Перспективы российско-турецкого сотрудничества в сфере поставок природного газа, в последние месяцы, вызывает заметные вопросы. Речь идет о физическом снижении закупок природного газа Турцией у России и сложностями с получением российской стороной платежей за невыбранный российский газ, предусмотренных условием take or pay («бери или плати») подписанных соглашений. Впрочем, представляется, что это лишь проявление системных проблем в «российско-турецком многоплановом энергетическом партнёрстве».
На внешнем треке это происходит на фоне усложнившихся отношений между Москвой и Анкарой.
К проблемам Россией и Турцией в Сирии и в Ливии, и к раздражителю в виде Украины и российского Крыма, который турецкая сторона постоянно объявляет «оккупированным», добавился ещё и острый кризис в Нагорном Карабахе. Этот кризис вызвал к жизни очередной виток обсуждений в экспертной среде двух стран общих перспектив сотрудничества между Россией и Турцией, краеугольным камнем которых являлось привилегированное положение отечественного «Газпрома» на турецком рынке на протяжении целого ряда лет.
С другой стороны, одно за одним, на коротком интервале времени, последовали объявления руководства Турции – президента Р.Т.Эрдогана — о том, что в турецкой акватории Черном море обнаружены крупные месторождения природного газа, которые, по словам турецких руководителей, способны коренным образом изменить топливно-энергетический баланс страны и сделать её энергетической державой.
Прежде чем перейти к перспективам российско-турецкого сотрудничества в сфере энергетики, обратимся к последнему по времени развитию событий. В частности, к заявлению Р.Т.Эрдогана, сделанному на геологоразведочном судне «Фатих» в Черном море 17 октября с.г.
Напомним, что ранее президентом Р.Т.Эрдоганом было объявлено о «гигантском открытии Турции в Черном море» — месторождении природного газа, чьи запасы были оценены на уровне в 320 млрд куб. м. 17 октября президент Эрдоган объявил о дополнительных 85 млрд куб. м газа на месторождении Сакарья.
Как было отмечено турецким президентом, суммарные запасы обнаруженного Турцией природного газа, которые на сегодняшний день оцениваются в 405 млрд куб. м смогут удовлетворять на 100% потребности турецких домашних хозяйств в газе в течение срока около 25 лет.
В текущих ценах, стоимость газа на черноморских газовых месторождениях Турции была турецким руководителем оценена в сумму от 85 млрд долларов (674 млрд турецких лир) до 90 млрд долларов.
При этом, принимая во внимание ежегодное потребление природного газа турецким топливно-энергетическим комплексом, которое составляет около 45 — 50 млрд куб. м ежегодно, тех запасов, о которых уже объявлено турецкой стороной, будет достаточно для полного удовлетворения потребностей страны в течение приблизительно 8 лет.
При этом, есть две очевидных вещи.
Первая заключается в том, что последние по времени «открытия» Турции – не столь уж и новы. Объявления о турецких газовых месторождениях турецкие руководители придерживали для походящего повода. Кроме того, следует ожидать и того, что будут объявления и о новых месторождениях тоже.
Вторая мысль заключается в том, что начало освоения месторождения требует подготовки инфраструктуры не только по добыче, но и по приему и распределению газа. По этой причине, не все, что обнаруживается, в результате, оказывается рентабельным с точки зрения последующей разработки. Тем не менее, как заявляется турецким руководством, Турция планирует начать добычу природного газа в объеме 5 — 10 млрд куб. м в год, начиная уже с 2023 года. Как ожидается, в 2026 году добыча на месторождении выйдет на плато, которое находится приблизительно на уровне около 15 млрд куб. м в год.
Для справки стоит напомнить, что в 2025 году истекает соглашение на поставку природного газа по газопроводу «Голубой поток», чей маршрут проходит по акватории Черного моря. И мощность «Голубого потока», по совпадению, как раз составляет 16 млрд куб. м ежегодно.
При этом, разумеется, не стоит ожидать того, что «Голубой поток» будет остановлен полностью по инициативе турецкой стороны и поставки будут прекращены. Они будут, в том или ином объеме, по «Голубому потоку» продолжены. А вот условия, на которых эти поставки будут продолжены, будут определяться сторонами ближе к 2025 году и решающее значение будет играть то, в каком качестве Турция подойдет к этому году.
Под словом «качество» имеется в виду ответ на тот вопрос, насколько Турции удастся снизить долю газа в топливно-энергетическом балансе страны, о чем постоянно твердят на всех без исключения энергетических конференциях, форумах, саммитах, круглых столах и проч. в течение ровно того периода, когда российский газ лишь только попал на турецкий рынок. Заметим, что постоянно говориться о том, что России «не должно быть слишком много» на турецком энергетическом рынке.
