Сегодня отечественные и зарубежные научные и экспертные сообщества пока не выработали единой точки зрения по вопросу о роли армии в современном ближневосточном обществе, о формах ее взаимоотношений с гражданскими органами государ¬ства и способах влияния на политику. В западноевропейских государствах, в основе жизни которых лежат либерально-демократические ценности армия не является источником политической вла¬сти и находится под контролем гражданских властей. В то же время в большинстве арабских стран Ближнего Востока, которые сегодня переживают переходный этап своего развития от авторитаризма к демократии, на практике допускают активное участие армии в процессах обще¬ственной жизни вплоть до прихода военных к политической власти. Особенности военно-гражданских отношений на Ближнем Востоке во многом определяют специфику развития основных политических процессов в арабском регионе. Так, исследование механизмов политического контроля над армией дает возможность глубже понять природу власти во многих странах региона и политическую логику ее развития. Проблематика, связанная с ролью вооруженных сил в политической жизни ближневосточных государств, остается актуальной и сегодня, особенно в условиях активизировавшегося поиска основных направлений эволюции системы международных отношений на Ближнем Востоке. Таким образом, глубокое исследование проблем взаимоотношения армии и общества в арабских странах Ближнего Востока, процессов модернизации национальных вооруженных сил, их влияния на экономику и политику арабских государств могут способствовать более полному и адекватному пониманию меняющейся роли вооруженных сил в современном мире, более детальному исследованию социально-политических процессов на Арабском Востоке, более точному анализу и прогнозированию развития политической ситуации в странах этого региона.
* * *
Исторический ход событий на Ближнем Востоке после второй мировой войны на долгие годы вперед определил роль военных в развитии политических процессов в регионе. Вмешательство военных в политику определялось необходимостью усиления централизованного государственного управления для решения сложных социальных проблем и обеспечения ускоренного преодоления экономической отсталости. С другой стороны, приход к власти военных являлся следствием фактического отсутствия в обществе иной реальной социальной и политической силы на этапе обострения внутриполитических и социальных противоречий. Так, антимонархическая революция в Египте и выход армии на политическую арену в начале 1950-х гг. были во многом обусловлены тем обстоятельством, что национально-освободительное движение не имело авторитетного гражданского руководства. Существовавшие в тот период политические партии и организации отличались аморфностью и слабой организованностью. Не имея достаточного авторитета в обществе, они не могли стать во главе народных движений. Превращаясь в один из «центров силы», армия становилась организатором целого ряда переворотов и мятежей. Послевоенный период был своеобразным «золотым веком» военных переворотов на Арабском Востоке.1 С 1961 по 1969 гг. в 9 арабских странах произошло 27 переворотов и попыток взять власть вооруженным путем. За 22 года (с 1949 по 1971 гг.) в Сирии произошло 8 военных переворотов, в Ираке – 3 за 10 лет (1958-1968 гг.). В то же время роль армии была далеко неоднозначной. Так, в ряде случаев приход к власти военных мог инициировать проведение глубоких социально-экономических преобразований в обществе, в других – становился тормозом на пути прогресса страны. В период колониального правления в Сирии (1920 – 1946 г.г.) военные были одиозным символом и инструментом французской политики разобщения населения страны по конфессиональному признаку. После обретения национальной независимости в 1946 году и последующего перевода армии под контроль сирийского национального руководства в вооруженных силах произошли радикальные перемены. Перестав быть символом иностранного господства и национальной разобщенности, сирийская армия превратилась в один из важных государственных институтов и стала опорой национальной независимости страны. В Ираке, в начале 1920-х годов, офицеры с большим воодушевлением создавали монархию, ломая систему, унаследованную от старой турецкой власти. А в 1958 г. с не меньшим энтузиазмом офицерский корпус сверг королевский режим и установил республику.
