Исламская Республика Иран и Китайская Народная Республика в лице своих министров иностранных дел – соответственно иранского главы МИДа Мохаммада Джавада Зарифа и его китайского коллеги Ван И – 27 марта 2021 г. подписали «Всеобъемлющее стратегическое партнерство», рассчитанное на 25 лет и направленное на решение экономических вопросов на фоне жестких санкций США.
По мнению Дэна Шуфтана, руководителя Международной аспирантской программы исследований национальной безопасности Университета Хайфы, «ирано-китайский альянс – повод для беспокойства». «В то время как израильское общество погрузилось во внутриполитическую неразбериху, перед Израилем нависла стратегическая угроза, которая может стать экзистенциальной. Ирано-китайское стратегическое партнерство существенно нейтрализует американский рычаг экономического давления, значительно укрепляет позиции Ирана на переговорах и может дать новый импульс иранским гегемонистским устремлениям в регионе».
Израильский эксперт полагает, что если «весь потенциал этого соглашения будет реализован, Ближний Восток может снова оказаться в состоянии холодной войны между сверхдержавами, что угрожает Израилю». Он проводит аналогию между нынешней ситуацией с Египтом периода Насера, который также «представлял угрозу, т.к. советская поддержка его радикальной политики помогла ему добиться региональной гегемонии и более десяти лет угрожать Израилю. Попытка Америки задобрить египетского президента только усилила угрозу, которая возникла летом 1967 г. Теперь комплексная помощь Китая радикальному режиму в Тегеране способна поддержать Иран в его попытке установить гегемонию в регионе в рамках еще одной холодной войны, которая разворачивается между США и Китаем. Китайская помощь, сопровождаемая примирительным тоном администрации Байдена, может привести к появлению такого стратегического вызова Израилю, с которым он не сталкивался со времен войны Судного дня 1973 г.»
Дэн Шуфтан оценивает ситуацию в регионе следующим образом. В последние годы Израиль находится в напряженном противостоянии с Ираном, пытаясь предотвратить создание военной инфраструктуры вдоль своих границ. Этим объясняются частые бомбардировки израильских ВВС в Сирии и западной части Ирака. «Иран понимает, что только еврейское государство может обуздать его гегемонистские устремления, и использует эту инфраструктуру для сдерживания Израиля, создавая угрозу его населенным пунктам. Большинство арабских режимов также понимает, что силой обладает только Израиль, и он категорически настроен остановить аятолл. Соединенные Штаты более важны, но гораздо менее благонадежны и решительны. Они [арабы] были потрясены примирительной политикой Обамы, и временно воспряли духом в период правления Трампа, а с приходом Байдена обеспокоены возвращением курса на примирение. В этом смысл «Авраамовых соглашений»: в значительной степени израильско-арабский конфликт трансформировался в формат израильско-арабской коалиции против Ирана и Эрдогана, испытывающей подозрение к новой администрации в Вашингтоне».
Израильский эксперт полагает, что «решительная позиция Трампа стала всеобъемлющим ответом на вызов со стороны Ирана». Это касалось не только ядерной угрозы. Ядерная сделка 2015 г. усилила позиции Тегерана и не позволяет эффективно решить иранскую проблему. «Требуется игра, в которой может быть только один победитель; необходимо стремиться к тому, чтобы нанести вред Ирану, главным образом, в экономической сфере, и сдерживать его от вступления в конфликт путем американской поддержки военных действий Израиля против Ирана. Когда Иран совершил многочисленные провокации против нефтяной промышленности Саудовской Аравии, Трамп ответил убийством Касема Сулеймани, командующего элитным спецподразделением «Аль-Кудс». Тегеран не решился на адекватный ответ за нанесенный ему болезненный и унизительный удар. Но главным инструментом в противостоянии с Ираном стали санкции, которые ударили по иранской экономике так, что если бы они действовали еще четыре года, режим аятоллы вряд ли бы устоял».
Складывающаяся в регионе ситуация в результате подписания ирано-китайского «Всеобъемлющего стратегического партнерства» напоминает Дэну Шуфтану период президентства Дуайта Эйзенхауэра, когда «глубокое экономическое и военное вмешательство сверхдержавы, конкурирующей с США, [т.е. Советского Союза] сопровождалось примирительной реакцией Вашингтона».
По мнению израильского эксперта, характер и темпы реализации соглашения между Ираном и Китаем решительно зависят от американо-китайских отношений. У Китая на мировой арене появился важный козырь, использование которого было невозможно в период администрации Трампа, но к нему прибегли после прихода Джо Байдена, что для Израиля влечет серьезные негативные последствия[i] [1].
Амос Харель, политический обозреватель Haaretz, наоборот считает, что «ожидания Трампа и его соратников, что санкции приведут к капитуляции Ирана и возвращению к ядерным договоренностям на более жестких условиях, не оправдались. Сомнительно, чтобы режим в Тегеране хотя бы приблизился к критической точке, на которую надеялся Трамп вместе со своим другом, премьер-министром Израиля Б.Нетаньяху. Теперь сочетание санкций и углубляющегося экономического кризиса, вызванного распространением эпидемии коронавируса, подтолкнуло Иран к подписанию соглашения с Китаем»[ii] [2].
Но если для иранцев это долгосрочная экономическая помощь, которая приходит в критически важный период, то Китай смотрит на вещи иначе. Его инвестиции в Иран – лишь небольшая часть его более масштабной стратегии, называемой «Один пояс, один путь». Главная цель Пекина – обеспечить свое влияние и открыть каналы для перемещения китайских товаров из Восточной и Центральной Азии на Ближний Восток и в Европу. Пекин пользуется враждебностью между Тегераном и Вашингтоном, а также общей политикой Америки, характеризуемой падением интереса к Ближнему Востоку. Объявление о подписании этой сделки было сделано вскоре после проведения чреватой напряженностью китайско-американской встречи, в результате которой создалось впечатление, что администрация Байдена намерена придерживаться жесткой антикитайской позиции.
