- Институт Ближнего Востока - http://www.iimes.ru -

Сирия: об отношении режима Асадов к исламской религии

В мировых средствах массовой информации режим семьи Асадов в Сирии позиционируется как атеистический. В некоторых комментариях режим Асадов объявляют чуть ли не борцом с исламом  проводя параллели с антицерковной политикой ранних большевиков.

Однако при ближайшем рассмотрении и анализе отношения Асадов к доминирующему в Сирии суннитскому исламу вырисовывается несколько иная картина. В декабре 2020 года президент Сирии Башар Асад на встрече с руководством Министерства религиозных дел и исламскими теологами сформулировал отношения своего правительства и партии к религии следующим образом:

« Я хочу вернуться к вопросу о секуляризме, потому что многие люди верят, что основой секуляризма, его сутью является отделение религии от государства. Это не так: нет связи между секуляризмом и разделением религии и государства…»[i] [1]

В той же речи президент обвинил «современный либерализм» в развязывании многолетней войны против «исламских обществ» и «арабизма». Он отметил, что «современный либерализм» поощряет «однополые браки», «смену пола» и потребление наркотиков. Этим и подобными заявлениями он пытается выбить почву из под ног радикальных исламистов провозглашающих борьбу с «современным либерализмом».

Эта речь удивила многих западных специалистов и комментаторов и стала неожиданностью для некоторых сирийцев. Большинство СМИ и комментаторы привыкли представлять режим семьи Асадов как чисто «светский и современный». Эту взгляд разделали и сторонники, и противники Асадов. Однако при внимательном изучении становится ясно, что Асады и баасистский режим ими возглавляемый[ii] [2] имеет достаточно комплексное и неоднозначное понятие секуляризма и светскости государства.

Непростая история: Башар Асад — хранитель семейных традиций?

С самого начала своего правления отец нынешнего президента Хафез Асад подчеркивал пан-арабскую ориентацию, что диктовало необходимость обеспечить поддержку большинства суннитского населения Сирии. В 1971 году он восстановил старую исламскую президентскую присягу, снял ограничения на исламские институты и поощрял строительство новых мечетей[iii] [3], что усиливало консерватизм и официальные религиозные институты.

Переход к нарочитой религиозности диктовался нараставшим недовольством крупных землевладельцев, мелких и крупных торговцев и промышленников (в основном суннитов), чьи интересы пострадали в результате баасистских реформ 1964-1965 гг. Они составляли ядро поддержки «Братьев-мусульман», основной оппозиционной баасистам силы. Лидеры духовенства симпатизировавшие «Братьям-мусульманам» организовали массовые демонстрации против режима баасистов в Дамаске, Алеппо, Хаме и Хомсе в 1967-1968 гг.

Эти реформы были встречены в штыки «Братьями-мусульманами», которые окончательно отказались от программы исламского социализма и перешли в лагерь яростных защитников частной собственности и невмешательства государства в экономику. Это полностью совпадало с позицией мелкой городской буржуазии.

Дальнейшей радикализации «Братьев-мусульман» способствовало поражение Сирии в Шестидневной войне 1967 года с Израилем и перехват контроля над партией Баас алавитским кланом Асадов[iv] [4], что вначале значительно сузило  социальную базу баасистского правительства. Отделения «Братьев-мусульман» в Алеппо и Хаме радикализировались и призвали к джихаду против баасистского правительства. Им власть противопоставила хорошо организованную силу, которой удалось нейтрализовать выступления «Братьев-мусульман».

В совокупности с поворотом к более прагматической политике поддержки мелких предпринимателей и торговцев, открытая поддержка сирийских суннитов позволили правительству Хафеза Асада предотвратить радикализацию суннитского большинства и открытый межконфессиональный конфликт.

Политика Хафеза Асада по отношению к суннитскому исламу базировалась на трёх китах:

1.Управлении и вмешательстве в религиозные дела что типично для отношений государства с религией на Ближнем Востоке.

2.Стремление ограничить вмешательство религии в государственные дела унаследованное от политики партии Баас пришедшей к власти в 1963 году.

3.Убеждение (во многом ложное), что сирийские сунниты составляющие около 75% населения страны[v] [5] являются угрозой правящему классу и семье Асадов состоящим в основном из алавитов, составляющих около 17% населения Сирии[vi] [6].

