- Институт Ближнего Востока - http://www.iimes.ru -

Доклад американских экспертов «Уроки российской армии в связи с ее участием в сирийском конфликте». Часть 3

Западные отчеты о российском размещении в Сирии часто зацикливаются на заявлениях российских военных о том, что сирийская кампания стала оптимальным полигоном для испытания новых типов оружия. Вооруженные силы России воспользовались этой возможностью проведения боевых действий для испытаний широкого спектра техники и вооружения, но при этом преувеличивают масштабы этих испытаний. Российские военные оценивают  применение новой техники и вооружения в Сирии как этап, позволивший значительно сократить технологический разрыв между Россией и НАТО. Российские описания  о Сирии часто содержат длинные списки вооружений,  используемые на театре военных действий, в том числе новые и модернизированные самолеты, системы ПВО, бронетехнику, новые беспилотники и автотранспорт. Российская военная аналитика  всячески подчеркивает эти технические разработки, для увеличения иностранного интереса к российской военной технике и расширения влияния России на мировой рынок вооружений. Президент В.Путин в январе 2018 года объявил, что 1200 представителей 57 предприятий оборонно-промышленного комплекса прошли ротацию через Сирию для обеспечения технического обслуживания Вооруженных сил РФ. Российские военные, безусловно, накопили полезный опыт испытаний нескольких образцов современных вооружений и техники, но при этом не признают ограничений в масштабах этих испытаний. Российские аналитики отмечают, что  авиационная электроника работала в перегруженной среде РЭБ, а  ВМФ впервые в своей истории эксплуатировал палубную авиацию в боевых условиях. Россия впервые применили крылатую ракету «Калибр» с пусковых платформ воздушных, надводных кораблей и подводных лодок в 2015 и 2016 годах.  ВКС России применили самолеты нового поколения.  В частности, истребитель Су-57 был применен в ограниченном испытательном полете в Сирии в начале 2018 года. При этом невозможно подробно описать точное применение и количество новой техники, задействованной в  Сирии. Тот же  истребитель Су-57  совершил лишь  всего лишь несколько испытательных полетов в Сирии, вероятно, против незащищенных целей. Часть из этого нового вооружения и техники также, вероятно, также ограничено применялись в Сирии. Запад должен убедиться, что он не переоценивает технологический рост российских военных в рамках ограниченного использования новой техники в Сирии. Российские военные считают, что именно беспилотники будут иметь решающее значение в будущих конфликтах. Российские войска изучили как наступательные, так и оборонительные уроки в рамках  использования БПЛА, противодействию атакам вражеских беспилотников и использованию невооруженных разведывательных беспилотников для улучшения разведки и ускорения принятия решений. ВС РФ извлекли ценные уроки в Сирии об интеграции разведывательных беспилотников в их силовую структуру. В.Герасимов заявил в декабре 2017 года, что российские войска имели 60-70 беспилотников ежедневно  в Сирии. Российские военные будут все активнее включать разведывательные БПЛА в свою деятельность в рамках оптимизации  вопросов управления. Россия создала целый отдельный командный пункт противодействия БПЛА в Хмеймиме в конце 2017 года и прменяла системы ПВО и РЭБ в едином оборонном комплексе. Герасимов заявил в марте 2019 года, что Россия экстраполирует этот опыт в рамках создания защиты от эффективного использования турецких вооруженных БПЛА для уничтожения поставленной Россией техники в Нагорном Карабахе и Идлибе в 2020 году, что  придаст еще большую актуальность этим усилиям.  Армянские и сирийские  силы не используют новейшую российскую технику, но продемонстрированная Турцией способность свести на нет российские системы ПВО, такие как С-300, скорее всего, подстегнет развитие, чтобы закрыть эту уязвимость. Российские планировщики утверждают, что РЭБ будет основным методом противодействия беспилотникам и малым целям в будущих конфликтах, в дополнение к ранее обсуждавшейся роли РЭБ в рамках нарушения командования и контроля противника. В ноябре 2018 года российский эксперт по ПВО опубликовал статью, в которой утверждалось, что в настоящее время ПВО претерпевает в данном случае аналогичный сдвиг парадигмы перехода  от зенитных орудий к ракетам класса «земля-воздух» в 1950-годах.  Он предупредил, что российская ПВО не развивается достаточно быстро, чтобы противостоять угрозе беспилотников и нынешняя неэффективность превратится в будущую неспособность выполнить эту миссию. В любом случае США и НАТО должны быть готовы к тому, что все больше и больше будет  оспаривается ситуация с использованием БПЛА в будущих конфликтах.

