. В результате этой экспедиционной операции уже были достигнуты многие из первоначальных целей кампании и она продолжает служить институциональным интересам российских военных. Правда, война еще не закончилась, и конечная «победа» России еще может оказаться большой неудачей. Однако военная операция России заслуживает рассмотрения, в частности потому что во время ее начала многие эксперты предполагали негативный исход этой кампании. Кроме того, война в Сирии доказала высокую степень, эволюции в российском оперативном искусстве, способность развиваться и четко реагировать на поступающие вызовы. Можно сказать, что сам ход этой операции окажет самое позитивное влияние на формирование целого поколения российского военного руководства. Надо исходить из того, что дислокация российских войск в Сирии стала логическим завершением исходной позиции Москвы, которую она заняла в начале гражданской войны в Сирии, хотя в тоже время эта операция стала итогом стечения обстоятельств. Хотя российско-сирийские отношения были транзакционными к 2011 году, в это время не отмечалось никакой заметной российской стратегии в рамках позиционирования себя как нового силового брокера на Ближнем Востоке, и не было никакой заметной военной активности в этой связи. Статус Москвы как великой державы в международной политике, своего рода ближневосточного форпоста, который предполагал интересы и влияние в другом регионе, существовал тогда в большей степени формально. Отношения с Дамаском, выходящие за рамки продажи оружия, и значение Сирии были минимальными тогда, как в геополитическом, так и в военном смысле. В конечном итоге введение войск в сентябре 2015 года резко модернизировали эти отношения и военную значимость Сирии до высоких уровней. Когда весной 2011 года в Сирии начались протесты, Россия и США оказались по разные стороны баррикад. Соревнование в этой связи велось с помощью дипломатии в Организации Объединенных Наций. При этом главной заботой Москвы было предотвращения ливийского сценария в Сирии. В марте 2011 года министр иностранных дел России Сергей Лавров отметил, что любой сценарий развития событий с «вовлечением иностранного военного вмешательства в сирийские дела абсолютно недопустим». Российская интервенция в 2015 году носила многогранный характер и служила нескольким целям определенного круга заинтересованных лиц среди российских элит. Некоторые из этих причин, несомненно, были рациональными, но непосредственной причиной вмешательства России стал факт неминуемого поражения режима Асада в 2015 году, несмотря на почти пятилетнее сотрудничество России и Ирана в рамках оказания ему военной помощи. С точки зрения Москвы, последствием этого внутреннего взрыва в Сирии была бы дальнейшая дестабилизация региона с вторжением суннитских экстремистов в соседние государства, и в конечном счете экспансия радикализированных боевиков в российские части Кавказа и Центральную Азию. Ливийский опыт вырисовывался в данном случае в большом масштабе, учитывая, что Дамаск был географически гораздо ближе, чем Триполи, и тысячи российских граждан уже присоединились к воюющим там экстремистским группировкам. Поэтому в Москве рассматривали войну как превентивный конфликт против джихадистов в рамках рационализации тезиса сдерживания опасности на дальних рубежах. Более широкий контекст также сыграл важную роль. Американо-российские отношения, казалось бы, достигли дна после того, как состоялось российское вторжение на Украину, введение санкций и желания Вашингтона изолировать Москву в международном масштабе. В 2011 году Россия попыталась наложить вето на этот курс внешней политики США через срыв американской попытки сменить режим в Сирии. Кроме того, Сирия предоставила возможность перенести внимание с эскалации политического соперничества из Европы на фланговый театр Ближнего Востока, где условия были гораздо более благоприятными для России. Москва надеялась, что интервенция заставит США вести себя с Россией на равных. Успешная экспедиционная операция в Сирии также улучшала международное положение России и возвращала ее в качестве ведущего игрока на Ближний Восток, придавая Москве статус незаменимого актора.