 

В результате несколько десятилетий деятельность религиозных организаций плотно контролировалась спецслужбами, поддерживавшими лояльную часть улемов и создававшими сложности в работе «диссидентствующим» священнослужителям. Официальные исламские организации были слабы. وزارة الأوقاف في الجمهورية العربية السورية (Wizarat al-Awqaf — Министерство религиозных дел) оставалось слабым органом государственного управления с хроническим дефицитом кадров. Обучение улемов было отдано на откуп частным шариатским институтам и  благотворительным организациям, которые размножились как грибы после дождя в конце ХХ и начале XХI века. Эта политика ослабления вмешательства государства была необходима для восстановления отношений с улемами после волны жёстких репрессий 1979-1982 гг.,  режимом Хафеза Асада после подавления исламистского  восстания. Государство решило возглавить растущую религиозность сирийского общества. Осознание этой необходимости пришло приблизительно в конце первого десятилетия правления президента Башара Асада – как раз накануне студенческих беспорядков в Хомсе, давших начало гражданской войне в Сирии.

Смена курса на политику сотрудничества с улемами была вызвана усиливающимися критическими настроениями в среде классического суннитского духовенства. Назначенный в 2007 году министром религиозных дел муфтий Тартуса Мухаммедa Абдул Саттар аль-Саед провозгласил «конец анархии», которая, по его словам, вызвала волну религиозного экстремизма в обществе[vii] [7].

Аль-Саед инициировал программу обучения женщин-проповедников (особенное в медресе влиятельного Кубайсиата, неполитического женского движения по религиозному обучению), провёл частичную национализацию и дерадикализацию медресе, и усилил контроль за государственным финансированием и поддержкой религиозных благотворительных организаций. В 2009 году аль-Саед объявил о подготовке нового закона о реорганизации его министерства, чтобы заменить устаревшую модель взаимодействия государства и религии существовавшую с 1961 года[viii] [8].

С началом гражданской войны в 2011 году более тонкая политика правительства  Сирии по использованию религии для объединения нации в борьбе против радикального исламизма стала очевидной. Гибкость проявленная в отношении религиозных конфессий Сирии сыграла весьма положительную роль в успехе борьбы с радикалами[ix] [9].

Большую роль в укреплении влияния государства на суннитское духовенство (и через него на суннитскую общину) сыграло усиление деятельности и влияния Министерства религиозных дел. Курс на укрепление влияния министерства продолжился и после начала гражданской войны. Так в апреле 2011 года три частных исламских колледжа (Академия Кефтаро, Институт Фаха и шиитская школа Руггая Хавза) были национализированы и стали подразделениями государственного Института Шама, получившего статус университета в 2017 году. Это позволило государству признавать дипломы этих религиозных учебных заведений[x] [10].

 

Это закономерно поставило разрушение союза клана Асадов, алавитов и суннитского духовенства во главу задач руководства исламистских радикальных движений и группировок.

Полуофициальные попытки прослеживаются с 2006 года, из первых можно отметить обращение бывшего главы сирийского отделения «Братьев-мусульман Али Баянуни где он обращаясь к алавитской общине заявил: «Алавиты в Сирии это часть сирийского народа, в который входит много национальных общин……… нынешний  режим пытается спрятаться за ваши спины и мобилизовать вас на борьбу с собственным народом. Но я верю что многие алавиты сопротивляются режиму, который притесняет многих из вас. Поэтому я верю, что те алавиты, которых притесняет режим, должны встать плечом к плечу с другими сирийскими общинами и вместе участвовать в совместных действиях по смене режима в Сирии».[xi] [11]

Это заявление радикально отличалось от предыдущих, крайне враждебных, заявлений Братьев-мусульман неоднократно объявлявших алавитов еретиками (такфиристами).

Айман аз-Завахири (лидер «Аль-Каиды» — запрещена в России) в своём письме Абу Мусабу аз-Заркауи датированным ноябрем 2012 года указывал, что бессмысленно убивать рядовых шиитов и алавитов, их необходимо обращать в истинную веру а отрывать их от лидеров, с которыми надо поступать как с истинными такфиристами[xii] [12].

Это все не прошло мимо Башара аль-Асада, который не мог допустить сближения классического суннитского духовенства и лидеров национальных меньшинств с противниками баасистского правительства.