В докладе американских экспертов рассматривается подход к тактике городских боев. По их мнению, российские военные аналитики, кажется, забыли несколько ключевых уроков по ведению боевых действий в условиях города.  Российские военные  наблюдают за многими индивидуальными проблемами, присущими городскому бою, и активно формулируют пути их решения. Однако российские военные до сих пор не продумали, как отдельные решения взаимодействуют друг с другом. Они, безусловно, понимают растущее значение городских боев в ходе борьбы против незаконных вооруженных формирований в будущих конфликтах, что и было продемонстрировано в рамках операций  в Пальмире и Алеппо. Основной характеристикой конфликта на Ближнем Востоке является то, что он является преимущественно городским. При этом российские военные,  похоже, забыли о новых полигонах для моделирования боев в условиях городской среды.  Российские аналитики связывают эту угрозу с  предполагаемой тенденцией стремления НВФ, таких как ИГ, концентрироваться в городских районах и «превращать их в оплоты».   Российская дискуссия о городских боях фокусируется на точечных, субтактических вызовах, взятых скорее из конкретных уроков Сирии, нежели  чем на последовательной доктрине. Они включают в себя обобщенные противоречивые «правила» и чрезмерно обобщенные дискуссии о незаконных вооруженных силах.  Например, утверждения того, что артиллерия необходима для создания точек входа в здания, или тезисы о том, что разрушения зданий следует избегать из-за создания тем самым  препятствия для движения сил и средств. Кроме того, многие российские аналитики утверждают, что все пехотные группы должны иметь интегрированную поддержку брони в городах вплоть до ротного уровня. Также указывается потребность в поддержке пехоты со стороны БПЛА; необходимость использования  инженерных войска для борьбы с тоннелями и подземными коммуникациями  и важность ночных боев в городских условиях. В этой связи  русская аналитика не   рассматривает целостный подход к современному городскому бою, вместо этого сосредоточившись на конкретных тактических задачах и уникальных вызовах Сирии. Вооруженные силы РФ, вероятно, продолжают синтезировать и институционализировать это обучение, но российские аналитики в настоящее время уделяют узкое внимание городским боям против НВФ.  Российские военные не могут публично признать некоторые ограничения в своем обучении на примере Сирии. Эти ограничения и неспособность признать их, по крайней мере, публично, вероятно, внесли искажения и неправильные представления в процесс обучения войск.

Российские военные приобрели ценный боевой опыт в Сирии с точки зрении ротации  офицерских кадров.  Это подчеркивалось в заявлениях В.Герасимова, но в них игнорировался диссонанс  между масштабами российских действий в Сирии и действиями, которые предпримут все российские подразделения, а также тот факт, что ротировались только российские офицеры в Сирии, а не полноценные фронтовые подразделения. В российской армии успешно развивается дееспособный кадровый резерв — опытные старшие офицеры Вооруженных сил РФ, в том числе   командующие ВКС, ВДВ и военно-политического управления, приобрели  через командование военной операцией  в Сирии. Герасимов заявил, что командующие российскими военными округами и  основная часть их оперативных штабов прошла через Сирию. Но это лишь небольшой личный персонал, а не полная «структура». Таким образом, российские старшие офицеры получили полезный, но ограниченный опыт. Об этом Герасимов заявил в декабре 2017 года что «почти все командиры дивизий и гораздо больше половины командиров общевойсковых бригад и полков прошли через эту группировку войск [в Сирии] со своими коллективными штабами». Он заявил, что к декабрю 2017 года 43 000 офицеров и солдат были ротированы в Сирии, и это число  увеличилось до 63 000 к октябрю 2018 года. При этом российская военная полиция, однако, безусловно приобрела боевой опыт: к 2020 году 98% офицеров военной полиции прошли через Сирию. Наиболее ценный опыт  приобрели и российские ВКС. Российские аналитики и офицеры отмечают растущий опыт и  высокий профессиональный уровень летного состава и технического персонала, причем аналитики утверждают, что через Сирию прошло на 2018 год 87% экипажей тактической и оперативной авиации, 60% экипажей стратегической авиации и 91% летных экипажей вертолетов.  Министр обороны РФ С.Шойгу повторил эти же цифры в сентябре 2020 года, что свидетельствует о том, что  ротация летных экипажей через Сирию, вероятно, закончилась в 2018 году. Российские оперативные темпы ротации ВКС в Сирии в 2016 и 2017 годах были относительно высокими, и российские ВКС удвоили экипажи на отдельных самолетах, чтобы распространить опыт среди большего числа личного состава. Российские ВКС провели в Сирии  44000 боевых вылетов на сегодняшний день. При этом российскими аналитиками не учитывается фактор отсутствия действий против продвинутого противника в активно оспариваемой среде ПВО. Вооруженные силы России намеренно отдавали приоритет количеству офицеров, проходивших ротацию в Сирии, а не глубине их опыта. В.Герасимов заявил в декабре 2017 года, что российский Генштаб снизил срок пребывания офицеров в Сирии от обычных 6 месяцев до 3 месяцев, чтобы увеличить количество офицеров, направляемых в Сирию.  Выбор российских военных в качестве приоритета для передачи опыта как можно большему числу офицеров позволил создать целое поколение российских офицеров и летных экипажей с общим боевым опытом. Герасимов считает Сирию основным источником обучения российских военных для будущей войны и оптимизации российского развертывания, чтобы как можно больше офицеров получили опыт.  