Силовое вмешательство военных в политику являлось, как правило, результатом социальных революций, осуществленных в форме переворотов. В постреволюционных Египте, Сирии, Ираке армия отражала интересы тех социальных слоев и политических групп, которые пришли к власти на волне социальных революций. При этом наряду с функциями сохранения национальной независимости и государственного суверенитета, за армией законодательно закреплялись чисто политические задачи: защита целей баасистской революции (единство, свобода и социализм) в Сирии и охрана социалистических завоеваний народа в Египте. Приход к власти военных в Египте, Сирии, Ираке и ряде других арабских стран содействовал укреплению внутриполитической стабильности, ликвидации внутренней междоусобицы. С первых дней независимости во многих арабских странах военные располагали значительным влиянием в руководстве страны. Именно из офицерской среды вышли все президенты Египта – М. Нагиб, Г.А. Насер, А. Садат и нынешний глава государства Х. Мубарак. Это объяснялось тем, что на местах реальная власть зачастую концентрировалась в руках армейских командиров, решавших не только военные, но и общественно-государственные вопросы. К тому же, армия в этот период служила фактически единственным поставщиком кадров в государственно-административный аппарат. В Египте в 1950-1960-х гг. практически все посты руководителей губернаторов провинций, глав египетских дипломатических миссий занимали представители армии или полиции. Поэтому военные быстро превращались в важнейший элемент новой элиты, контролирующей важнейшие сферы государственной деятельности. Утверждение армии и сил госбезопасности в государстве и обществе в качестве определяющей политической силы имело неоднозначные последствия для развития арабских стран и их вооруженных сил. С одной стороны, приход военных во власть инициировал глубокие изменения в общественной жизни и сдвиги в политической структуре общества, укрепил позиции нарождавшихся новых социальных сил. Для выходцев из сельских местностей и маленьких городов, представителей этно-конфессиональных меньшинств служба в армии была не только престижна, но и давала гарантированный материальный достаток. Армия предоставляла им также возможность сделать карьеру и приобрести определенный статус в обществе. В целом, армия привела к власти представителей мелкобуржуазных и средних слоев арабского общества. Значительная часть офицерского корпуса в 1950-1960-е годы была представлена выходцами именно из этих слоев, являвшихся носителями националистических настроений различного толка. Данное обстоятельство обусловило роль армии в политической системе арабских стран. Для многих выходцев из мелкобуржуазных слоев города и деревни, мелкого чиновничества, разночинной интеллигенции идеи об особой роли военных становились весьма привлекательными. Подобные теории находили благоприятный отклик в широких военных кругах, особенно среди молодых офицеров. Последние искренне верили в то, что гражданские правительства вряд ли способны обеспечить проведение необходимых социальных преобразований в рамках стабильности и конституционного порядка, обезопасить эти страны от угроз внутренней междоусобицы и внешней агрессии. Армия сплачивала выходцев из различных социальных и этно-конфессиональных групп населения в особый, сцементированный единой дисциплиной организм. А военная служба объективно придавала им новое политическое и идеологическое качество. Несмотря на свою кастовость, военные, придя к власти в той или иной стране, действовали в конечном итоге в интересах определенных групп населения. Таким образом, они оказывали влияние на выбор той или иной модели развития. В постреволюционных Египте, Сирии, Ираке армия отражала интересы тех социальных слоев и политических групп, которые пришли к власти на волне военных переворотов и революций. Движущими силами переворота 1936 г. в Ираке были иракские националисты и курдские патриоты. Сторонники панарабизма в Ираке принимали активное участие в антиправительственных выступлениях 1937-1938 гг. и в мятеже 1941г. Таким образом, армия служила орудием в руках правящей элиты для утверждения в обществе порядков, выгодных тем или иным социальным силам.
Приход военных к власти в ряде ключевых государств Арабского Востока оказал долговременное воздействие на процесс эволюции не только этих государств, но и региона в целом. Утверждение армии и сил госбезопасности в государстве и обществе в качестве определяющей политической силы имело неоднозначные последствия для развития арабских стран и их вооруженных сил. С одной стороны, удалось избежать внутренних междоусобиц, противостоять внешним угрозам, укрепить центральную власть, консолидировать общество, мобилизовать массы на решение острых социально-экономических проблем и таким образом продолжить движение по пути самостоятельного развития после достижения политической независимости. С другой, в государстве утвердилась авторитарная система власти, а развитие подлинно демократических институтов управления, гражданского общества было прервано. К тому же военные не всегда были достаточно профессиональны и последовательны в проведении реформ и осуществлении преобразований в обществе, особенно когда они угрожали корпоративным интересам армии. Поэтому внутриполитическая стабильность арабских стран на последующих этапах развития во многом определялась прекращением соперничества между гражданскими элитами и военными. Иными словами установлением и поддержанием определенного баланса военно-гражданских отношений в обществе.
Глубокая вовлеченность армии в гражданскую деятельность, обусловленная многоукладностью ближневосточных обществ и переходным характером их развития, имела свои временные рамки. После череды военных переворотов наступил период относительной стабилизации политической власти в странах Арабского Востока. В большинстве стран региона (за исключением Йемена, Судана и Мавритании) за последние тридцать с лишним лет военные не предпринимали попыток взять власть путем военного переворота. В результате, иорданский монарх Хусейн правил страной более четырех десятилетий вплоть до своей кончины (1953-1999 гг.). Сирийский президент Х. Асад руководил Сирией с 1970 г. и скончался на своем посту в 2000 г. Возможно, лишь вооруженное вмешательство США помешало С. Хусейну отпраздновать 25-летний юбилей своей президентской власти. Сменивший в 1981 г. А. Садата на посту президента Египта Х. Мубарак правит до сих пор. Во многом это было обусловлено логикой внутриполитического развития этих государств. Определенное воздействие оказал и внешний фактор, выразившийся, прежде всего, в усилении в конце 1960-х и в 1970-х гг. соперничества СССР и США за политическое преобладание на Ближнем Востоке и контроль над энергетическими ресурсами региона.
