В современной истории Сирийской Арабской Республики (САР) ее вооруженные силы и органы безопасности являлись одним из основных институтов государства в стране. Особое положение военных детерминировалось их ролью и местом в сирийском обществе и политике. Армия представляла собой специфический механизм принятия решений не только в военной среде, но и в различных областях политики и общественной жизни. Это качественно меняло роль силовых структур в сирийском социуме и создавало особые условия для доступа военной элиты в высшие эшелоны власти, к ключевым хозяйственным механизмам, основным финансовым потокам страны. Сирийские военные стали самостоятельно принимать самое деятельное участие в выработке политического курса и его практической реализации. Поэтому не было ничего необычного в том, что после начала событий в САР в марте 2011 г. режим Башара Асада использовал военных для подавления мирных протестных движений и борьбы с вооруженной оппозицией. Важным итогом 10-летноего вооруженного конфликта в Сирии стало изменение баланса сил в пользу Башара Асада при поддержке его союзников в лице России и Ирана. Достигнутые результаты фактически создали весомые предпосылки для выживания и сохранения правящего режима. В тоже время одним из его уязвимых мест остаются национальные вооруженные силы и органы безопасности. Силовое вмешательство военных в политику привело к затягиванию кризиса в Сирии и отрицательно сказалось на Сирийской арабской армии (САА), прежде всего, на механизме принятия решений и управления армейской структурой. В целом, силовые структуры страны претерпели серьезные изменения. Это выразилось, в частности, в значительном сокращении численности их личного состава, количестве вооружений и военной техники. Действительно, в начальный период сирийского восстания регулярные части САА понесли серьезные потери. Их численный состав заметно сократился. К середине 2013 года численный состав сирийской правительственной армии составлял фактически 50% от прежних вооруженных сил (220 тысяч до начала событий), и равнялся 110 тысяч человек. Данная тенденция сохраняется, и по сей день. Так под полным контролем сирийского военного командования находилось не более 20-25 тысяч солдат и офицеров. В то же время численность различных милицейских формирований сражавшихся на стороне правительства составляла 150-200 тысяч бойцов. Одной из причин сложившейся ситуации могло стать то, что национальные вооруженные силы изначально формировались на основе призыва. Данное обстоятельство предопределило, что большая часть регулярных армейских частей была укомплектована суннитами. Однако реальное руководство ключевыми подразделениями сирийских вооруженных сил находилось в руках алавитов. «Суннитские части» были в основном задействованы в выполнении логистических операций и не оказывали серьезного влияния на боевые операции. Более того офицеры из числа суннитов находились под плотным контролем Управления военной контрразведки (УВКР) и других спецслужб. В результате их командиры предпочитали не проявлять какую-либо инициативу и слепо следовали приказам сверху, что негативно сказывалось на эффективности их действий в условиях начавшегося вооруженного конфликта. С учетом конфессионального характера сирийской армии, не было ничего удивительного в том, что после начала весной 2011 года сирийского восстания командование САА из 20 дивизий смогло использовать не более трети своего личного состава и боевых сил в борьбе с повстанцами. Серьезные изменения произошли в организационной структуре, прежде всего регулярной армии. Действия режима по передислокации различных армейских подразделений негативно сказались на их управляемости и боеспособности. На практике это приводило к тому, что ряд освобожденных районов постепенно превращались в полунезависимые зоны влияния отдельных отрядов и их командиров, которым президент САР Башар Асад делегировал часть своих полномочий в военных вопросах. На подконтрольной им территории создавались зоны коррупции и безраздельного влияния «военных баронов». Характерным примером могут служить Национальные демократические силы (НДС), созданные по инициативе Ирана и его непосредственной поддержке. Зачастую НДС сталкивались с подразделениями САА в борьбе за влияние в том или ином районе Сирии. Взаимные обвинения в коррупции и неэффективном управлении освобожденными районами раздавались с обеих сторон. Так в апреле 2015 года в районе Аз-Захра (Хомс) произошло столкновение между подразделениями САА и НДС, после обвинений последних в коррупции, похищении мирных жителей и других преступлениях.