С самого начала своего президенства Башар Асад подчеркивал свои алавитские корни и умело использовал наметившуюся тенденцию к переходу алавитов в классические шииты. Позиционирование сирийского лидера как правоверного шиита в сочетании с постоянным напоминанием о суннизме его жены, позволило, по крайней мере, публично позиционировать правительство как объединительное и помогло характеризовать гражданскую войну не как народное восстание или межконфессиональный конфликт[xiii] [13] между суннитами и шиитами, а как борьбу нации с иностранными радикальными элементами. Кроме объединительного посыла такое позиционирование облегчило получение иранской помощи и поддержку от ливанской  «Хизбаллы».

Последние 6 лет показали эффективность выбранной президентом Б.Асадом стратегии. Из всех конфликтов тлеющих в Сирии[xiv] [14] Дамаску удалось вывести на первое место борьбу с исламскими радикалами, некоторых из которых поддерживает «Аль-Каида» (и которые долго воевали между собой).

Развитие религиозной политики проводимой алавитами Асадами и ее влияние на сирийское общество является хорошей демонстрацией того, что в Сирии религиозная принадлежность и симпатии играют роль бОльшую, чем любые другие факторы. Асадам удалось сплотить вокруг себя не только своих традиционных последователей (алавитов, христиан, шиитов и друзов) но и значительную часть классической суннитской общины.

В последние год-полтора в более консервативных алавитских общинах и кланах наметилась тенденция недовольства политикой побуждения алавитов становиться шиитами, однако пока это недовольство уравновешивается страхом уничтожения алавитов суннитами.  Видимо в ближайшее время стоит ожидать коррекции официальной религиозной политики Дамаска.

Режим Асадов: атеисты на страже культурного и этнического плюрализма?

Правительство Сирии всегда позиционировало себя как борца с исламским радикализмом и экстремизмом и в Сирии и за ее пределами. Президент Башар Асад с 2003 года стремится и словом и делом принимать участие в глобальной войне с террором и позиционирует себя как защитника национальных и религиозных меньшинств (что в Сирии практически одно и тоже).

Одновременно Асад и его правительство позиционируют Сирию как светское государство. Сохранение светского характера является одной из основных задач партии Баас и правительства Башара Асада, о чем он неоднократно заявлял иностранным средствам массовой информации[xv] [15]. В интервью 2015 года американскому журналисту Чарльзу Роузу он заявил, что «защита светскости государства от экстремизма является самым большим вызовом его администрации». Ещё более резко он заявил в интервью российскому РТ: «Сирия это последний оплот секуляризма в регионе. Если она падет, эффект домино будет чувствоваться от Атлантики до Тихого океана»[xvi] [16]. Похожие заявления он неоднократно повторял в более поздних публичных выступлениях.

Гражданская война начавшаяся в 2011 году носила явно религиозный характер и Башару Асаду пришлось увеличить отсылки к исламу в своих публичных выступлениях. Он стал чаще появляться на публике в сопровождении улемов для того чтобы подчеркнуть религиозную  законность своего режима и поддержку его суннитским духовенством.[xvii] [17]

Этническое, культурное и религиозное разнообразие сирийского общества и усиливающаяся конфронтация между несколькими общинами не означает, что внешне светский режим Асадов является гарантией социального мира. Нельзя забывать, что внутри страны практически все представители правительства и партии Баас подчёркивают что они правоверные мусульмане, пропагандирующие «правильное толкование» ислама в противовес фантазиям и такфиризму различных исламистских групп и сект. С другой стороны, для международной аудитории правительство всячески подчёркивает свой сугубо светский характер.

Такое раздвоение для режима Асадов традиционно. Например, после расстрела «Боевым авангардом Братьев-мусульман» алавитских кадетов артиллерийского училища в Алеппо в 1979 году, Хафез Асад в своей речи подчеркнул важность «сущности ислама» для социального прогресса. Он также охарактеризовал ислам как основу «любви, работы и этики» и представил себя как «добропорядочного мусульманина» побуждающего каждого «верить и бороться с фанатизмом»[xviii] [18].

Все 30 лет своего правления Хафез Ассад активно представлял себя как правоверного суннита. Более того его правительство проспонсорировало институциализировало альтернативные исламские организации, которые стали его религиозной  базой[xix] [19]. К ним в первую очередь можно отнести  Накшбанди Куфтария Суфи возглавлявшаяся шейхом Ахмадом Кефтаро, и различные группы и организации под общим духовным наставничеством шейха Саида аль-Бути и женское движение Кубайсият. Асад-старший также спонсировал строительство новых мечетей, и основал по всей Сирии институты ислама Асада. Такое активное управление религиозными процессами увязывалось с постепенной либерализацией экономики. Как для сохранения межконфессионального мира, так и для экономического развития Асаду-старшему нужна была поддержка мелкой городской буржуазии, большинство которой является суннитами. Широкая поддержка групп ранее ориентировавшихся на  Братьев-мусульман позволяла ему отказаться от более радикальной баасисткой  политики 1960-х годов и очистить партию Баас от радикальных элементов.