Герасимов добился того, что большую часть российских подразделений теперь возглавляют офицеры с ограниченным, но ценным боевым опытом. Большая часть российского высшего офицерского состава в настоящее время обладает опытом, чтобы внести свой вклад в обсуждение вопросов обучения на примере Сирии.  Широкий круг офицеров, имеющих опыт участия в военной операции в Сирии, дополнительно гарантирует, что ее уроки могут быть взаимоподдерживающими в учениях, которые российские военные используют для развития и институционализации своего обучения. Герасимов позаботился о том, чтобы целое поколение российских офицеров было вовлечено в то, что он считает основополагающим событием для характера будущей войны. Российские военные при этом не признают ограниченности своего выбора, однако приоритет отдается широте опыта над глубиной.  В то время как многие офицеры приобрели опыт, только командующие военными округами и выше, вероятно, будут иметь непрерывность понимания развития ситуации в Сирии в течение длительного развертывания.  Приоритет широты опыта лишил российских военных глубины знаний — преимущество, которое могла бы обеспечить более длительная ротация меньшего числа офицеров. Российские офицеры постулируют эквивалентность рангов личного состава, дислоцированного в Сирии.  У них нет опыта командования операциями: офицеры, которые были направлены в Сирию в качестве советников,  были командирами бригад или полков и их штабами, однако операции в Сирии почти полностью происходили ниже этого уровня. Российские аналитики открыто заявляли в 2016 году, что в прорежимных наступлениях будет задействована не более одной бригады, причем многие наступательные действия будут проводиться подразделениями размером с батальон или меньше. Меньший масштаб операций накладывает ограничения на процесс обучения командующих российскими военными округами, формальным уровнем ответственности которых является координация многоплановых операций уровня армии. Самое большее, они приобрели опыт координации действий бригад в Сирии. При этом  командиры бригад и полков непосредственно не командовали войсками в этом эшелоне, а старшие офицеры командовали небольшими группировками войск. Российские военные оптимизируются для развертывания в масштабах Сирии и, вероятно, должны будут бороться с проблемой смещения этих командных структур. Старшие российские офицеры регулярно обсуждают интеграцию сирийского опыта во все аспекты обучения и развития без какого-либо признания ограничения — только преимущества — при ориентации широты на глубину опыта, увеличивающие риск распространения неполной или некачественной подготовки по всей армии. В.Герасимовым в декабре 2017 года было заявлено, что опубликовано несколько руководств, обобщающих опыт работы в  Сирии. С.Шойгу заявил в феврале 2017 года, что МО РФ намеренно переводит офицеров, имеющих опыт работы в Сирии, на преподавательские должности. Уроки, извлеченные в Сирии, интегрируются как «органический компонент» всего военного строительства, а не как отдельная область изучения. Офицеры с небольшим опытом работы в Сирии таким образом  рассматривают  в качестве экспертов и образцов для следующего поколения российских офицеров. Такой подход дает  несколько преимуществ, но российские военные рискуют подорвать свои ключевые усилия по подготовке кадров, не признавая собственных ограничений.  Российские офицеры обычно обсуждают эффективность различных проправительственных подразделений в Сирии, признают присутствие российских советников и центральную роль, которую играет российский штаб в Хмеймиме, но не обсуждают, как эти силы поддерживались и обучались. Или как российские  офицеры могут извлечь уроки из этого успеха и  применить  его к подразделениям поддержки в будущих операциях. Российские военные предпочитают не придавать приоритетного значения извлечению уроков из этого ключевого элемента своей деятельности в Сирии. Россия не может открыто обсуждать свою блокаду городов и районов и «голодные» кампании, которые вынуждают сирийскую оппозицию сдаться, или использование авиации и артиллерии для нападения на мирных жителей вопреки законам вооруженного конфликта и Женевской конвенции. При этом признается, что местные локальные переговоры имели решающее значение для обеспечения того, чтобы проасадовские силы отвоевали Алеппо.  Такой подход рассматривается как отход от «традиционной» стратегии и подчеркивает, что бойцам оппозиции и их семьям было разрешено уйти.  Этот опыт был бесценен и в более поздних российских операциях. Гуманитарные операции также квалифицируются как «поворотный момент» в конфликте, когда они проводятся параллельно с военными операциями. Дворников утверждал, что Россия эвакуировала 130 000 человек, включая 31 000 боевиков  и членов их семей, из Алеппо под «личные гарантии российских офицеров». Однако он не упоминает блокадные  и «голодные» кампании против Алеппо и других городов. Дворников утверждает, что информационные операции против местного населения позволили освободить «целые кварталы без боя», сравнивая это воздействие «с результатами крупномасштабной операции с участием войск и силовиков».  Проправительственным силам не пришлось очищать кварталы домов в некоторых районах Алеппо, но оппозиционные силы и гражданское население сдались только после того, как российские военные  намеренно морили голодом осажденные районы.  Российские военные не могут открыто сказать о сомнительных методах войны, которые они  практиковали несколько раз в Сирии.