Подобные инциденты повторялись неоднократно. Любопытно, что притеснение гражданского населения со стороны НДС и других милицейских образований были зафиксированы в районах с большинством алавитского населения, таких как Баньяс, Рас аль-Набаа и части Алеппо. Это вело к расколу единства в алавитской общине, утраты доверия к Б.Асаду и его окружению, росту в общине противников режима и, даже, появлению вооруженной оппозиции типа организации «Алавийюн аль-Ахрар». Подобная практика отношений указанных отрядов с местным населением в районах с преимущественно суннитским населением серьезно осложняла процесс замирения суннитских отрядов сопротивления и наоборот вела к росту среди них радикальных элементов. Военная политика Дамаска привела к изменению структуры национальных вооруженных сил, эволюции механизма принятий решений и системы управлении войсками. Успехи вооруженной сирийской оппозиции в начале конфликта, вынуждали Дамаск прибегать к поддержке различного рода лояльных режиму милицейских отрядов, при проведении критически важных военных операций. Данное обстоятельство породило фракционность в рядах САА и ослабило авторитет и власть центрального военного командования. Растущая фракционность, ослабление боевой мощи и потери САА, вынудили режим прибегнуть к помощи различных зарубежных сил, которые носили явно конфессиональный характер. В результате это оказало влияния на мировоззрение и идеологические установки личного состава сирийской армии. Сложившаяся в САА ситуация вынуждала основных союзников режима (Россию и Иран) расширить сферу своего контроля над различными подразделениями национальных вооруженных сил. По оценке ряда арабских и турецких военных экспертов, это неоднозначно сказалось на механизме принятия решений в армии, ослабило ее боеспособность и эффективность САА. Так, Иран сформировал за рамками национальной армейской структуры свои вооруженные милиции. Позднее Тегеран инкорпорировал их в состав отдельных дивизий. Таким образом, Иран получил возможность оказывать влияние на сирийских военных. При этом мало кто задумывался о том, что их подлинные интересы зачастую плохо корреспондировались с реальным положением в самой Сирии и, тем более, не отвечали планам постконфликтного обустройства этой арабской страны. По тем же данным, различные милицейские отряды и подразделения не были вписаны в структуру Вооруженных сил САР и не представляли собой часть единого целого важнейшего института государства (армии). Это подрывало авторитет самого Б.Асада как главнокомандующего и его ближайшего военного окружения. Многие арабские эксперты считают, что Россия оказала более значимое и глубокое влияние на состав ВС САР. По их данным, Москва контролировала подготовку военных кадров, корректировала планы военных операций большинства дивизий САА. Кроме этого Россия создала новые военные формирования, которые напрямую подчинялись российским военным. Это вызвало серьезные трансформации в структуре национальных вооруженных сил и их командном составе, оказало непосредственное воздействие на иерархическую структуру военного командования ВС САР, изменило схему управления войсками, систему подчинения и субординации в армии и органах безопасности. По оценке ряда сирийских военных экспертов, глубокая вовлеченность России и Ирана в структуры национальных вооруженных сил служила постоянным катализатором напряженности в отношениях между Москвой и Тегераном. Россия стремилась вернуть под полный контроль союзного ей правительства Б.Асада всю территорию страны. С этой точки зрения, Москва стремилась перестроить и вдохнуть новую жизнь в основные институты сирийского государства, прежде всего армию и спецслужбы. В случае успеха, это могло бы способствовать решению задачи возращения всей сирийской территории под контроль сирийского правительства и обеспечения прочных позиций Дамаска, который оказывал бы определяющее влияние в периферийных районах страны. Пытаясь осуществить поставленную задачу, Россия стремилась всячески снизить роль инонациональных и местных милицейских формирований. Осенью 2015 года Россия оказала давление на режим, побудив его создать 4-ый корпус, куда должны были войти милиции и различные отряды, действовавшие в районе Латакии. Однако полностью решить поставленную задачу не удалось, и не все отряды согласились войти в этот корпус, который непосредственно подчинялся центральному сирийскому военному командованию. В конце 2016 года Россия объявила о создании 5-ого корпуса, куда должны были войти НДС (созданные при поддержке ИРИ) и бывших перебежчиков из САА. В отличие от 4-го корпуса, который имел ограниченный ареал действия (Латакия), 5-й корпус мыслился как общенациональный. К тому же тот факт, что в его состав предполагалось включить бывших перебежчиков, а также и тех, кто пытался избежать призыва (в основном сунниты) был призван попытаться ликвидировать конфессиональную рознь в армии и на законной основе вернуть суннитов в ряды вооруженных сил. С другой стороны, созданный при активном содействии российского спецназа отряд «Охотники за ИГИЛ» (ISIS Hunters), который практически весь состоял из алавитов и проходил тренировку в горах Латакии, несколько диссонировал с вышеизложенными действиями России и скорее являлся определенной уступкой режиму. Однако главной проблемой в решении задачи по созданию новой сирийской армии оставалась шаткость ее основы.