Башар Асад продолжил религиозную политику своего отца, используя исламский символизм для усиления своей легитимности и популярности среди консервативных суннитов. Целью такой политики также является мобилизация широких слоев сирийского общества на поддержку режима во враждебной международной обстановке и угроз в отношении правительства Дамаска после англо-американской агрессии против Ирака в 2003 году. Изоляция Сирии усилилась после обвинений Дамаска в организации убийства ливанского премьер министра Рафика Харири в 2005 году.

Основной тезис публичного образа Башара Ассада неоднократно им озвученный лучше всего был сформулирован в одной из его речей следующим образом «распространение морали в культуру терпимости и общения – это настоящая сущность ислама» (takrees al-akhlak wa nashr thaqafat al-tasamuh, wa isal al risala al-haqiqiya lil-islam)[xx] [20]. Он все чаще позиционирует себя и баасистское правительство как покровителей умеренного, классического ислама в его противостоянии с исламским экстремизмом.  Башар Асад также все чаще представляет себя как лидера истинного ислама и хранителя исламской религии в Сирии. Он часто участвует в пятничных молитвах по всей стране показывая свою приверженность исламу. Он продолжает политику примирения с оппозиционными исламскими группами освобождая политических заключённых, снимая большинство цензурных ограничений с оппозиционных исламских изданий и толерантно относясь к деятельности оппозиционных исламских движений и групп, пока они не вмешиваются в политические процессы.

Президент Асад-младший углубил и ускорил неолиберальные реформы под лозунгом «социальной рыночной экономики», объявленной новой экономической стратегией. Это предполагает расширение партнёрства государства с частным бизнесом. Частному сектору отводится роль лидера экономического развития и обеспечения занятости населения. Предполагается, что участие  государства в экономике будет сокращаться, а функции социального обеспечения будут постепенно передаваться в частный сектор.

Политика неолиберальных реформ укрепила религиозные общины и связи в Сирии, как исламские, так и христианские, предоставив им дополнительные возможности для оказания гуманитарной помощи и поддержки, уменьшив роль и влияние государства на эти процессы. В 2009 году из 1,485 общественных ассоциаций, 60% были благотворительные, большинство из которых было религиозными[xxi] [21]. Непосредственно перед началом Гражданской войны только Кубайсиат владел более 200 школами. Влияние Кубайсиата достигло своей вершины когда один из его членов был назначен советником Министерства религиозных дел в начале 2008 года, после создания «Управления по религиозному воспитанию женщин».

Уместно также заметить, что Башар Асад продолжил политику баасисткой партии по переменной поддержке и репрессиях различных исламских групп.

Однако общим направлением политики Башара Асада является сближение с консервативной частью общества, введение цензуры литературных и художественных произведений что привело к увеличению объема религиозной литературы на полках библиотек и к исламизации высшего образования. Вместе с этим феминистские движения были раскритикованы консервативными религиозными организациями близкими к правительству и обвинены в ереси. Активисток женского движения обвинили в пропаганде западных ценностей, поддержке внебрачных отношений и защите движения ЛГБТ[xxii] [22]. Так 11 апреля 2005, шейх аль-Бути в своей проповеди отверг права женщин и назвал активистов, их защищающих «грязными агентами», «предателями», «гномами» и «рабами» стремящимися уничтожить корни исламской цивилизации.  Критика активистов движения за права женщин раздаётся и из оппозиционного лагеря. Так живущий в изгнании шейх Осама Рифаи, руководящий базирующимся в Турции  Сирийским исламским советом и вполне лояльный к режиму шейх Ратиб аль-Набулси  назвали Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин (КЛДЖ)  ООН как «серьёзную угрозу жизни морали и религиозным верованиям сирийцев»[xxiii] [23] . Эта критика нашла место и в отчете сирийского правительства Комитету за 2012 год, где отвечая на его рекомендацию включить положения о правах женщин в национальное законодательство, оно отметило, что «национальное право не выше права Божественного» намекая на то, что никакие светские законы не могут повлиять на законы шариата регулирующие положение женщин в обществе[xxiv] [24].

