Успехи в налаживании стабильного политического диалога между Ираном и Узбекистаном носят более скромный характер. В Тегеране постоянно призывают к полномасштабному расширению политических отношений между двумя странами, подчеркивая насущную потребность интенсивного диалога между Тегераном и Ташкентом. Этого как раз и не получается. В первое десятилетие взаимного диалога у каждой из сторон имелись серьезные претензии друг к другу, которые с течением времени видоизменялись, но не теряли конфликтогенного потенциала. Иран не раз заявлял о том, что Узбекистан является основным каналом реализации политики США в центральноазиатском регионе. Его раздражали непрерывные изменения векторов политической ориентации Узбекистана. Зигзаги во внешнеполитических пристрастиях Узбекистана вызывали и вызывают в Иране повышенное внимание, ибо всякий раз сигнализируют о новом повороте в понимании политической реальности в регионе. Подобное можно констатировать и в наши дни. Иранские СМИ полны материалов на подобную тематику. Обратимся к одному из них. Популярный среди аналитиков интернет-портал «Иранская дипломатия» опубликовал на днях развернутый комментарий о внешнеполитических пристрастиях руководства Республики Узбекистан, какими они видятся из Тегерана, связывая их с трудностями стабилизации общих приоритетов. Автор исследования политолог Фарзин Рахмати Гилваи констатирует, что все три десятилетия Узбекистан «под влиянием сложившейся ситуации и для удовлетворения своих потребностей постоянно борется для достижения желаемых и корректируемых результатов». Вопрос не в том, чего он реально достиг на этом пути, считает Ф.Гилваи, а в какую цену это обходится. Политолог пишет, что общеизвестно, что Центральная Азия начала 1990-х гг. — регион нестабильности в экономике, слабости гражданского общества и удушающей политической атмосферы. Все это касалось и Узбекистана. И Узбекистану, так же, как и его соседям, пришлось ориентироваться на великие державы, «чтобы сохранить свою стабильность в регионе и на глобальном уровне, а также выйти из различных проблем в экономической, политической областях и сфере безопасности». Но в отличие от других государств ЦА (Казахстана, Киргизии, Туркменистана и Таджикистана), которые оказались в русле стабильного российского влияния, «эта страна всегда демонстрировала неустойчивое поведение во внешних отношениях на протяжении своей политической жизни».
Как считает иранский аналитик, это и предопределило многие дальнейшие ошибки и потери. Так, после развала СССР молодая страна в декабре того же года стала членом Содружества Независимых Государств, вступив в тесное взаимодействие с Россией.
Год спустя, в 1992 году, в разгар конфликта в Таджикистане, лидеры новых независимых стран ЦА призвали российское правительство взять на себя ответственность за поддержание стабильности и безопасности в регионе, формирование миротворческих сил. Ташкент стал тогда сердцевиной интеграционного политического процесса. Был проложен путь к формированию Ташкентского договора о коллективной безопасности, позже ставшего известным как Организация договора о коллективной безопасности (ОДКБ), куда вошли Россия, Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан, что демонстрировало пророссийский тренд узбекского руководства. Однако уже в 1994 г., пишет аналитик на интернет-портале «Иранская дипломатия», с вступлением в программу НАТО «Партнерство ради мира», «узбеки продемонстрировали уход из-под российского влияния, что стало одним из первых признаков их неустойчивой политики». Но очевидным плюсом для Ташкента было то, что в течение ряда лет страна получала от Запада помощь в военной сфере. Через два года после этого, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан, вместе с Россией и Китаем, сформировали Шанхайскую Организацию Сотрудничества, в которую потом вошел и Узбекистан. Затем, в 1999 г., продолжает в своей статье иранский политолог Ф.Гилваи, изменив ранее объявленным принципам, Узбекистан вышел из ОДКБ, и в том же году стал членом пакта ГУАМ, по сути — прозападного пакта безопасности. Впрочем, замечает иранский политолог, членство Узбекистана в ГУАМ длилось недолго, и в 2005 году Ташкент его покинул.
Страшный теракт 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке, продолжает в своем обзоре перипетий внешней политики Узбекистана иранский политолог Ф.Гилваи, стал новой точкой отсчета в геополитических пристрастиях Ташкента: он вновь повернулся лицом к США, «даже предоставив им военную базу в Ханабаде». Ситуация в Узбекистане складывалась таким образом, что после разгона тогдашним президентом РУ И.Каримовым протестующих в Андижане в мае 2005 г., когда США и коллективный Запад выразили протест против чрезмерных силовых действий правительства, приведших к массовым жертвам среди мирного населения, вектор политики Ташкекнта вновь претерпел изменения. В результате, пишет Ф.Гилваи, отношения между двумя странами вошли в стадию кризиса, из Узбекистана «ушла военная база США». Россия вновь стала центром притяжения для Узбекистана, и в 2006 г. страна вновь вошла в ОДКБ. Одновременно это обусловило в том же году вступление Узбекистана в пророссийский ЕАЭС. Однако, в который раз изменив приоритеты, подчеркивает иранский политолог, Ташкент через два года покинул и эту интеграционную структуру. Такая же участь постигла и членство Узбекистана в ОДКБ, которое завершилось в 2012 г.
Подобная неустойчивая политика правительства Узбекистана, пишет иранский политолог Ф.Гилваи, продолжилась и в последующее после 2012 г. десятилетие. Аналитик считает, что все эти зигзаги необходимы Ташкенту только для сиюминутного продвижения собственных интересов и достижения «своих целей и устремлений». Как утверждает политолог, все прошедшие годы узбекское правительство вело себя хаотично, поэтому «нестабильность является наиболее важной чертой этого феномена». По Ф.Гилваи, «цель всех этих колебательных движений — получить как можно больше пользы. Это достигается, допустим, сегодня в сотрудничестве с Россией, а завтра — в сотрудничестве с США». Аналитик полагает, что в основе таких политических шараханий Ташкента кроется попытка занять лидирующие позиции среди стран ЦА, победить соперников. А для этого, подытоживает аналитик, все средства хороши.
В Тегеране, между тем, заинтересованно отслеживают все реалии векторов сближения РУ. Вот и отмеченное на рубеже 2010-2020-х гг. очередное политическое сближение между США и Узбекистаном породило в Тегеране волну беспокойства. В МИДе ИРИ посчитали, что настало время встретиться лидерам двух стран, чтобы обсудить и решить разногласия, «что приведет к росту двусторонних связей». Иран, судя по публикациям в местных СМИ, понимает, что ему необходимо проводить в РУ более активную политику, чтобы не только потерять уже завоеванные позиции, а нарастить их новыми. В иранском арсенале, несмотря на переживаемые страной трудности, имеются экономические ресурсы, которые он может пускать в ход в случае необходимости. В ближайшее перспективе, если амбиции Ирана на региональное лидерство продолжат сопровождаться таким же мощным наращиванием своего экономического потенциала, в случае успешного выхода из ядерного кризиса, роль и влияние Ирана на страны ЦА, в том числе – Республику Узбекистан, могут существенно возрасти. Для этого Ташкенту необходима только большая предсказуемость во внешнеполитических приоритетах.