После череды военных переворотов наступил период относительной стабилизации политической власти в арабских странах. В результате на рубеже 70-80-ых г.г. XX века вооруженные силы обрели новую роль защитника власти, а не ее основного соперника. Развитие многих арабских государств в этот период характеризовалось сосуществованием военных режимов и гражданской власти в виде своеобразных военно-гражданских коалиций. При этом военные продолжают играть ключевую роль в определении социально-политических процессов в арабских странах. Это определяется местом армии и органов госбезопасности в обществе как единственного института государства, обладавшего реальной силой, способной гарантировать безопасность режима и обеспечить стабильность страны. Без активного участия или же поддержки армейского генералитета ни одно правительство в арабских странах не могло долго удержаться у власти. Когда в Египте около 20 тысяч солдат и офицеров из рот охраны порядка (Central Protection Force) взбунтовались из-за низких зарплат в 1986 г., египетская армия силой трех дивизий (около 25% численности регулярной армии) разгромила бунтовщиков. Брат президента Х. Асада Рифа’ат, предпринявший попытку захвата власти в 1984 г., столкнулся с противодействием армейского спецназа, других лояльных власти подразделений армии. То же можно сказать о восстаниях в Иордании в городах Керак в 1996 г. и Маан в 1998 г., где потребовалась помощь регулярных сил. Без активного участия или же поддержки армейского генералитета ни одно правительство в арабских странах не могло долго удержаться у власти. С другой стороны, использование армии для подавления оппозиционных выступлений было чревато определенными политическими издержками. Существующий военно-политический баланс мог быть нарушен в пользу армии. Зависимость власти от позиции военных усиливалась. Одним из последствий подавления упомянутого выше мятежа спецподразделений в Египте стало значительное укрепление властных позиций министра обороны маршала Абдель Халима Абу Газали. Эффективность подобных военных операций обеспечивалась тем, что в большинстве арабских стран была хорошо развита сеть специальных служб, в задачу которых входило наблюдение за потенциальными политическим оппонентами режима, в том числе и в армии. Добиться этого удалось во многом за счет централизации роли армии и органов безопасности в процессе эволюции политических институтов государства. Армия превратилась в особый институт государства, а военные были выведены из-под контроля общества. Поэтому в политическом плане лояльность армий больше соотносилась с режимом, нежели с народом, демократической системой или военной наукой. Исключением были страны, где армия позиционировала себя как хранителя республиканского строя или же создавалась для обеспечения идеологических задач. Так, в Турции военные с самого начала кемалистской революции отождествляли себя с защитниками светского республиканского строя правления. В Сирии и Ираке военные были призваны защищать идеи баасизма, в Иране – идеи исламской революции. В Ираке в начале 1980-х гг. так называемая «партийная милиция» Баас насчитывала около 50 тысяч человек.
Одновременно арабские правители все больше стремились ограничивать влияние военных на внутреннюю и внешнюю политику своих государств. Применительно к реалиям арабских стран это означало поиск эффективных средств, способных удержать армию от вооруженного захвата власти. Одним из важных элементов политики властей по налаживанию сотрудничества с армией служили личные отношения арабских лидеров с национальными вооруженными силами. Президент Египта Х. Мубарак и бывший президент Сирии Х. Асад командовали в свое время военно-воздушными силами своих армий. Иорданский монарх Хусейн окончил британскую военную академию и также уделял много внимания армии и нуждам военных. Даже таких гражданских лидеров как Саддам Хусейн часто можно было увидеть в военной форме и не только во время военных парадов. То же можно сказать и о молодом поколении арабских руководителей. Нынешний король Иордании Абдалла II командовал войсками спецназа и, возможно, продолжил бы свою успешную военную карьеру, если бы не стал монархом. С другой стороны, сирийский президент Б. Асад — врач по образованию, — когда потребовали обстоятельства, стал осваивать профессию военного, чтобы завоевать авторитет и поддержку в армии. Конечно, среди арабских лидеров немало и гражданских политиков. В арабских монархиях Персидского Залива, главным образом в Саудовской Аравии, наличие членов правящих королевских династий на высших постах в армии и спецслужбах являлось своеобразным контрольным механизмом, обеспечивающим лояльность армии и подчеркивающим ее роль как хранителя государства. Одновременно правители этих государств стремились деполитизировать военных, нанимая иностранных специалистов, и передавая основные рычаги управления в государстве гражданским политикам. Одним из важных результатов подобной практики явилось то, что после кризиса 1990-1991 гг. в Персидском Заливе лидеры арабских монархий отдали предпочтение в обеспечении своей безопасности не арабо-мусульманским войскам, а военным специалистам и советникам из США и Великобритании и их вооруженным силам. Подобная политика, хотя и не устраняла в теоретическом плане проблему лояльности национальных вооруженных сил, приносила на практике свои плоды. Офицерский корпус аравийских монархий, как правило, был далек от политики и не принимал участия в политической жизни страны.