Религиозный характер восстания 2011 года заставил Дамаск усилить использование исламской идеологии в своей пропаганде. Сирийское государство активно позиционируется как защитник «умеренного» и «правильного» ислама в его борьбе с «экстремистскими» и «фанатичными» практиками. В сентябре 2011 года, в одной из своих речей Башар Асад заявил, что основными причинами возникших в стране беспорядков был религиозный фанатизм. Он подчеркнул, что кризис является кризисом морали (azmat ‘akhlaq)[xxv] [25]. В своей речи 7 декабря 2020 года он повторил тезис о том, что кампания насилия является результатом непонимания религиозных догм[xxvi] [26]. Одновременно он обвинил выходивших в 2011 году из мечетей после молитв верующих протестующих демонстрантов в атеизме в попытке их дискредитировать.

Традиционализм – инструмент контроля? 

Официальное отношение Дамаска к религии лучше всего изложено в речи президента Башара Асада 7 декабря 2020 года: «Религия это закон, который контролирует общество. Право контролирует отношения между людьми в институциональном смысле, а религия контролирует эти отношения в субъективном и идеологическом смысле».

Этот постулат закреплён и в сирийской конституции и в законодательстве. Отдельные права и обязанности со времён Асада-старшего предоставляются и налагаются в зависимости от религиозной принадлежности граждан, результатам чего является отсутствие равенства между конфессиями, этническими группами и религиозными сектами. Годы гражданской войны не изменили это положение.

Конституция САР  2012 года предусматривает, например, что только мусульманин может быть избран президентом страны[xxvii] [27] и что основным источником права является шариат[xxviii] [28]. Это явно дискриминирует другие религии. В Конституции САР не закреплено равенство полов, ее положения содержат общее обещание обеспечить женщинам возможности принимать участие в политической и экономической жизни страны, что не даёт им напрямую равенства в правах с мужчинами[xxix] [29].  Закон о личном статусе разделяет права мусульман и иных религиозных общин предоставляя мусульманам привилегии по сравнению с другими общинами[xxx] [30].

Кодекс Персонального Статуса 1953 года фактически содержит разные права и обязанности для восьми основных религиозных общин Сирии: друзов, христиан, езидов, арамейцев, алавитов, шиитов, евреев и суннитов. Персональные права и обязанности мусульман основаны на консервативной суннитской интерпретации ислама[xxxi] [31]. Так например, ст.548 УК САР исключает наказание мусульман за убийство неверной жены и/или убийство жены в приступе ярости[xxxii] [32].

Сирийское право предоставляя различный набор прав и обязанностей разным этно-религиозным группам выделяет курдов как этнос с самым большим ограничением в правах. Курдское население Сирии подвергается систематический дискриминации с момента получения Сирией независимости в 1946 году, что закономерно приводит их в союзники практически любого оппозиционного движения.

Вышеприведённые примеры идут вразрез с проецируемым за рубеж образом секулярного атеистического государства. Секуляризим предполагает не только разделение государства и религии но и равное отношение государства к своим гражданам независимо от их религиозной принадлежности . Кодекс 1953 года противоречит этой концепции и во многом повторяет положение немусульман в консервативных арабских монархиях[xxxiii] [33].

Такая система правового регулирования и поддерживаемая ею политическая система стимулирует компартментализацию и противоречия в обществе и противоречит проецируемому правительством Асада образу светской демократии. Это также является серьезным препятствием на пути национального примирения, особенно с курдской общиной[xxxiv] [34].

Со времён Хафеза Асада сирийское правительство придерживалось политики которая  узаконила религиозное разделение и противопоставляет различные этнические общину друг другу. Это помогает жёстко контролировать гражданское общество, подавлять оппозицию и поощрять силы (включая племенные организации) поддерживающие режим Асадов[xxxv] [35].

Усиливая религиозные институты

В своей речи 7 декабря 2020 года президент Башар Асад отметил заслугу религии в борьбе с терроризмом назвав ее таким же орудием как и армия защищающим общество от ереси и соблазнов. Он особенно отметил роль Министерства по делам религий во время войны, заметив, что министерство и духовенство очистили города, освобождённые армией, от отсталости, фанатизма и ересей и распространяя там «правильную» исламскую мораль.