И достигать это можно двояко: с одной стороны, снижая долю газа в потреблении энергоносителей, переходя на местные источники энергии. И, кроме того, диверсифицируясь между различными поставщиками. Чуть ниже мы скажем об обеих этих аспектах в цифрах. Сейчас же ограничимся тем, что заметим, что, та или иначе, Турции с этой задачей справляться удается.
Отдельным вопросом представляется тот, удастся ли Турции найти собственные запасы энергоносителей или получить надежный доступ к зарубежным месторождениям в качестве добывающей страны?
При этом отметим, что на протяжении целого ряда лет в Турции было много разговоров суть которых сводилась к тому, что не может быть такого, чтобы в регионе, столь богатом на энергоносители (Ближний Восток, Кавказ, Восточное Средиземноморье) «ничего бы не нашлось» и на территории собственно Турции.
Отсюда многолетние настойчивые поиски собственной ресурсной базы, которые постепенно начинают приносить определенные результаты – и заявления президента Р.Т.Эрдогана на эту тему являются лишь «первыми ласточками», за которыми последуют и другие.
Опять же, заметим, что Турция свое намерение сменить статус со страны нетто-импортера энергоносителей на, по крайней мере, добывающую страну, очень четко показала в 2017 году, когда ею было приобретено буровое судно Fatih. Судно, построенное в 2011 году, было приобретено Турцией у Южной Кореи и передано турецкой нефтяной корпорации ТРАО (как и последующие суда турецкой флотилии).
Вторым буровым судном, поступившим в распоряжение Турции, стал корабль Yavuz, приобретенный Турцией в 2018 году за 262,5 млн долларов. Третьим буровым судном в распоряжении Турции корабль Kanuni, который также был приобретен в 2020 году у Южной Кореи за 37,5 млн долларов.
Переходим к кораблям сейсмической разведки.
Первым судном для Турции стал корабль Barbaros Hayrettin Paşa, построенный в Дубае. Он был приобретен Турцией в 2013 году за 130 млн долл.
Второе судно это хорошо известный теперь и для российской публики корабль Oruç Reis — в связи с эскалацией напряженности в Восточном Средиземноморье между Турцией и Грецией. При этом стоит отметить, что это судно было построено в Турции. Степень локализации производства оценивается турецкими экспертами приблизительно в 90%. Строительство корабля было начато в 2012 году и завершено в 2015 году.
Помимо перечисленных выше крупных, «флагманских» кораблей турецкой «поисковой флотилии», на вооружении у ТРАО стоит ещё целый ряд кораблей. В их числе можно отметить: буровые корабли Alanya-1, Finike-1, Karpaz-, Güzelyurt-1 и Magosa-1, а также Kuzey Erdemli-1, Kuzupınarı-1 и Gümüşyaka-1.
Таким образом, заметим, что Турции в кратчайший, по историческим меркам, десятилетний период удалось сформировать собственную геологоразведочную флотилию, которая уже приступила к активным поискам собственных энергоносителей.
Как хорошо известно, есть «бесспорные районы» в которых Турция ведет разведку месторождений природного газа. К таким относится Черноморский бассейн. К Восточному Средиземноморью страна на протяжении целого ряда лет подступиться не могла, ввиду того, что заявку на эти территории оформили ранее Греция и Республика Кипр и у Турции не было возможности заявить о своих правах. Теперь, заметим, такие возможности возникли, чем Турция незамедлительно и поспешила воспользоваться, подстраховав свои корабли Военно-морским флотом.
Вторым аспектом деятельности Турции по доступу к собственной ресурсной базе является установление тесных, особых отношений с ресурсными странами. Разумеется, мы говорим о том типе отношений, при котором Турция может занимать, как минимум, привилегированное, а, предпочтительнее – лидирующее положение.
В отношениях с Турецкой Республикой Северного Кипра Турция, разумеется, уже сейчас занимает привилегированное положение, финансируя страну экономически, держа там турецкие Вооруженные силы и являясь одним из немногих окон Северного Кипра во внешний мир.
При этом, в минувшие выходные, 18 октября, протурецкий кандидат на президентских выборах в ТРСК Эрсин Татар одержал победу. А он, как раз, выступает за то, чтобы на острове существовало бы два государства в противовес идеям о создании единого Кипрского государства, основанного на принципах федерализма между греческой и турецкой частями острова.
Даже сама по себе такая особость в отношениях между Турцией и ТРСК создает предпосылки для того, чтобы Анкарой контролировались бы газовые месторождения, находящиеся под контролем ТРСК.
Не говоря уже о том, что нельзя считать совсем уж невероятным сценарием то, чтобы Северный Кипр вошел в состав Турции после проведения соответствующего референдума в двух странах.
Подчеркнем, что если турецкое руководство сейчас, очевидно, отказывается от диалога с Республикой Кипр о воссоединении (диалог, кстати, был отвергнут самими греками-киприотами – В.К.), то единственным альтернативным путем для ТРСК является путь в сторону Турции. «Природа не терпит пустоты», а менталитет турецкого президента Р.Т.Эрдогана требует решения вопроса.