В большинстве конституций арабских стран имелись статьи, которые устанавливали правовой статус вооруженных сил. Законодательство Египта запрещало военнослужащим заниматься политической деятельностью и принимать участие в работе каких-либо политических партий и организаций. При этом важно отметить конституционное закрепление принадлежности армии только государству. «Только государство имеет право создавать вооруженные силы», — декларировано в конституции Ирака 1970 года. Здесь же вооруженные силы характеризовались как достояние народа и его оружие для обеспечения своей безопасности, защиты независимости, единства территориальной неприкосновенности и осуществления своих национальных и общеарабских целей. Конституция Египта 1971 года (ст. 180) также устанавливает норму, в соответствии с которой только государство осуществляет строительство вооруженных сил, которые принадлежат народу. Аналогичные статьи имелись в конституциях Туниса (ст.22), Ливии (ст.26), Ирака (ст.31) и др., а также в конституциях арабских монархий. Так, статья 14 конституции Омана 1996 года гласила, что «только государство может учреждать вооруженные силы, организации общественной безопасности и другие формирования, являющиеся собственностью нации, в задачу которых входит защита государства, охрана безопасности его территории и спокойствия граждан. Никакая организация или отдельная группа не могут создавать военные или полувоенные формирования»; статья 159 конституции Кувейта гласила, что «только государство может устанавливать вооруженные силы и органы общественной безопасности в соответствии с законом». Таким образом, государство стремилось законодательно закрепить свой контроль над армией, одновременно придав ей характер «народности». 2
Роль армии как важного института политической системы в арабских странах определялась также через наделения главы государства широкими военными и внешнеполитическими полномочиями, прежде всего в таких основополагающих вопросах, как объявление войны и мира, всеобщей мобилизации, военного или чрезвычайного положения и т.д. Как правило, глава государства в арабских странах являлся верховным главнокомандующим, и в этом качестве осуществлял кадровую политику на всех высших военных постах в государстве, что имело первостепенное значение для установления им прямого контроля над армией. Бывший президент Сирии, главнокомандующий Х. Асад осуществлял личный контроль над всеми более или менее значимыми перемещениями в армии и спецслужбах. Несмотря на кадровые перемещения в саудовском руководстве после кончины короля Фахда летом 2005 г., новый монарх Абдалла и наследный принц Султан сохранили свои прежние посты в качестве главы Национальной гвардии и министра обороны, соответственно.
Важным условием предотвращения открытого вмешательства военных в политику являлось повышение их статуса в обществе. На рубеже XX –XXI веков карьера военного в большинстве стран Арабского Востока по-прежнему считалась престижной и выгодной с материальной точки зрения, особенно для представителей небогатых сословий и выходцев из сельской местности. Однако по сравнению с периодом 1950-1970-х гг. в результате развития образования и совершенствования технологической базы, появления новых профессий положение стало меняться. Молодежь из столичных городских центров, особенно с университетским дипломом, уже сдержаннее относилась к службе в армии. По мере экономического роста и появления обширной прослойки среднего класса, высококвалифицированные рабочие и служащие начинали получать больше военных. Поэтому социальный состав арабских армий все больше формировался за счет рекрутирования в вооруженные силы молодежи из малообразованных, бедных слоев и наиболее преданных власти групп населения. В тоже время развитие новых высокотехнологичных производств предполагало наличие в армии значительного числа высокообразованных, квалифицированных и технически грамотных специалистов. Этот вопрос уже достаточно остро стоит в арабских монархиях Персидского залива, в чьих вооруженных силах имеется значительный резерв высокооплачиваемых должностей, на замещение которых власти этих стран вынуждены приглашать иностранных специалистов.