В то время как Россия стремилась возродить государственные институты под прямым контролем сирийских властей, Иран стремился выстроить параллельную военную организацию, личный состав который индокринировался на исламской основе и подчинявшуюся прежде всего Тегерану, нежели Дамаску. Начиная с 2012 года, ИРИ направило в Сирию и подготовило значительное число боевых формирований, которые действовали якобы от имени Башара Асада. Эти действия Тегерана во многом мотивировались защитой шиитских святынь и в результате приобретали ярко выраженный конфессиональный характер, что отчасти корреспондировалось с курсом самого Б.Асада в конфессиональных вопросах. В качестве основной задачи перед ними стояла защита режима Б.Асада от суннитских экстремистов. В результате, сегодня в Сирии ведут боевые действия ливанская шиитская «Хизбалла», «Лива Фатимиюн» (афганские шиитские милиции) и ряд отрядов НДС, которые пользуются поддержкой ИРИ и фактически подчиняются иранским военным советникам. По некоторым данным (требующим дополнительной проверки), около 80% военных сражающихся за Б.Асада – это иностранцы, например, ливанцы из «Хизбаллы» и ряда других шиитских формирований на подобии КСИР, Иракских сил народного ополчения (Iraqi Popular Mobilization Units (P.M.U.). Их главной задачей служит охрана стратегически важного для ИРИ коридора (Тегеран-Багдад-Дамаск-Бейрут-Палестина). По-видимому, истинной целью Ирана в Сирии, является создание такой военной инфраструктуры, которая бы служила ассиметричной иранской военной силой. Она призвана во всех отношениях, превосходить, сирийские государственные институты, прежде всего регулярную армию. Сирийский режим и лично президент Башар Асад предпринимали неоднократные попытки, чтобы изменить сложившуюся ситуацию и вернуть под свой полный контроль как регулярную армию, так и союзные ей вооруженные формирования. Однако процесс восстановления САА и возрождение механизма принятия решений идет очень медленно и сталкивается с серьезными трудностями. По данным на конец лета 2021 структура сирийских силовых структур и механизм принятия решений претерпели серьезные трансформации и выглядят следующим образом. Согласно статье №105 Конституции САР, принятой в 2012 году, президент является Верховным главнокомандующим. Ему напрямую подчиняются министр обороны генерал Али Абдалла Айюб, глава Бюро национальной безопасности (БНБ) генерал-майор Али Мамлюк и министр внутренних дел генерал-майор Мухаммед Рахмун. Все кадровые изменения в армии и органах безопасности производятся на основании декретов и личных приказов Башара Асада. Обычно, они осуществляются в плановом, бюрократическом порядке дважды в год (июнь и декабрь). Увольнения и назначения личного состава на уровне высшего и среднего командного звена предварительно согласовываются с БНБ и соответствующими органами безопасности, без какого либо вмешательства гражданских органов власти. Однако в ряде случаев, изменения в кадровом составе зависят от характера отношений с союзниками и производятся по согласованию с ними. Назначения на уровне высшего командного состава могут происходить в особом порядке. Характерно, что механизм принятия решений и иерархическая структура командования не обязательно полностью определяются Б.Асадом. Однако президент в силу своих полномочий и законодательных прав может вмешиваться в эти процессы. Тем более, кадровые перемещения в армии определяются особым характером режима (конфессиональные предпочтения) и соображениями его безопасности. В целом, подобная кадровая политика в армии затрудняет работу механизма принятия решений. Наряду с национальными вооруженными силами, за безопасность режима отвечают четыре ключевые спецслужбы страны. С июля 2012 г. Али Мамлюк возглавляет БНБ САР. БНБ осуществляет контроль над остальными органами безопасности и направляет их работу. БНБ играет первостепенную роль в механизме принятия решений в САР и во многом определяет мнение Б.Асада по ключевым вопросам национальной безопасности, внутренней и внешней политики. Президенту в той или иной степени подчиняются Управление военной контрразведки (УВКР) САР, Контрразведка ВВС САР («Джавийя»), Генеральное управление общей разведки (ГУОР) САР и Департамент политической безопасности (ДПБ) САР. УВКР непосредственно подчиняется Генеральному штабу Вооруженных сил САР (ГШ ВС САР ). В то время как «Джавийя» в административном отношении относится к командованию ВВС и ПВО САР. Это два самых мощных органа безопасности относящиеся к Министерству обороны САР. ГУОР непосредственно координирует свою работу с БНБ. Департамент политической безопасности формально относится к МВД САР.