Зададимся лишь простым вопросом, а что будет если – чисто теоретически — вышеупомянутый референдум состоится и ТРСК станет частью Турции? Попадет ли Турция под режим международных санкций, как попала Россия из-за Крыма?
При том лишь уточнении, что ТРСК не является частью другой страны и, кроме непризнания, никаких территориальных претензий (оставим в стороне вопрос водных пространств, территориальных вод, континентальных шельфов и исключительных экономических зон – В.К.) ни у кого возникнуть не может.
Заметим, что Р.Т.Эрдоган – это тот политик, который очень вдумчиво подходит к подобного рода шагам и, до сих пор, осечек он не допускал. До сих пор, не было ни одного референдума, на котором бы он потерпел бы поражение. Тут же ситуация прозрачна: есть застарелая проблема, которая не решается путем переговоров, — обеспечения международного признания Турецкой Республики Северного Кипра и полноценной интеграции территории в международную жизнь и международную экономику. А, будучи воссоединенным с Турцией, турецкая часть острова получит международное признание? Тут прогнозы давать сложно – Турция может попробовать прибегнуть к своему испытанному средству – методу try and see.
Помимо Северного Кипра, есть ещё, по крайней мере, три страны, чьими энергетическими ресурсами Турция прямо интересуется. Прежде всего, Турция заинтересована в иракских нефтеносных провинциях Киркука и Мосула, не забывая, что это – бывшие турецкие территории. Во-вторых, речь идет об Азербайджане. И, в-третьих, Турция ищет для себя возможности в Ливии. Впрочем, главная ставка в эти дни сделана на Восточное Средиземноморье, где Турция отступать не намерена. Тем более, после того, как руководство Турции убедилось в том, что санкции против Турции Европейский союз вводить не собирается.
Так что, уже сегодня можно говорить о двух качественных изменениях, которые происходят буквально на наших глазах.
Прежде всего, Турция становится страной, добывающей собственные энергоносители. То есть, Турция перестает пребывать в зависимом статусе нетто-импортера сырья.
Во-вторых, кардинальным образом меняется характер энергетического диалога между Россией и Турцией, которое все последние годы характеризовалось как «многоплановое энергетическое сотрудничество».
Под ним, напомним, понималось, что Россия является нетто-экспортёром энергоносителей, а Турция – нетто-импортером. При этом, в сфере транспортировки энергоносителей между двумя странами существовали партнёрские проекты: в частности, в плане транспортировки российского природного газа в Европу по газопроводу «Турецкий поток». Идея транспортировки российской нефти через турецкий порт Джейхан не сработала и от неё пришлось отказаться. Также Россия осуществляет крупные поставки Турции каменного угля. Это – что касается сотрудничества между двумя странами в сфере природного газа, нефти и нефтепродуктов, а также каменного угля.
Что же до сотрудничества в сфере атомной энергетики, то Россия является поставщиком технологий, оборудования, а также сервисных услуг по эксплуатации первой турецкой АЭС «Аккую». При этом Россия – не просто занимается строительством и эксплуатацией станции, она создает в Турции новую индустрию и готовит для неё в своих ВУЗах кадровый резерв. Все это делается за счет российского бюджета, а возврат средств будет производиться за счет продажи компанией электроэнергии на турецком энергетическом рынке.
Так складывалась и так сложилась эта картина к настоящему времени. Определялась эта картина, исходя из того, что Турция не совершит никаких качественных изменений своего статуса.
Впрочем, рассчитывать на то, что изменений в самой Турции не произойдет, если кто на это и рассчитывал, было крайне недальновидно. Потому что всеми своими шагами, всей своей риторикой Турция показывала, что она не собирается оставаться в прежнем качестве.
В этой связи, можно вспомнить о том, что, прежде всего, в начале 2000-х годов Турция (пусть и не в первый раз) предприняла попытку либерализации энергетического рынка страны. Турецким руководством было принято решение о том, что теперь ведущие роли в энергетике будет играть частный сектор страны. Прежде всего, речь шла о том, что турецкое государство не будет больше вкладывать средств в энергетическую инфраструктуру страны. Более того, турецкое государство не готово и эксплуатировать те объекты, которые строятся частным сектором. Таким образом, ни финансового, ни организационного участия турецкое руководство от государства в энергетике больше не видело. Для этого было подготовлено новое либеральное законодательство, оговаривающее правила игры на этом рынке. При этом, во главе угла нового турецкого ТЭК, оказались модели государственно-частного партнёрства. Самым ярким подтверждением ого, что так не просто можно, а так нужно работать, стало то, что Турция за два десятка лет почти что удвоила установленную мощность турецких электростанций, причем, без какой-либо дополнительной нагрузки для турецкого бюджета. Единственная нагрузка заключается в том, что от государства, по особо крупным проектам, требовались гарантии на покупку продукции (в случае электростанций – вырабатываемой электроэнергии).