С другой стороны, власть уделяла постоянное внимание расширению базы социальной поддержки режима за пределами армии. Наряду с военными опорными элементами социальной инфраструктуры власти в арабских странах становились чиновничество, партийная бюрократия, религиозные меньшинства, буржуазия, общественные организации. Таким образом, власть стремилась сбалансировать влияние военных в обществе. В ряде ключевых государств Арабского Востока (Египет, Сирия, Ирак) был создан мощный государственный сектор экономики, аккумулирующий сотни тысяч чиновников и связанных с ним бизнесструктур, чье материальное благополучие напрямую связано с бюджетной политикой властей. Рост бюрократического аппарата сопровождался, как правило, раздуванием численного состава армии. Во многих странах Арабского Востока, прежде всего в Сирии и Египте, численность вооруженных сил явно не соответствовала возможностям их эффективного обслуживания и тренировки личного состава. Наличие многочисленных силовых структур позволяло власти рассчитывать, что различные вооруженные формирования, часто соперничавшие друг с другом, могли служить определенным барьером на пути создания анти-режимной коалиции. Они также затрудняли негласную деятельность потенциальных заговорщиков по формированию оппозиционных групп в ключевых подразделениях, имевших влияние на политическое руководство и контролировавших основные линии связи и коммуникаций, стратегические объекты в столичных центрах. Например, численность сирийской армии (около 500 тыс. чел.) и ее структура делали практически невозможным или весьма затруднительным вариант силового свержения режима. Одновременно власти стремились использовать этнические и религиозные меньшинства своих стран и сформировать у них устойчивые интересы в сохранении и поддержке режима. Данная задача существенно упрощалась, если эти меньшинства удавалось вовлечь в репрессивные действия режима или возбудить у их представителей ненависть к большинству из-за их привилегированного положения в обществе. В этом случае у таких меньшинств появлялась устойчивая мотивация защиты режима. Так, в период баасистской власти в Ираке суннитское меньшинство, в основном выходцы из городов и деревень центральных районов Ирака, занимали ключевые посты в структурах власти. Курдов в регулярную армию не брали. Вместе с тем в Ираке были созданы лояльные режиму курдские вооруженные формирования. В то же время в составе регулярных сил был довольно значительный процент шиитов, отдельные представители которых служили на генеральских должностях. В Сирии наиболее значимые руководящие посты занимали представители алавитов, выходцы из клана Асадов-Махлюфов. Одновременно ставка делалась на суннитов из сельских местностей, которые враждебно относились к городской, прежде всего дамасской суннитской буржуазии. В Иордании выходцы из бедуинских племен Восточного берега стали основной опорой режима. Сыновья из знатных семейств занимали высшие должности в армии и гражданском аппарате. Власти королевства стремились сделать так, чтобы хотя бы один представитель каждой бедуинской семьи служил в армии.
Наличие многочисленных силовых структур позволяло власти рассчитывать, что различные вооруженные формирования, часто соперничавшие друг с другом, могли служить определенным барьером на пути создания антирежимной коалиции. В целом, арабские правительства много сделали для предотвращения открытого вмешательства военных в политическую жизнь своих стран. Во многом этого удалось добиться за счет использования многочисленных и под час весьма изощренных средств политического контроля над армией и службами безопасности.3
* * *
Наиболее распространенными средствами контроля над вооруженными силами являлись: индивидуальное материальное стимулирование военных и финансовая поддержка армии в целом. Удовлетворение корпоративных потребностей армии и личных интересов высшего командного состава имело целью сформировать устойчивую материальную заинтересованность внутри военной элиты в сохранении правящего режима. Все арабские руководители хорошо знали, что слабая и голодная армия не будет поддерживать режим. Поэтому они не жалели средств на армию, отдавая военным значительную часть национального бюджета. Как правило, расходы на оборону в ключевых государствах Арабского Востока составляли до 1\3 бюджета страны. Таким образом, укрепление лояльности военных шло за счет сокращения расходов на развитие и социальные нужды. Необходимость поддержания внутренней стабильности в условиях противодействия терроризму и экстремизму и нейтрализация внешних угроз дают основания предположить, что военные бюджеты арабских стран вряд ли будут сокращаться. К косвенным формам удовлетворения корпоративных интересов военных можно было отнести крупные затраты государства на приобретение современных систем вооружения. Подобные закупки производились не столько в целях укрепления национальной обороны и безопасности, сколько в интересах отдельных представителей военной элиты и были призваны удовлетворить самолюбие арабских лидеров, поддержать национальный престиж, продемонстрировать военную силу соседям по региону. Характерным примером этого могли служить арабские монархии Персидского залива.