Первой целью, которую должна была достичь военная кампания: оказать давление на Соединенные Штаты, чтобы они присоединились к этой операции. Этот гамбит начался в сентябре 2015 года, когда Владимир Путин выступил с речью на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций в попытке сформулировать действия России в рамках более «широкой борьбы с терроризмом». Эта тактика продолжалась в течение всего срока пребывания Барака Обамы на посту президента США. Тогдашний госсекретарь Джон Керри и глава МИД РФ Сергей Лавров вели переговоры в течение всего лета 2016 года для обновления двусторонних взаимодействий в конфликтных ситуациях в рамках сотрудничества совместных имплементационных групп. Целью России было использовать Сирию для достижения целей, имеющих отношение к двусторонним отношениям, нанесения удара по западному консенсусу по антироссийским санкциям и переосмыслению отношений США и России после Украины в этой вынужденной перезагрузке отношений. И, как итог этого сотрудничества — восстановление власти сирийского государства, не обязательно Асада лично. Следовательно, Россия вмешалась в сирийское досье изначально, чтобы избежать краха режима. Но у Москвы никогда не было намерения участвовать в национальном строительстве, реконструкции или политической трансформации в Сирии. Для этого требовались успешные военные действия, за которой последовало бы политическое урегулирование, хотя первое в значительной степени будет решать перспективы последнего. Хотя Россия вошла в Сирию с обдуманной стратегией, она стала меняться при столкновении с реальностью на местах. Вместо того, чтобы придерживаться одной политической и военной стратегии, Москва будет корректировать несколько раз свою стратегию в Сирии, то объявляя о выводе войск, то меняя эти ожидания, основанные на изменившихся обстоятельствах, то изменяя направление военных действий. Российский подход лучше всего можно охарактеризовать как «бережливую» стратегию, которая позволяет избежать больших затрат и сохранить гибкость в способах, используемых для достижения желаемых целей. На практике это означает изменение ключевых элементов стратегии, используемых средств, способов и корректировки алгоритма действий в ответ на возможные трения или провалы. Такой подход исповедует использование нескольких векторов одновременно с быстрыми изменениями в принятии решений для корректировки курса. Кроме того, необходимо было согласовать оперативные задачи с местными союзниками, включая сирийский режим, Иран и другие страны. В результате российская военная стратегия должна была быть основана на гибкости и адаптивности. Российская теория победы опиралась на следующие принципы: принцип разумной достаточности, как навязанный объективными ограничениями в средствах, доступных для экспедиционной операции. Принцип достаточности в качестве имеет тенденцию отдавать предпочтение постепенности и требует больше времени, но, в оперативно-разрешительном плане он влечет за собой меньшие затраты и риски. Помимо первоначального этапа ввода своих войск в Сирию Россия никогда существенно не увеличивала свои ресурсы, выделенные на конфликт. Более того, российская стратегия базировалась на сирийской, иранской, и других силах, ведущих боевые действия. Они будут впоследствии дополнены российскими наемниками, например сотрудниками частной военной компании (ЧВК) «Вагнер», в форме из нескольких батальонных тактических групп. Лидеры РФ стремились избежать массированного втягивания в Сирию, и в конечном итоге широко использовали местные и региональные силы. Следовательно, генеральная задача — регулярно сокращать войска на театре военных действий в Сирии. Некоторые эксперты отмечают, что этот подход также отражает изменение в российской военной доктрине в рамках участия в предыдущих конфликтах. Во-первых, Москва стремилась позиционировать себя в качестве посредника в международных дискуссиях, но никогда в конечном итоге не становилась де-юре и де-факто ведущей стороной конфликта. Во-вторых, Москва стремилась нейтрализовать оппозиционные группировки, не делая никакого различия между филиалами «Аль-Каиды», ИГ или так называемыми террористическими группировками «умеренной» сирийской оппозиции. Это имело смысл с российской и сирийской политической точек зрения, делая большую часть Сирии мишенью для совместных бомбардировок. Уничтожение оппозиции было не только боевой необходимостью, но и неотъемлемой частью политики принуждения и привлечения внешних сторон конфликта к переговорам на выгодных условиях. Этот подход сочетался с отдельной политикой по отношению к другим странам, а именно Израилю, Ираку, Иордании, в рамках убеждения их в том, что им не нужно выступать против российской интервенции для решения своих проблем. Эта часть стратегии была нацелена на изменение стратегий других игроков путем убеждения или посредством принуждения, направленного на то, чтобы их доверенные лица отказались от своих амбиций на сирийском направлении. Была также предпринята дипломатическая попытка представить российскую военную операцию как часть широкой антитеррористической коалиции в поддержку сирийского государства.
Развертывание, материально-техническое обеспечение и структура сил
Первоначальное развертывание состояло из 33 самолетов и 17 вертолетов, в первую очередь модернизированные еще советские «рабочие лошадки» типа 12 бомбардировщиков Су-24М2, 12 штурмовиков Су-25СМ / УБ, 4 бомбардировщика Су-34, и 4 тяжелых многоцелевых истребителя Су-30СМ вместе с одним разведывательным самолетам. Вертолетный контингент был сформирован из 12 ударных вертолетов (Ми-24П) и 5 транспортных (Ми- 8АМТШ). По мере продвижения кампании, особенно после того, как Турция сбила российский бомбардировщик Су-24 в ноябре 2015 года, этот контингент был усилен еще 4 самолетами Су-35, что усиливало превосходство истребителей, 4 бомбардировщика Су-34 и модернизированный ударный вертолет Ми-35. Российские средства ПВО на авиабазе «Хмеймим» были усилены батареей С-400, средствами радиоэлектронной борьбы и большим контингентом наземного прикрытия. Первоначально на базу была переброшена рота танков Т-90А с морской пехотой из 810-й бригады. Позже прибыли подразделения ПВО, с батареей С-300В4 и еще одной батарей С-400, которые прикрывали восточное направление к базе. Помимо огневой поддержки и ударов с воздуха, были также развернуты артиллерийские роты в зоне боевых действий для более тесной поддержки, в том числе батареи буксируемых гаубиц «Мста-Б2. Российское Командование специальных операций (КСО), которое в последнее время претерпело бурную эволюцию, перебросило подразделения спецназа, которые взяли на себя все более заметную роль в обеспечении боевых действий через диверсионные операции, разведывательные рейды и задачи по целеуказанию для огневой и воздушной поддержки. Российские операции поддерживались с моря через постоянную эскадру в Восточном Средиземноморье (хотя часто большинство кораблей выполняли вспомогательную или материально-техническую миссию), сосредоточившись на поддержании морских логистических линий связи, которые были названы в 2011-2015 годы как «Сирийский экспресс». Учитывая ограничения в наличии необходимых судов и транспортном тоннаже, этот потенциал был дополнен перевозчиками сыпучих грузов, купленными у Турции, и авиасообщением, использующем в первую очередь Ил-76 и Ан-124. Эти самолеты обычно летали маршрутами над Каспием и через воздушное пространство Ирана, которое также будет использоваться российской дальней авиации при нанесении ударов по Сирии. По словам министра обороны России Сергея Шойгу, было совершено 342 рейса снабжения морским и 2278 — воздушным транспортом. В 2018 году было перевезено в общей сложности 1,608 млн тонн расходных материалов и оборудования. Логистика не была масштабной, но достаточной для того, чтобы российское развертывание и сочетание воздушной и морской логистики можно было быстро нарастить.