Правительство понимая, что значительная часть суннитской общины находится если не в прямой оппозиции, то по крайней мере в режиме выжидания, обратилась за поддержкой к другим конфессиям и устроило несколько межконфессиональных мероприятий в свою поддержку, включая массовые митинги в разных концах страны, и крупных городах, таких как Хомс, Хама и Алеппо[xxxvi] [36]. Все мероприятия проходили под руководством суннитского духовенства, при активном участии христианских священников и шиитских улемов.

Правительство активно использует духовенство в процессе национального примирения и расширяет присутствие и влияние верных правительству духовных организаций в освобождённых от террористов регионах. Одной из самых крупных духовных организаций является al-Fariq al-Dini al-Shababi (Молодежная религиозная команда, МРК) возглавляемая сыном министра по делам религий, Аблуллой Саедом. Она была создана в 2016 году как волонтерское движение, задачей которой является обучение и мобилизация молодых священнослужителей на борьбу с религиозным экстремизмом в любых его проявлениях. МРК организует учебные курсы и конференции по всей стране используя, в том числе, «Нур аш-Шам ТВ», официальный канал Министерства по делам религий. Умеренная оппозиция регулярно критикует МРК за предоставляемые ее членам привилегии и назначения. Правительство использует МРК для формирования нового поколения лояльных улемов[xxxvii] [37].

Учитывая религиозную основу большой части организаций и движений воевавших с режимом Башара Ассада, возникла насущная необходимость предоставить Министерству по делам религий дополнительные полномочия. Они были предоставлены Указом №16 изданным в сентябре 2018 года[xxxviii] [38]. Указ значительно расширил полномочия министерства для того, чтобы предотвратить возможность религиозной мобилизации оппозиции и расширить поддержку кампании правительства по национальному примирению. Указ №16 позволяет министерству создавать свои коммерческие структуры и получать прибыль от их деятельности минуя Министерство финансов и Центральный банк. Фактически в настоящее время Министерство по делам религий является полностью независимой структурой с номинальным подчинением премьер-министру. Даже до этого указа Министерство по делам религий было одной из самых богатых структур в Сирии за счёт постоянного потока благотворительных пожертвований и обладало обширными владениями являющимися религиозными объектами с времен Османской Империи.

Указ №16 узаконил отношения министерства с МРК и разрешил ему управлять финансовыми и образовательными учреждениями и устанавливать правила для культурных и творческих организаций. МРК предоставлено право обучать и контролировать молодых священников, выступать против определенных правил морали и собирать религиозной налог (закят). Указом были созданы подготовительные курсы шариата для поступающих в университет и религиозные советы в мечетях, независимые от Министерств просвещения  и высшего образования.  Все это усилило роль Министерства по делам религий за счёт ослаблений полномочий верховного муфтия в борьбе за влияние,  деньги и власть между этими религиозными суннитскими организациями. Указ дал министерству полномочия по назначению великого муфтия, что ранее было прерогативой офиса президента и лишило верховного муфтия права возглавлять Высший религиозный совет. Это право было передано министру, что вызвало ожесточённую критику как со стороны проасадовской части духовенства так и оппозиции[xxxix] [39]. Это явный знак исламизации сирийского общества. Парламенту удалось за последние два года несколько урезать полномочия министерства и лично министра, но остановить расширение роли и влияния министерства на общество не удалось.

Режим Асада реализуя политику укрепления своего контроля над мусульманскими организациями упразднило должность великого муфтия Сирии в ноябре 2021 года и передало его полномочия Исламскому совету докторов юриспруденции, ещё одного органа тесно аффилированного с министерством. Это окончательно подчинило все мусульманские организации министерству.

Эта тенденция усиления исламизации сирийского общества прослеживается и в других действиях правительства. Официальные лица на разных уровнях стремятся заручиться публичным одобрением своих действий улемами. Даже чисто светские общественные организации, как например Союз студентов, считают уместным, и даже модным спонсировать религиозные организации[xl] [40].

Нет секуляризма без демократии и всеобщего равенства

Клан Асадов, пришедший к власти в 1970 году, возглавлял более умеренное крыло баасисткого движения, социальная база которого была очень узкой. Основной задачей обоих Асадов всегда было расширение социальной базы их режима и увеличение контроля за обществом. Репрессивные меры 1970-х годов оказались недостаточными, в результате чего в начале 1980-х по Сирии прокатилась волна бунтов и восстаний. Начиная с конца 1980-х Асады расширили набор тактик контроля над обществом и начали процесс постепенной экономической либерализации для привлечения на свою сторону средний класс городских торговцев и мелких предпринимателей.