Сегодня ведущие арабские монархии Персидского залива – Саудовская Аравия, Кувейт, ОАЭ тратят на закупку вооружений в среднем около 10% ВВП, что составляет в стоимостном выражении 21, 4 и 2,7 млрд. долларов США, соответственно. При условии, что действующие контракты на поставку оружия в Оман, Саудовскую Аравию, Кувейт и ОАЭ будут полностью выполнены, совокупные затраты этих государств на импорт оружия только в 2007 г. составят около 60 млрд. долларов США. Как и прежде лидирующие позиции занимает Саудовская Аравия. В 2006 г. королевство заключило контракт на поставку 72 боевых самолетов (Euro fighter Typhoon) на сумму в 11 млрд. долларов США. В ближайшие годы Саудовская Аравия планирует затратить около 50 млрд. долларов США на закупку ракетного вооружения, боевых вертолетов и танков. Во многих арабских странах устанавливались особые формы контроля над армией. Наиболее общей для всех стран региона формой такого контроля служило увеличение служб безопасности и создание так называемых «параллельных» военных ведомств. Наряду с выполнением задач по обеспечению безопасности, спецслужбы зачастую имели большое влияние на главу государства в определении политики режима. Таким образом, роль специальных служб и органов безопасности в общественно-политической жизни арабских стран стала постепенно приобретать особую значимость, в том числе и с точки зрения усилий власти по деполитизации национальных вооруженных сил. В то же время возможности арабских спецслужб были ограничены, если речь шла о подавлении крупного антиправительственного мятежа в регулярных армейских частях или массовых народных выступлений против власти. Как правило, гражданские политики избегали использования регулярных частей в разрешении внутренних конфликтов, справедливо опасаясь, что в условиях многоконфессионального общества это может привести к расколу армии и подрыву опоры власти. К тому же, для обеспечения внутренней безопасности требовались специальная техника и оборудование, особые профессиональные навыки, которыми регулярные армейские части не владели.
Поэтому на рубеже 1970-1980-х. гг. в большинстве стран региона регулярная армия постепенно разделяла свою прежнюю функцию контроля над внутриполитической обстановкой в стране с «параллельными» воинскими формированиями. Как правило, они были тесно связаны с режимом общинными и этноконфессиональными узами и интересами. Личный состав этих элитных войск подвергался усиленной идеологической обработке и имел значительно больше привилегий, чем в обычных службах безопасности и регулярных армейских частях. Характерной особенностью «параллельных» войск являлось то, что они могли быть использованы скорее для подавления внутренних беспорядков, чем для защиты государства от внешнего противника. В Саудовской Аравии «параллельные» войска представлены Национальной гвардией. Национальная гвардия Саудовской Аравии по своей численности (3 механизированные бригады, 5 пехотных бригад) была практически равна регулярной саудовской армии (3 бронетанковые бригады, 5 механизированных бригад, одна воздушно-десантная). «Параллельные» войска имели ряд отличительных особенностей. Как правило, они имели самостоятельную командную структуру. В той же Саудовской Аравии армия и Национальная гвардия находились под контролем различных принцев. Национальная Гвардия подчинялась непосредственно королю до 1962 г., когда король Фейсал назначил ее командующим наследного принца Абдаллу. Наряду с Национальной Гвардией в КСА действовали Специальные силы безопасности, подчинявшиеся непосредственно министру внутренних дел принцу Наифу. «Параллельные» войска были укомплектованы выходцами из тех групп населения, которых лидеры считали наиболее лояльными и преданными. Национальная Гвардия в Саудовской Аравии обычно рассматривалась как «племенная сила», сформированная в отличие от обычных армейских подразделений исключительно по родоплеменному принципу из племен, лояльных правящей династии. «Параллельные» войска дислоцировались в местах, наиболее «чувствительных» с точки зрения обеспечения безопасности режима. Десятитысячный отряд Республиканской Гвардии Сирии вместе с президентским полком осуществляли физическую охрану президента и его ближайшего окружения, а также обеспечивали безопасность тех районов Дамаска, где расположены президентский дворец, офисы и жилые помещения сотрудников президентской администрации.