Командование и управление
Российские военные реформы 2008-2012 годов стремились снизить количество эшелонов, задействованных в боевых действиях, при этом повышая уровень ситуационной осведомленности и своевременности получения информации между ответственными структурами командования и управления (С2). Во главе этой структуры стоял Национальный центр управления обороной (НЦУО), интегрирующий операционную картину между смешанной боевой группировки в Сирии, Министерством обороны, и национальным политическим руководством. Эта организация была своего рода аналогом ставки или верховного командования Южного военного округа, что обеспечивало логистику, управляемый поток сил и дальнобойность ударов с материка. Координация, по-видимому, имела место на уровне заместителя командующим военным округом и командующим российским контингентом в Сирии, который рассматриваться в качестве главкома группы оперативных сил, но, в этой роли, он был фактически стратегический элементом с автономным старшим командиром. В самом начале оперативное планирование начиналось с ячейки в российском Генштабе и командиром группы в Хмеймиме. Этот технологический поток также должен был включать в себя Генеральный штаб ВС Сирии. Однако сирийское командование быстро доказало свою некомпетентность для выполнения этой задачи, и большая часть оперативного уровня планирования перешло к российскому командующему в Сирии. Это было сделано совместно с группой боевого управления, которая работала круглосуточными сменами в НЦУО и координировали работу с другими странами. В пределах Хмеймима, самого низкого эшелона управления, была плановая ячейка, в которую собирались представители от различных сирийских боевых формирований в командовании, разделяя страну на зоны ответственности между сотрудниками по планированию. По воспоминаниям Александра Дворникова, одного из генералов, командовавшего оперативной группой в Сирии, изначально было 3-5 проектировщиков в каждой группе, но, в конечном счете, эти группы планирования выросли до 15-20 человек. Вокруг выполняемых операций формировались ячейки планирования. Например, в одном из них была сформирована оперативная ячейка морской авиации из 12 офицеров Черноморского и Северного флотов. На тактическом уровне были созданы автономные оперативные группы, например, контрразведка. Группа беспилотных летательных аппаратов была сформирована в рамках ячейки силовой защиты. Наконец, Центр по примирению воюющих сторон в Сирии представлял собой боковую группировку и был важной составляющей операции, так как этот центр работал над организацией прекращения огня, контроля над так называемыми зонами деэскалации и переговорами с шейхами племен и полевыми командирами. Этот центр взял на себя ответственность за деконфликтинг с американскими операциями на театре военных действий. Вся структура С2 выиграла от новых автоматизированных систем командования и управления, неуклонно развертывая по всей территории России необходимые силы и средства во всех эшелонах через военную коммуникационную инфраструктуру. Единая сеть связи увеличила темп боевого управления, сокращение времени для принятия решений, обеспечение стабильного потока данных и улучшения оценки боевого урона, оперативное проектирование и внедрение. Первоначальная российская операция была направлена на восстановление наземных линий связи, коммуникаций и основных дорог с целью разблокирования окруженных очагов сопротивления сирийских войск. В этой связи российские военные нанесли удар по транспортным артериям, связывающим Дамаск, Хаму и Алеппо. Они также стремились прорваться к сирийским войскам на авиабазе «Квайрес». Первая цель российской воздушной кампании состояла в изменении ситуации на поле боя, остановки наступления против сил Асада и поддержки морального духа подразделений режима и ополченцев путем оказания им воздушной поддержки. Российская авиация остановила наступление сирийских оппозиционных сил, хотя ранние зондажные атаки, организованные сирийскими подразделениями, привели к небольшому прогрессу. Большая часть ударов пришлась на сирийскую оппозицию, хотя была предпринята попытка операции и против сил ИГ в ноябре 2015 года. В первые несколько месяцев Россия помогла сирийцам и иранцам отвоевать у антиасадовской оппозиции возможно только 2% территории . К февралю 2016 года этот этап кампании был завершен. Далее вопросы территориального контроля в основном решались через соглашения с местными лидерами, которые принимали сторону тех, кто выигрывал поле боя. Таким образом, большие участки территории перешли под формальный контроль Дамаска без боя.