По словам Хареля, для Израиля главное значение этого соглашения заключается в расширении экономических возможностей Ирана. При этом Китай не считается враждебным Израилю. Китайцы заинтересованы в экономических связях со всеми сторонами в регионе, независимо от их идеологии. Но в отличие от Китая, Израилю придется продолжать рассматривать китайские инвестиции в свою страну с осторожностью, как из-за растущего недовольства со стороны Америки, так и из-за опасений, что участие китайцев в чувствительных проектах приведет к нежелательной утечке информации[iii] [3].
По мнению Мордехая Чазизы, специалиста по стратегии и международным отношениям Китая из Бар-Иланского университета, готовность Ирана и Китая к взаимодействию основывается на исторических связях, восходящих к древнему Шелковому пути, а также на взаимовыгодных экономических и политических интересах. Стратегическое партнерство между Тегераном и Пекином отвечает национальным интересам обеих стран[iv] [4].
Казалось бы, Иран традиционно смотрел на запад в сторону Европы в поисках торговых и инвестиционных партнеров. Почему же сейчас он обратился на восток? Чазиза приводит несколько причин.
Во-первых, все больше разочарованных европейских стран, которые хоть и выступали против политики администрации Трампа в отношении Ирана, тем не менее, вынуждены были отказаться от многих сделок. Реализовать выгодные бизнес-проекты им позволял Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД, от 2015 г.), из которых США в одностороннем порядке вышли в 2018 г. и возобновили антииранские санкции. Руководство Ирана рассчитывает на то, что стратегическое партнерство с Китаем защитит интересы Тегерана на международном уровне.
Во-вторых, возобновление санкций против Ирана, включая угрозу перекрытия доступа к международной банковской системе для любой компании, ведущей с ним дела, душит местную экономику, отпугивая жизненно необходимых внешнеторговых партнеров и инвестиции. Сделка с Китаем особенно важна для энергетического сектора Ирана. Необходимо привлечь 134 млрд долларов инвестиций в нефтедобывающий сектор и еще 52 млрд долларов в нефтехимическую промышленность. Чазиза приводит данные China Global Investment Tracker, согласно которым в период с 2005 по 2019 г. китайские инвестиции и строительство в ослабленной энергетической отрасли Ирана превысили 11,1 млрд долларов.
В-третьих, продвижение ирано-китайского «Всеобъемлющего стратегического партнерства» может указывать на изменение стратегических расчетов двух стран в эпоху после СВПД. По словам Чазизы, «медленно, но верно Китай и Иран, наряду с Пакистаном и, возможно, Ираком, Сирией и Ливаном, формируют ось, которая может нарушить региональный баланс сил и значительно расширить влияние Китая на Ближнем Востоке».
Оценивая еще только проект «Всеобъемлющего стратегического партнерства», Чазиза отмечал возможность Китая получить доступ к портовым сооружениям в Иране, в том числе к двум на побережье Оманского залива. Тот, что находится у Джаска, недалеко от Ормузского пролива, входом в Персидский залив, предоставит китайцам стратегическую выгодную позицию в водах, через которые проходит большая часть мировой нефти. Этот проход имеет решающее стратегическое значение для США, Пятый флот которых базируется в соседнем Бахрейне.
В-четвертых, в период коронавируса, когда Соединенные Штаты переживают рецессию, тяжелые последствия пандемии и изменения на международной арене, Китай чувствует слабость Америки. Соглашение с Ираном показывает, что Пекин почувствовал, что геополитическая ситуация позволяет ему бросить вызов американцам. Он считает, что в состоянии противостоять односторонним санкциям, как это было во время торговой войны. Китайские инвестиции в Иран, который в администрации Трампа называли не иначе как «крупнейшим в мире государством, спонсирующим терроризм», могут спровоцировать дальнейшие карательные санкции против китайских компаний, и так находящихся под американским санкционным давлением.
Помимо всех этих факторов, обозначенные в соглашении проекты соответствуют амбициозной цели Китая по расширению своего экономического и стратегического влияния на всю Евразию путем реализации инициативы «Один пояс, один путь». Исламская Республика занимает жизненно важное геостратегическое положение, охватывающее два богатых нефтью региона, Каспийское море и Персидский залив, что делает ее незаменимой для Пекина.
В эпоху после СВПД китайско-американские отношения столкнулись с самой серьезной проблемой за последние четыре десятилетия. Израильский эксперт призывает две державы примириться и прекратить противостояние. Реализация «Всеобъемлющего стратегического партнерства» может создать новые и потенциально опасные точки напряженности в ухудшающихся отношениях между Китаем и Соединенными Штатами[v] [5].
[i] [6] לדאגה סיבה:איראן־סין ברית // Israel Hayom. 28.03.2021 — https://www.israelhayom.co.il/opinion/865233
[ii] [7] Strategic Pact With China Gives Iran Breathing Room at a Critical Time // Haaretz. 29.03.2021 — https://www.haaretz.com/israel-news/.premium-strategic-pact-with-china-gives-iran-room-to-breathe-at-a-critical-moment-1.9662505
[iii] [8] Там же.
[iv] [9] China and Iran reach a new stage in their strategic partnership // JNS. 21.07.2020 — https://www.jns.org/opinion/china-and-iran-reach-a-new-stage-in-their-strategic-partnership/
[v] [10] Там же.