Иран и Китай в конце марта подписали 25-летнее соглашение о «стратегическом сотрудничестве», поскольку Пекин расширяет свою триллионную инициативу «Пояс и путь». «Нынешняя ситуация не повлияет на наши отношения с Ираном, но они будут постоянными и стратегическими. Иран самостоятельно решает свои отношения с другими странами и не похож на некоторые страны, которые меняют свою позицию одним телефонным звонком», — цитируют иранские информационные агентства слова министра иностранных дел Китая Ван И. Ван И встретился с президентом ИРИ Хасаном Роухани до того, как он и его иранский коллега Мохаммад Джавад Зариф подписали соглашение, которое, как ожидается, будет включать китайские инвестиции в ключевые секторы, такие как энергетика и инфраструктура. Переговоры по соглашению, начатые пять лет назад, вызвали в Иране в прошлом году споры из-за предполагаемого секретного характера этого документа, причем практически никаких подробностей о его содержании обнародовано не было. Китай является крупнейшим торговым партнером Ирана и был одним из крупнейших покупателей иранской нефти до того, как президент США Дональд Трамп вновь ввел односторонние санкции в 2018 году после отказа от ядерного соглашения с Тегераном и мировыми державами. В 2016 году Китай согласился увеличить двустороннюю торговлю более чем в 10 раз до 600 млрд долларов за десятилетие. Каковы реальные перспективы этого стратегического партнерства, и что стоит в реальности за ним?
Как полагают американские эксперты, стратегическое партнерство Ирана с Китаем приведет к усилению сотрудничества в области безопасности и экономики, но Тегеран будет избегать полного перехода на сторону Пекина, опасаясь стать слишком зависимым от одного партнера на фоне отчуждения от Запада. Подписание 27 марта 25-летнего соглашения о всеобъемлющем стратегическом партнерстве отражает взаимный интерес между Тегераном и Пекином, включая сотрудничество по инициативе «Пояс и путь» (BRI), а также по вопросам энергетики и обороны. Но Иран не хочет становиться стратегически зависимым от любой державы и будет стремиться сбалансировать свое партнерство с Китаем с улучшением связей с западными странами, чтобы Тегеран оставался «ни Востоком, ни Западом, а Исламской Республикой», как выразился аятолла Рухолла Хомейни. Сделка с Китаем выглядит относительно скромной и фактически представляет собой заявление о заинтересованности в сотрудничестве в различных областях. Если еще проще, то ее смысл пока в большей степени в чисто пропагандистском выхлопе, направленном прежде всего на Вашингтон. Официальный текст не был опубликован, но якобы утечка 18-страничной версии соглашения на фарси появилась в социальных сетях в июне 2020 года. Просочившийся документ очерчивает ряд различных областей, в которых Китай и Иран могли бы сотрудничать, включая инвестиции, торговлю, энергетику, нефтехимию, инфраструктуру и вопросы обороны. The Petroleum Economist сообщил в 2019 году, что двустороннее потенциальное партнерство включает в себя около 400 млрд долларов китайских инвестиций в Иран — цифра, о которой The New York Times также сообщила в июне 2020 года. Но в просочившемся документе отсутствуют конкретные объемы инвестиций и цифры, что делает их желательными и вероятными, зависящими от целого ряда факторов, включая статус американских санкций в отношении Ирана.
Иран и Китай имеют ряд взаимных стратегических интересов, которые побуждают их прагматично работать друг с другом по экономическим, политическим вопросам и вопросам безопасности, как это отражено в расплывчатом соглашении о партнерстве. И Китай, и Иран подвергаются давлению со стороны Соединенных Штатов посредством санкций и торговых ограничений. Они также считают международную систему, возглавляемую Западом и США, ущербной и надеются подорвать эту монополию. Иран и Китай взаимно заинтересованы в снижении роли доллара США в международной торговле за счет использования альтернативных валют, таких как китайский юань, а также альтернатив брюссельской платформе SWIFT для обмена финансовыми сообщениями, которая лежит в основе международных платежей и транзакций. Иран также стремится к значительным инвестициям в свою внутреннюю инфраструктуру, что прекрасно вписывается в стратегию BRI председателя КНР Си Цзиньпина благодаря географическому положению Ирана и тому факту, что строительство является ключевой частью стимулирующего плана Китая по ускорению его экономического восстановления после пандемии COVID-19. Иран пытается увеличить свою обычную и стратегическую военную мощь, чему Китай может частично помочь, увеличив коммерческие инвестиции, которые усиливают экономику Ирана. Для Тегерана готовность Китая продолжать сохранять некоторый уровень импорта иранской нефти в разгар американских санкций также дала ему некоторую финансовую передышку.
