Политический кризис в Тунисе продолжается что обострятся, особенно в связи с ухудшением ситуации в области здравоохранения из-за распространения коронавируса и роста числа ежедневных смертей, а также экономических и социальных последствий пандемии и рисков финансового краха. В настоящее время Тунис является страной самого серьезного кризиса COVID-19 в Северной Африке. По сравнению с Тунисом, Египет, например, зарегистрировал почти такое же количество смертей, связанных с COVID (16 351 по состоянию на 9 июля). Но в Египте также почти в 10 раз больше людей, с населением более 100 млн человек по сравнению с 12 млн Туниса. 12 июля Министерство здравоохранения Туниса заявило, что система здравоохранения страны «рухнула» на фоне всплеска инфекций COVID-19 в последние недели, создав то, что министерство назвало «катастрофической» ситуацией. 6 июля в Тунисе было зарегистрировано 9 823 случая заболевания COVID-19 и 134 случая смерти от этого вируса, что является худшим ежедневным показателем с момента возникновения пандемии в начале 2020 года. Только 4% населения Туниса полностью вакцинировано, что позволило широко распространится более заразному штамму «Дельта» по всей стране. Лишь срочные меры карантина и изоляции в какой-то мере сглаживают и минимизируют вспышки новой волны протестов.
Как указывают местные эксперты, в последние месяцы страна оказалась в патовом положении, поскольку в общем кризисе было множество элементов локальных сегментов стагнации, включая государственные институты, политические круги и гражданское общество, с одной стороны, и политические, экономические, социальные и медицинские секторы — с другой.
Каждый из этих секторов способен стать индикатором уже общего системного обвала всей госсистемы. Попытка президента помешать работе правительства и его личная вражда с премьером стоит в основе этого политического паралича. С другой стороны, деятельность правительства не всегда соответствовала задачам, необходимым на данном этапе, несмотря на поддержку и поощрение, которые оно получило от парламента. Это происходит главным образом из-за отсутствия четкого видения и плана, а также отсутствия лидерского потенциала и смелости в принятии непопулярных решений.
То есть, в совокупности нынешний кризис в первой стране «победившей арабской революции» является результатом препятствования президентом деятельности правительства, дисгармонии в политике кабинета министров и накопления неудач десятилетия революции, особенно в экономической и социальной сферах, а также на уровне отношений с социальными партнерами. Парламент по-прежнему подвергается нападкам со стороны остатков радикального левого крыла пропрезидентского Демократического конституционного собрания (ДКС) и его региональных и международных сторонников посредством дезорганизации и угроз роспуска. Главная цель, стоящая за всем этим — это изменение статуса парламента в системе управления, которая самым серьезны образом ограничивает попытки президента провести волевые реформы без оглядки на мнение депутатов. Как полагают местные аналитики, возможным выходом из ситуации может стать референдум для преобразования нынешней смешанной политической системы либо в полноценную парламентскую систему путем поддержки партийного строительства и изменения системы голосования, либо переход к более осмысленной системе президентской республики. Что касается системы управления, то ошибки, допущенные первыми членами парламента, избранными непосредственно после революции, должны быть пересмотрены и реформированы. Даже если эти слабости оправдываются навязчивой идеей избежать возвращения к тирании, это не может оправдать ситуацию, которая привела к отказу от набора механизмов, необходимых для поддержания баланса власти в случае полного политического тупика. На сегодня очевидно, что политическая система, возникшая по итогам выборов 2019 года и оказалась слаба и доказала свою неспособность реагировать на вызовы этого этапа. Некомпетентность этой политической системы стимулировало новые настроения части элиты к возвращению к президентской и тиранической системе и проложила путь, как минимум, для иллюзий избирательной и исключительной демократии (демократии без исламистов), в дополнение к обострению клановых маргинальных споров. По оценке тунисских политологов, близких к исламистской партии «Ан-Нахда», выход из ситуации диктует реализацию следующих двух механизмов. Первый механизм состоит в принятии стратегического консенсуса, аналогичного соглашению 2013 года, путем запуска национального политического диалога под эгидой трех профсоюзов и с участием всех парламентских и непарламентских партий и президентства в течение периода, не превышающего шести месяцев. В начале своей работы вышеупомянутый механизм должен определить повестку дня с точки зрения реформирования системы управления, внесения изменений в избирательное законодательство, особенно в избирательную систему, формирования Конституционного суда и прекращения вмешательства президента в функционирование правительства и дела государства. Второй механизм сосредоточен на прямом обращении к народу, который является изначальным источником суверенитета и может быть использован в качестве пути, по которому легитимность может быть восстановлена, а равновесие может быть изменено для достижения стабильности и гармонии государственных институтов. Этот подход предлагает комплекс решений, которые учитывают все элементы нынешнего политического уравнения, включающего в себя разрушение президентом правящей системы, слабость правительства, рассеянность парламента, конфликты между политическими партиями, необходимость социального перемирия и роль национальных организаций в ускорении выполнения плана спасения для восстановления здравоохранения и финансовой системы, в демократических рамках и на основе видения, подтверждающего способность тунисцев исправить ход ситуации путем диалога и выйти из кризиса.
На этом фоне на политическом горизонте Туниса начинают обозначаться новые фигуры. Ведущая социологическая компания Туниса Sigma Conseil, которую возглавляет бизнесмен из семьи левых/коммунистов Хасан Заргуни, в июле представила новый опрос населения, который отвел бывшему профсоюзному лидеру и экс-министру здравоохранения Абделлатифу Мекки первое место в списке политических деятелей.