Важным инструментом политического контроля над всеми силовыми структурами государства являлась кадровая политика арабских лидеров. Основной ее целью было использование разнообразных методов управления кадрами с тем, чтобы исключить малейшую возможность возникновения в вооруженных силах оппозиции, способной подорвать власть. В основе таких кадровых перемещений лежали не профессиональные качества офицера, а родственные связи и принцип личной преданности. Политическое руководство стремилось выдвигать тех, чья лояльность режиму была несомненна. В Сирии весь высший командный состав армии и спецслужб были членами правящей ПАСВ. Они подчинялись не только своему военному руководству, но и партийному в лице самостоятельного военного отдела партии. В основу ротации кадров был положен не принцип меритократии, а политической целесообразности. В армии и спецслужбах происходила частая ротация старших командиров с тем, чтобы не допустить формирования вокруг них групп единомышленников. В Египте президент Х. Мубарак жестко пресекал любые попытки отдельных представителей высшего военного командования чрезмерно усилить собственное влияние. Для упрочения своего контроля над армией он продолжил начатую А. Садатом практику регулярного тасования военных кадров высшего звена. Тот факт, что в ключевых странах Арабского Востока – Египте, Сирии и Ираке – после 1970-х гг. не происходили военные перевороты, может свидетельствовать об эффективности такой кадровой политики и наличии достаточно широкого диапазона техники выстраивания отношений власти с военными.
* * *
На этапе их перехода от авторитаризма к демократии сохранение политического контроля над вооруженными силами приоб¬ретает особое значение в арабских странах. В этот период консервативному генералитету нередко удается толкнуть армию или какую-то ее часть на выступления против незрелой «демократизирующейся» власти и попытаться вернуться к прошлому военно-авторитарному правлению. Предпосылки для неожиданных действий армий, кратно усиливаются в условиях глубокого социального кризиса и слишком поспешного перехода от одной общественно-экономической системы к другой. Подобное развитие ситуации нельзя исключать и в ряде арабских стран Ближнего Востока, где весьма напряженная внутренняя ситуация усугубляется общим негативным фоном региональных процессов и воздействием внешнего фактора. Поэтому, рассматривая политическую роль вооруженных сил на Арабском Востоке, вряд ли правомерным будет говорить о снижении риска захвата государственной власти военными как об уже устойчивой тенденции. Даже в последней четверти ХХ – начале XXI вв. армия неоднократно вмешивалась в политическую жизнь в различных арабских государствах. Так, в конце 1980-х южнойеменская армия установила контроль над югом страны и фактически способствовала ее объединению с севером. Похожая ситуация сложилась в Алжире в начале 1990-х, где военные отменили выборы в представительные органы власти, чтобы снять возможную угрозу прихода к власти исламистских радикалов.4
В то же время, в отличие от периода 1950-1960 гг., военные перевороты последних лет заметно отличаются от прежних. Прежде всего, это касается степени вовлеченности армии в политику, объема власти, находящейся в руках военных, характера ставящихся ими целей и решаемых задач. Все чаще во главе переворота становятся лидеры, которых условно можно назвать «арбитрами». Они не столько стремятся к захвату политической власти и длительному личному управлению государством, сколько к «наведению порядка» в нем. Целями таких переворотов чаще всего являются: сохранение баланса сил между соперничающими политическими группировками, укрепление конституционных основ власти, предотвращение резких перекосов в системе распределения экономических благ. В ряде случаев военные ставят цель изменить политический курс предыдущего правительства, повысить эффективность управления, перераспределить часть властных полномочий и общественных богатств, дабы избежать серьезных политических потрясений в стране. Как правило, они не стремятся к коренным преобразованиям экономической и политической системы. Более того, все чаще военные предпочитают действовать руками гражданских политиков, однако если им не удается таким образом достигнуть намеченных целей, они берут бразды правления в свои руки, но затем, как правило, достаточно быстро возвращаются в казармы.