Иран, однако, будет по-прежнему скептически относиться к надежности Китая как стратегического экономического партнера и будет стремиться избегать слишком тесного сближения, опасаясь стать слишком зависимым от Пекина. Внутренние опасения по поводу того, что Иран отдаст слишком большую часть своей экономики и ресурсов Китаю в рамках 25-летнего Всеобъемлющего стратегического партнерства, вынудили иранское правительство обнародовать детали сделки с тех пор, как она была впервые объявлена в 2020 году. Иран имеет долгую историю попыток сбалансировать свои отношения между различными державами, что коренится в идеологии Исламской Республики в рамках опоры на собственные силы и политики неприсоединения. Прагматизм вкупе с санкциями вынудили Иран стать более зависимым от Китая. Но цена глубокой зависимости Ирана от других внешних партнеров на протяжении всей его истории — включая Соединенные Штаты, Великобританию и Россию — часто перевешивала выгоды, что заставляло Тегеран остро осознавать риски, связанные с тем, чтобы сделать это снова, даже с Китаем. Иран также признает это Китай не рассматривает Иран в качестве исключительно важного ближневосточного партнера. Действительно, китайско-иранское соглашение о стратегическом партнерстве не является первым в своем роде для Китая на Ближнем Востоке, поскольку Пекин подписал аналогичное соглашение с Объединенными Арабскими Эмиратами в 2012 году. Иран не питает иллюзий, что Китай придет ему на помощь в случае серьезного кризиса безопасности или что Китай рассматривает Иран как более важного экономического партнера, чем его арабских соперников. Кроме того, хотя китайские официальные лица отвергали санкции США, китайские компании в основном следовали им. Китайские инвестиции в нефтяной сектор Ирана и другие секторы, подпадающие под санкции, были замедлены или приостановлены из-за позиции США. Китай продолжал сохранять некоторый уровень импорта иранской нефти, но он существенно снизился во время президентства Дональда Трампа до минимума около 200 000 баррелей в день, поскольку крупные китайские компании не хотели рисковать, продолжая покупать иранскую нефть. В 2019 году Иран даже не входил в первую пятерку ближневосточных поставщиков нефти в Китай, а Саудовская Аравия, Ирак, Оман, Кувейт и ОАЭ продавали больше нефти, чем Иран. В 2019 году китайский государственный нефтяной гигант China National Petroleum Corporation (CNPC) вышел из газового проекта «Южный Парс» в Персидском заливе из-за санкций США. До заключения иранской ядерной сделки в 2015 году Тегеран также исключил CNPC из проекта из-за застопорившихся инвестиций. Более того, китайские товары являются распространенной альтернативой западным товарам в Иране, что делает их основным иностранным товаром, конкурирующим с иранскими отраслями промышленности, и часто снижает их цену, вызывая недовольство иранцев и иранских компаний Китаем по торговым вопросам.
Противоречивая история Китая по выполнению инвестиционных и торговых обещаний Ирану в условиях санкций США заставит Тегеран продолжать добиваться нормализации отношений с Западом. Экономические и инвестиционные аспекты ирано-китайского стратегического партнерства призваны поддержать иранскую ядерную сделку, формально известную как Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД), а также попытки Вашингтона и Тегерана возобновить выполнение этой сделки. Действительно, это партнерство было впервые предложено во время поездки Си Цзиньпина в Тегеран в 2016 году, предшествовавшей жесткой санкционной кампании администрации Трампа в рамках «максимального давления» на Иран. Поездка Си Цзиньпина состоялась менее чем через неделю после того, как Соединенные Штаты ввели облегчение санкций в отношении Ирана в рамках СВПД. В то время Иран надеялся, что СВПД и снятие санкций приведут к резкому росту инвестиций азиатских и европейских стран в его экономику. А соглашение о стратегическом партнерстве с Китаем рассматривалось как средство привлечения значительных китайских инвестиций. Но даже сегодня значительные китайские инвестиции в Иран на практике будут зависеть от отмены санкций США. С точки зрения Пекина, такое партнерство также стимулирует Иран к достижению соглашения с Соединенными Штатами. Китай, безусловно, не хочет, чтобы Иран стал ядерной державой, что также осложнило бы более глубокие экономические связи Пекина с другими ближневосточными региональными державами, такими как Саудовская Аравия и ОАЭ.
При всем этом Китай по-прежнему будет играть важную роль в восстановлении экономики Ирана, даже если Соединенные Штаты отменят санкции, поскольку любые иранские усилия по серьезному привлечению европейских инвестиций, скорее всего, останутся тщетными еще несколько лет. Западные компании, которые были готовы инвестировать в Иран в рамках СВПД, были остановлены решением Соединенных Штатов выйти из сделки в 2018 году, чуть более чем через два года после снятия санкций. Эта история заставит западные компании более скептически относиться к возвращению санкций, особенно если возникнут вопросы о том, сможет ли СВПД пережить еще одну возможную смену администрации США в 2024 году. Это даст китайским компаниям большое преимущество первопроходца в получении прибыльных возможностей в Иране. В конечном счете, это только усилит и усилит публичную оппозицию Ирана экономическому весу Китая, что еще больше подтолкнет иранское руководство к сбалансированному подходу к своим отношениям с Китаем. Китай изначально будет наиболее заинтересован в инвестировании в энергетический сектор Ирана и инфраструктуру в рамках его проекта «Пояс и путь». Но со временем Пекин начнет рассматривать большую образованную рабочую силу и население Ирана как более важный рынок сбыта в будущем. Одним из наиболее устойчивых направлений китайско-иранского сотрудничества будут стратегические и оборонные вопросы, поскольку Иран будет стремиться к углублению военного сотрудничества с Китаем (в частности, по военным технологиям) независимо от статуса санкций США. Даже преследуя цель ослабления санкций со стороны Запада, Иран вряд ли получит доступ к западным военным технологиям. В рамках СВПД эмбарго Совета Безопасности ООН на продажу обычных вооружений Ирану завершилось в октябре 2020 года. Многие из унаследованных Ираном обычных военных платформ все еще являются американскими системами, которые были поставлены до Исламской революции 1979 года. Отсутствие у Ирана современных обычных военных платформ также вынуждает его полагаться на свои асимметричные возможности. Иран рассматривает Китай (наряду с Россией) как вариант совершенствования своей обычной военной техники и предоставления технической помощи и инвестиций в отечественную оборонную промышленность. Но до какой степени Китай будет готов отчуждать Соединенные Штаты и других своих региональных партнеров на Ближнем Востоке, содействуя глубоким продажам оружия с Ираном, пока неясно. Это, вероятно, сохранит фактическое количество китайско-иранских оружейных сделок скромным, но с точки зрения Тегерана, любое увеличение военного сотрудничества будет значительным.