До недавнего времени это работало, но отсутствие идеологической гегемонии режима долгое время вынуждало клан Асадов маневрировать между разными религиозными и этническими группами. Увеличение влияния среднего, в основном суннитского,  класса заставило режим уделять больше внимания исламу (как доминирующей в обществе религии), а открыто религиозный характер гражданской войны поставил перед ним задачу по усилению контроля за исламом и религиозными организациями в целом.  Проведя эксперименты с различными методами контроля, Асады пришли к выводу, что государство должно возглавить и контролировать ислам, одновременно наслаждая обществу выгодную государству интерпретацию законов шариата. Это не только ведёт к исламизации сирийского общества, но и входит в противоречие с основными идеями идеологии баасизма.

Режим Асадов перестал быть светским защитником плюрализма сирийского общества. Узаконенное фактическое слияние улемы с государством ставит  режим Асадов в один ряд с   классическими исламскими теократиями такими как Саудовская Аравия, Бахрейн, Иран или Катар.

Нынешнее состояние как межконфессиональных отношений в Сирии, так и отношений религии с государством не позволяет сделать вывод о временном характере мер направленных на исламизацию общества и слияние государства с суннитскими улемами. Нет оснований полагать, что влияние исламских радикальных сект и организаций будет уменьшаться. Как показывает история отношений Асадов с исламом, они в своей борьбе с исламским экстремизмом решили возглавить уламу через подчинение духовенства министерству и создать сеть лояльного к режиму духовенства, пропагандирующего лояльную режиму интерпретацию шариата.

Остаётся только наблюдать сумеют режим Асадов остаться умеренным режимом или исламизация сирийского общества приведёт к его радикализации.

Возможность радикализации режима Асада необходимо учитывать в выработке политики Российской Федерации как в Сирии так и в целом на Ближнем Востоке.

[i] [41] https://newlinesmag.com/reportage/apologists-call-assad-secular-assad-tells-syrians-otherwise/ [42], полное выступление можно найти здесь: http://sana.sy/?p=1272991

[ii] [43] Необходимо учитывать, что под руководством Хафеза Асада Партия арабского социалистического возрождения (Баас) трансформировалась из леворадикального пан-арабского движения в умеренное социал-демократическое массовое движение призванное поддерживать политику и решения принимаемые в семье Асадов и военными

[iii] [44] Ayse Baltacioglu-Brandner, Alawites and the Fate of Syria, 2013, цит.по

https://origins.osu.edu/article/alawites-and-fate-syria?language_content_entity=en

[iv] [45] Все руководство баасистского движения захватившего власть в 1963 году были алавитами из разных кланов (Джадидов, Умранов, Асадов и Хафезов), кроме суннита  Зияда Харири (отстранённого впрочем сразу же от руководства) и друза Салима Хатума

[v] [46] Alistair Drysdale, Raymond A.Hinnebusch, Syria and the Middle East Peace Process, Council of Foreign Relations, 1991, стр.222

[vi] [47] Алавиты являющиеся потомками древних арамейцев с точки зрения традиционного ислама представляют собой шиитскую еретическую секту

[vii] [48] Thomas Pierret, “The State Management of Religion in Syria: The End of ‘Indirect Rule’?” in Steven Heydemann and Reinoud Leenders (eds.), Middle East Authoritarianisms: Governance, Contestation, and Regime Resilience in Syria and Iran (Stanford, CA: Stanford University Press, 2013), p.97

[viii] [49] Ibid., 83‒106

[ix] [50] https://english.alaraby.co.uk/analysis/syria-insight-assad-regimes-battle-religious-legitimacy

[x] [51] Laila Rifai, “Syria’s Regime Has Given the Fatah Islamic Institute Influence, But at What Cost?” Malcom H. Kerr Carnegie Middle East Center, December 13, 2018, https://carnegie-mec.org/2018/12/13/syria-s-regime-has-given-fatah-islamic-institute-influence-but-at-what-cost-pub-77949 [52].

[xi] [53] Ayse Baltaciouglu-Brander, op.cit. Здесь приводится уточнённый перевод с оригинального текста на арабском языке имеющийся в распоряжении автора.

[xii] [54] Копия письма имеется в распоряжении автора. Его содержание изложено в Daniel Byman, Jennifer R.Williams,  ISIS vs. Al Qaeda: Jihadism Global civil war, Brookings Institute, 2015, сокращённая версия опубликована в National Interest, 24 февраля 2015 года.