Отметим, что этот и другие опросы подтверждают снижение популярности большинства политических и исламистских лидеров в стране, в том числе в «Ан-Нахде», а также глав республики, правительства и парламента, выдвигая на первый план бывшего министра здравоохранения. Когда Абделлатиф Мекки был назначен министром здравоохранения в правительстве Элиаса Фахфаха в начале 2020 года, его популярность была слабой как на национальном уровне, так и внутри его партии из-за его участия в открытых конфликтах с рядом высокопоставленных чиновников «Ан-Нахды». И прежде всего, с историческим лидером партии Рашидом Ганнуши, спикером парламента после выборов 2019 года. Хотя Мекки был назначен министром здравоохранения в 2012 и 2013 годах в правительствах Хамади Джебали и Али Лаараеда соответственно, многие в «Ан-Нахде» выступали против его назначения в правительство Фахфаха из-за его «резкой и яростной» критики Ганнуши и тех, кто был близок к нему, начиная с 10-ой конференции «Ан-Нахды» в 2016 году. Это привело к серьезным конфликтам между двумя группами, одна из которых возглавлялась Мекки и бывшим министром Самиром Дилу, а другая-бывшим заместителем главы движения Абдельхамидом Джеласси. Однако опросы общественного мнения предполагали в то время «быстрый рост» популярности Мекки. В то же время некоторые его оппоненты обвиняли его в экстремизме, нарциссизме и распространении «грязного белья» движения в средствах массовой информации. С другой стороны, мало кто отрицает его «чистую репутацию» с точки зрения коррупции, лидерские качества и открытость для молодежи и средств массовой информации. Ганнуши понял это вовремя и включил его в команду из шести министров, которых он выдвинул в члены правительства Фахфаха. Популярность Мекки стремительно росла с момента его повторного назначения на пост министра здравоохранения. Судьба распорядилась так, что пандемия коронавируса началась через несколько недель после его вступления в должность. Его стратегия противостояния пандемии была успешной с точки зрения профилактики, лечения и вмешательства государства. Широкая общественность и его противники забыли на этом фоне о его исламском культурном происхождении и прошлом в качестве главы Всеобщего союза тунисских студентов, а также о его нахождении в тюрьме при режиме Зин аль-Абидина Бен Али. При этом его растущая популярность создавала проблемы для него во взаимодействии с Фахфахом и некоторыми его коллегами в правительстве, оппозиции и внутри «Ан-Нахды». Несколько партий развернули кампании, чтобы демонизировать его и потребовать его смещения. Когда разразился серьезный кризис между правительством Фахфаха и парламентом, Мекки встал на сторону тех, кто отказался свергнуть правительство. В конце концов, ему удалось сдержать число людей, инфицированных коронавирусом, и свести эти цифры к нулю в ряде районов. Однако этот успех был обоюдоострым мечом и привел к свержению правительства, и в том числе «генерала армии белых халатов» Абделлатифа Мекки. За этим последовало назначение министра внутренних дел Хишама Мешиши главой нового технократического правительства. Разногласия в оценке деятельности президента Кайса Саида и правительства Фахфаха, а также состава правительства его преемника Мешиши вызвали новый кризис внутри «Ан-Нахды». Это переросло в петицию, в которой критиковался путь руководства движения. Мекки и Дилу возглавляли оппозицию. И снова Ганнуши удалось сдержать своих противников и большинство подписавших петицию. Он сформировал новое центральное руководство, в которое были назначены некоторые из них. Сам Мекки был назван одним из заместителей президента движения вместе с другими, такими же, как он, из второго поколения чиновников движения. Среди них были бывший премьер-министр Али Лаараед, бывший министр юстиции Нуреддин аль-Бухайри и ученый и мыслитель Аджми Лурими. Это собственно новое поколение партии, которое в ней относят к умеренной технократической оппозиции. В результате Мекки извлек выгоду из своего примирения с Ганнуши и его близкими, и он снова превратился в политика на национальном уровне, как один из высших чиновников в «верхнем эшелоне» партии. Он также развил свой критический дискурс, чтобы возглавить движение с точки зрения формы и содержания, и ослабил атаку на его символы, особенно на его лидера, при этом поддерживая умеренную оппозицию внутри партии. Мекки принял новую коммуникационную стратегию, которая увеличила его популярность как внутри партии, так и за ее пределами. Эта стратегия также критиковала других политиков и защищала Ганнуши в его борьбе с «экстремистами бывшего режима и крайне левыми», такими как Абир Мусси. Он также приобрел популярность, предпринимая очень публичные усилия по наведению мостов с некоторыми противниками «Ан-Нахды», включая президента Кайса Саида, левых, умеренных модернистов и руководство оппозиционной Демократической партии во главе с Гази Шауачи. В этой связи местные аналитики задаются вопросами: объясняется ли рост популярности Мекки большей национальной политической ролью, которую может играть «умеренный» исламский интеллектуал второго поколения движения «Ан-Нахда», или некоторые круги, которые еще не примирились с культурными, интеллектуальными и политическими аспектами «исламского течения», просто хотят вновь использовать его в качестве министра здравоохранения в свете продолжающейся пандемии? Обеспечит ли такое назначение политическое будущее Мекки или это попытка заманить его в ловушку на фоне нынешнего всплеска пандемии, когда его будут обвинять в 17 000 смертях от коронавируса и полумиллионе инфекций? Ответы могут быть получены в ближайшие недели.