На деле МВД позволено регулировать административные и логистические функции ДПБ. Министерство не имеет практически никакой власти над ДПБ. Скорее наоборот. На практике ДПБ наблюдает за работой всех звеньев МВД, начиная с секретариата министра. Руководство указанных четырех спецслужб назначается непосредственно президентом. Руководить УВКР и «Джавийя» могут только кадровые армейские офицеры. Что касается руководства ГУОР и ДПБ, то для них есть ряд исключений. В настоящее время УВКР возглавляет Кифах Мельхем, «Джавийей» командует Гассан Исамаил, УОР руководит Хуссам Лука, а Гейс Диб стоит во главе ДПБ. Все они окончили военные училища в САР. Со времени создания УВКР и «Джавийи» (любимое «детище» президента Хафеза Асада, который сам был военным летчиком) в 1970-х гг. во главе этих спецслужб традиционно стоят алавиты. В тоже время среди руководства ГУОР и ДПБ встречались представители других конфессий. С 2018 г Министерство обороны (МО) САР возглавляет генерал Али Абдаллах Айюб, который сменил на этом посту Ф.Дж.аль-Фрейджа. Министр обороны назначается приказом президента. Премьер-министр не вмешивается в этот процесс. По должности министр обороны является вице-премьером и членом Регионального Руководства (Политбюро) и ЦК правящей Партии арабского социалистического возрождения (ПАСВ). Министр обороны надзирает за работой ГШ ВС САР и некоторых его подразделений. Координирует работу с рядом гражданских министерств и ведомств в вопросах касающихся армии. Начальник ГШ также назначается президентом. Он находится в ранге министра согласно закону о военной службе и его поправкам от 2003 г. НГШ является заместителем министра обороны САР. Начиная с 1967 г. практически все министры обороны ранее служили в должности НГШ. Али Айюб занимал эту должность с июля 2012 г. В 2018 г. он был назначен на пост министра обороны. С этого времени пост НГШ вакантен. Ситуация для Сирии, и ее вооруженных сил экстраординарная. С момента создания современных ВС САР в августе 1946 г. пост НГШ никогда не был вакантным. Это выглядит особенно интригующе с учетом продолжающегося в Сирии вооруженного конфликта. Неясно, кто планирует, разрабатывает и руководит военными операциями Вооруженных сил САР. На самом деле ответ очевиден. При таких союзниках Б.Асада, пост НГШ может оставаться вакантным. По данным сирийских и арабских военных специалистов, всеми военными операциями занимаются РФ и ИРИ в рамках российского командного центра, который располагается в здании Генерального штаба в Дамаске. Министерство обороны выполняет чисто административные функции. Отсутствие НГШ образует существенную брешь в командной цепочке ВС САР. С другой стороны, это указывает на степень влияния союзников в механизме принятия решений в армии. По тем же данным, в Вооруженных силах САР нарушен принцип единоначалия и централизма в управлении и командовании войсками. Традиционно НГШ занимал центральную позицию в ВС САР и осуществлял командование корпусами, дивизиями, войсковыми соединениями. Все корпуса и дивизии подчинялись НГШ. Во главе практически всех корпусов и дивизий стоят алавиты, выходцы из районов Латакии, Тартуса, Хомса, Хамы. Позиция командира корпуса носит несколько формальный характер. В то время как командиры дивизий обладают реальной властью, поскольку в их подчинении находятся боевые подразделения. Объем их полномочий определяется номером дивизии и особым характером ее задач. Одновременно все боевые подразделения находятся под контролем правящей партии. Сегодня в армии действует 27 комитетов и комиссий ПАСВ, 212 отделений и 1656 ячеек партии. Несмотря, на отмену статьи 8 Конституции САР, запрещающей политическую работу в армии, это не касается ПАСВ. По оценке турецких военных экспертов, Москва имеет исключительное влияние на 5-й корпус, Дивизию республиканской гвардии (ДРГ), 17-ю и 25-ю дивизии, командование ВВС и ПВО. Российские военные советники работают во всех подразделениях сирийской армии* [1]. В отличие от России Иран довольствуется хорошими отношениями с командирами отдельных подразделений. Представители КСИР имеют особые отношения с командованием 4-го корпуса, 4-й и 9-ой дивизий и специфическими подразделениями и управлениями ряда ведущих сирийских спецслужб. По тем же данным, комдив 25-ой дивизии Сухейль аль-Хасан находиться под полным контролем Москвы и его охраняют российские военные. Иран имеет особые отношения с командиром 4-го корпуса Рамадан Рамаданом. В конце 2020 между Москвой и Тегераном возник конфликт за пост начальника ВВС и ПВО, который в конечном итоге решился в пользу России. Таким образом, механизм принятия решений в САА заметно изменился. Командный состав ВС САР, его полномочия и функции подверглись серьезным трансформациям. Режим не может полностью контролировать сирийских военных. Формально Б.Асад сохраняет контроль над САА, но не может полностью контролировать процессы принятия решений и кадровые назначения в ней. Что касается спецслужб, то их структура характеризируется относительной стабильностью в силу особого характера их работы и сложности подбора замен. В тоже время назначения в САА и спецслужбах базируются не на принципах меритократии и профессионализма, а производятся исходя из степени лояльности режиму и конфессиональной принадлежности. Сирийским властям с большим трудом удается перестраивать Сирийскую арабскую армию с точки зрения повышения ее структурной эффективности и боеспособности. И процесс перестройки, видимо, затянется.
* [2] На наш взгляд роль Москвы в трансформации механизма принятия решений в САА сильно преувеличена. Еще до начала прямого участия России в сирийском конфликте, Иран оказал, куда большее влияние на Вооруженные силы САР.