[xiii] [55] https://origins.osu.edu/article/tradition-vs-charisma-sunni-shii-divide-muslim-world

[xiv] [56] https://origins.osu.edu/article/syrias-islamic-movement-and-2011-12-uprising

[xv] [57] https://charlierose.com/videos/28203

[xvi] [58] Цит. по https://www.aljazeera.com/news/2012/11/8/assad-vows-to-live-and-die-in-syria

[xvii] [59] https://english.alaraby.co.uk/analysis/syrian-displacement-palestinian-perspective

[xviii] [60] См. например, Line Khatib, Islamic Revivalism in Syria: The Rise and Fall of Ba’thist Secularism, Routlege publishers, 2011

[xix] [61] Thomas Pierret, Baas et Islam en Syria, La dynastie Assad face aux oulémas, 2011, Universitaires en France

[xx] [62] Line Khatib, Op.cit., стр.32

[xxi] [63] См. Детальный анализ в Knowledge programme Civil society in West Asia, Editor: Salam Kawakibi  Special Bulletin 2,  Humanitarian Institute for Cooperation with Developing Countries, Гаага, 2013 г,, Глава 1

[xxii] [64] https://syriauntold.com/2020/12/05/a-revolution-between-gender-and-home/

[xxiii] [65] https://euromedrights.org/wp-content/uploads/2017/11/Factsheet_VAW_Syria_EN_Nov2017.pdf

[xxiv] [66]https://tbinternet.ohchr.org/Treaties/CEDAW/Shared%20Documents/1_Global/INT_CEDAW_SED_58_22164_E.pdf

[xxv] [67] Rahaf Aldoughli, Departing ‘Secularism’: boundary appropriation and extension of the Syrian state in the religious domain since 2011,  British Journal of Middle Eastern Studies, август 2020 года,Цит. по https://www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/13530194.2020.1805299

[xxvi] [68]Rahaf Aldoughli, op.cit

[xxvii] [69] Статья 3, текст Конституции САР здесь и далее цитируется по английскому переводу https://www.refworld.org/docid/5100f02a2.html

[xxviii] [70] Там же

[xxix] [71] Ст.23

[xxx] [72] Dr Ibrahim Draji and Dr Rim Turkmani, Sectarianism and Personal Status Law in Syria: could an Optional Civil Law be the Answer? Цит.по  https://syrianconstitution.org/project/sectarianism-and-personal-status-law-in-syria-could-an-optional-civil-law-be-the-answer/

[xxxi] [73] Arab Centre for International Humanitarian Law and Human Rights Education, Razi al Diab, Religion and the Law in Syria. https://acihl.org/articles.htm?article_id=26

[xxxii] [74] https://euromedrights.org/wp-content/uploads/2017/11/Factsheet_VAW_Syria_EN_Nov2017.pdf

[xxxiii] [75] См. Например Report on International Religious Freedoms. United States Department of State. 28 July 2014, Washington, 2014, и Отчёт Amnesty International за 2012 о ситуации с правами человека в Катаре, https://www.refworld.org/docid/4fbe391669.html [76]

[xxxiv] [77] https://www.refworld.org/docid/4fbe391669.html [76]

[xxxv] [78] https://zenodo.org/record/895893#.YgFCrS-nyfA

[xxxvi] [79] https://cadmus.eui.eu/bitstream/handle/1814/71783/QM-08-21-176-EN-N.pdf?sequence=1&isAllowed=y

[xxxvii] [80] Томас Перрет и Лайла Алрефаал, Religious Governance in Syria Amid Territorial Fragmentation, Carnegie Endowment for Peace, Washington DC, https://carnegieendowment.org/2021/06/07/religious-governance-in-syria-amid-territorial-fragmentation-pub-84652?fbclid=IwAR0AdM_U92ZiHBOE3MsFXANCEBtOrpzTabHVqfuSwRAzwLOnNjrCFfUaLDI

[xxxviii] [81] Текст Указа цитируется по английском переводу размещённому на веб-сайте Сирийской Гражданской Платформы (Syrian Civic Platform) и доступен на https://www.scplatform.net/en/wp-content/uploads/2018/11/The-Ministry-of-Awqaf-Religious-Endowments.pdf

[xl] [85] Rahaf Aldoughli, Departing ‘Secularism’: boundary appropriation and extension of the Syrian state in the religious domain since 2011, Университет Ланкастера, опубликовано он Лайн 11 августа 2020 года в British Journal of Middle Eastern Studies, https://www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/13530194.2020.1805299