Сегодня от позиции военных во многом зависят и дальнейший ход модернизации, и судьбы самих арабских режимов. Это особенно заметно в нынешний, непростой для арабских стран, период смены правящих элит и трансформации общества от жестко авторитарных типов правления к развитию в нем процессов либерализации и демократизации. Арабский мир стоит сегодня перед выбором. С одной стороны, без политической модернизации нельзя добиться уменьшения влияния военных на политику и поставить армию под контроль гражданского общества. С другой стороны, в представлении самих военных модернизация в регионе должна быть связана, прежде всего, с укреплением единства общества, сохранением территориальной целостности государства, проведением экономических реформ и строительством эффективных вооруженных сил, т.е., по существу, сводиться к модернизации экономической. Политическая же либерализация, особенно в условиях региональной нестабильности, возросшей угрозы раскола общества по религиозному и этническому признакам, усиления политической активности исламистов, рассматривается ими, в лучшем случае, как отдаленная перспектива. Во многом непропорционально большое влияние на власть военных обусловлено еще и слабостью самих ближневосточных политиков. Во главе ряда политических партий на Арабском Востоке стоят лидеры, которые слабо прислушиваются к идущим снизу призывам обновления. Подобная политическая «глухота» не позволяет им адекватно реагировать на происходящие в мире и регионе изменения и попытаться легитимизироваться в рамках новой идеологии и политической практики. Прежняя конфигурация власти блокирует новые инициативы и консервирует традиционную систему выдвижения руководящих кадров. В результате, влияние военных в политике в условиях переживаемого регионом кризисного этапа развития остается весьма значительным, потому что гражданские политики далеко не всегда способны обеспечить долговременную политическую стабильность и эффективное управление страной. Постоянное стремление военных находится рядом с властью, а то и внутри нее, имеет и обратный эффект, как правило, негативный. Это проявляется в ослаблении способности гражданских властей эффективно контролировать свое политическое пространство и самим эффективно руководить политическим процессом. Как уже указывалось, слабость и неуверенность гражданских властей во многом детерминировалась особым статусом военных, утвердившимся в национальном сознании и исторической памяти народа. Политический класс смотрел на многие процессы в стране глазами военных, опасаясь бросить вызов армии. Даже вопросы, которые в демократических странах решались бы в сфере гражданской политики, социологии, культуры и экономики, становились в государствах региона предметом национальной безопасности и автоматически включались в компетенцию военных. Политическое пространство, где гражданские власти могли бы действовать политическими средствами, оставалось, таким образом, весьма ограниченным, а действия политиков (всегда с оглядкой на военных) зачастую оказывались неэффективными, вызывали недоверие значительных групп населения и низкий уровень народной поддержки. И, напротив, на этом фоне доверие к военным было в обществе высоким. Не удивительно, что армия и до сих пор остается наиболее влиятельной политической силой в арабских государствах Ближнего Востока, а уровень гражданского контроля над вооруженными силами — весьма незначительным.
Это, однако, не означает отсутствия всякого прогресса в этом отношении. Несмотря на относительную слабость своей социальной базы и нестабильность многопартийной системы, гражданские власти в ряде арабских государств (Египет, Сирия) все же способствовали введению в политическую практику элементов плюрализма и большего динамизма. Способность гражданской системы управления справляться с кризисными ситуациями в последнее время окрепла. Во многих государствах региона военные, продолжая пользоваться большим влиянием и доминируя в решении ряда специфических проблем, уже не могут контролировать власть и страну. В целом, проблема встраивания программ модернизации армий в общий процесс реформ и демократизации в регионе должна рассматриваться не только с региональной точки зрения, а в более широком плане – как обеспечение безопасности и стабильности во всем мире. Это тем более верно, поскольку данный регион обладает ядерным оружием и является зоной опасных международных конфликтов.
Сегодня в подавляющем большинстве арабских стран гражданское общество только начинает складываться. Между формирующимся гражданским обществом и военными сохраняется немало противоречий. Первое выступает за глубокое рефор¬мирование армии, которая сохраняет все признаки вооруженных сил авторитарной системы, а власти стремятся сохранить статус-кво, опасаясь нарушить сложившийся баланс сил и интересов. Даже в такой светской и демократической стране как Турция, правящая элита, особенно ее военное крыло, пока отрицательно реагируют на эти предложения. Военные стремятся всячески сохранить свое особое положение в обществе, ссылаясь на внешнюю угрозу, опасность радикального исламизма и этнического сепаратизма. Если в конечном итоге арабские страны Ближнего Востока выберут демократический путь развития, то гражданское общество постепенно станет играть решающую роль в формировании власти и полити¬ки, осуществлении контроля над основными сферами жизни и деятельности государства, в том числе и над армией. Однако в условиях неразвитости демократических институтов в арабских государствах Ближнего Востока и практически полным отсутствием в них подлинно гражданского общества, сегодня можно говорить не столько о гражданском контроле над армией, сколько о контроле со стороны политической власти, в состав которой наряду с гражданскими политиками входят также и представители военных кругов.
В этой связи изучение нынешнего этапа развития военно-гражданских отношений в регионе и оценка степени потенциальной угрозы их стабильности невозможны в отрыве от рассмотрения проблем смены власти и сохранения стабильности правящих арабских режимов.
1.Подробнее об этом периоде истории арабских армий см: Г.И. Мирский. «Третий мир». Общество, власть, армия. М., 1976
2.См. М. А. Сапронова. Государственный строй и конституции арабских республик. М., 2003
3.Подробнее о взаимоотношениях армии и власти в современных арабских странах Ближнего Востока см: Владимир Ахмедов. Армия и власть на Ближнем и Среднем Востоке в эпоху глобализации и модернизации. Аналитический доклад. Центр ближневосточных исследований МГИМО(У) МИД РФ. Выпуск 5 (10) июнь 2006
4.О роли армии в отдельных арабских странах см: Армия и власть на Ближнем Востоке. Под редакцией В. М. Ахмедова. М., 2002