Индия
В отличие от Китая, Индия дождалась весны 2022 года, прежде чем предпринять попытку сближения с правительством движения «Талибан» (запрещено в РФ). На протяжении 1990-х годов Индия была стойким сторонником антиталибского Северного альянса, а после 2002 года – Исламской Республики Афганистан, оказывая экономическую и ограниченную военную помощь. Неудивительно, что Нью-Дели выступал против возобновления переговоров США с талибами, которые привели к подписанию мирного соглашения в феврале 2020 года. Принятое в июне 2022 года решение возобновить дипломатические отношения с талибами и оказать Афганистану ограниченную гуманитарную помощь представляют собой серьезный прорыв в политике Индии. Талибы предоставили гарантии безопасности индийскому посольству, а также всем возвращающимся в Афганистан дипмиссиям, но прецедент в виде нападения боевиков «ИГ-Хорасан» (запрещено в РФ) на российское посольство в Кабуле 5 сентября может изменить намерения Нью-Дели, учитывая предшествующий этому инциденту теракт против общины сикхов. В целом, индийское правительство пришло к выводу, что «Талибан» остается у власти в Афганистане и что такие вооруженные оппозиционные группы как Фронт национального сопротивления (ФНС) не представляют серьезной угрозы его интересам. Следуя принципу держать врагов ближе, чем друзей, Индия подсчитала, что открытие посольства в Кабуле и установление ограниченных отношений с талибами дает ей, по крайней мере, осведомленность о происходящих в Афганистане политических процессах. Как и в случае с Китаем, вопросы безопасности, в первую очередь борьбы с терроризмом, определяют повестку Индии в Афганистане. Нью-Дели не выгодно, чтобы действующие в Кашмире террористические группировки, такие как «Лашкар-е-Тайба» (запрещена в РФ) и «Джаиш-е-Мохаммад», могли получить убежище в Афганистане. Руководство «Талибана» дало Индии те же обещания, что и всем остальным: оно не позволит террористическим группировкам совершать нападения из Афганистана на другие страны. Но контртеррористические действия «Талибана» в отношении Индии, скорее всего, будут такими же, как в случае с Западом и Китаем: обещание препятствовать ведению подрывной деятельности с территории Афганистана, но не изгнание вышеупомянутых террористических группировок, которые фактически сохраняют там свое присутствие. Восстановив отношения с Кабулом, Нью-Дели в некоторой степени подорвал намерения Пакистана использовать Афганистан в качестве стратегической единицы в военной конфронтации с Индией. Ранее сообщалось, что талибы выразили заинтересованность в отправке в Индию военнослужащих для обучения. Таким образом, по мнению ряда зарубежных экспертов, «Талибан» не оправдал надежд Пакистана на то, что движение и дальше позволит Межведомственной разведке (МВР) быть своим ключевым спонсором, как это было на протяжении трех десятилетий. Даже самое радикальное крыло «Талибана», известное как «Сеть Хаккани» (запрещена в РФ), которая очень близка к МВР, не поспособствовало прекращению антипакистанских террористических операций группировки «Техрик-е-Талибан-Пакистан» (ТТП, запрещена в РФ), а вместо этого договорилась о ряде неудовлетворительных соглашений о прекращении огня. Как и предыдущие афганские правительства, талибы бросили вызов Пакистану по поводу демаркации афгано-пакистанской границы, известной как Линия Дюранда, что даже привело к вооруженным столкновениям.
Вопросы политического плюрализма и прав человека
Китай и Индия не раз высказывались о поддержке инклюзивного правительства в Афганистане, в которое должны войти неталибские и непуштунские фракции. Однако их определение инклюзивности отличается от западного и сосредоточено главным образом на интеграции ключевых влиятельных фигур из этнических меньшинств в правительство «Талибана», а не на подлинной подотчетности и широком представительстве. Тем не менее, талибы не намерены двигаться даже в этом направлении – они продолжают управлять пуштуноцентричным правительством с момента своего возвращения к власти. Движение даже маргинализировало собственных командиров из числа этнических меньшинств – узбеков, таджиков и хазарейцев, которые критически относились к захвату его боевиками районов страны, где преобладают непуштунские народности. И Китай, и Индия поддержали требование обеспечить афганским девочкам доступ к среднему образованию, но ни одно, ни другое государство не делало категоричных и частых заявлений по этому поводу. Разногласия внутри международного сообщества по поводу дальнейшего взаимодействия с талибами ослабляют его способность формировать единую линию поведения по данному вопросу. Кандагарский центр власти Хайбатуллы Ахундзада уже невосприимчив как к внешним, так и к внутренним воздействиям, в том числе со стороны других фракций талибов. Более интернационально ориентированные сегменты «Талибана», в том числе главы силовых ведомств Мулла Якуб и Сираджуддин Хаккани, вероятно, подсчитали, что вряд ли смогут сохранять контроль над Афганистаном более чем на несколько лет, если главари движения продолжат быть сторонниками жесткой линии, а экономика страны останется неустойчивой. Тем не менее, сохраняющиеся внутренние репрессии против женщин, этнорелигиозных меньшинств и политических оппонентов, характерные для первого года существования режима талибов, со временем, вероятно, поставят под угрозу даже выделение Афганистану международной гуманитарной помощи. Пока нет оснований полагать, что гуманитарные и экономические усилия Китая в Афганистане компенсируют потерю западной поддержки. Однако изоляция режима талибов и постоянные отказы в помощи и финансовой ликвидности едва ли изменят курс движения. Скорее всего, вместо этого руководство углубит его в догму, ориентированную на внутреннюю духовную жизнь, а также, вероятно, расширит пропаганду угрозы гражданской войны. Тем не менее распад режима талибов, ведущий к гражданской войне в Афганистане, еще больше противоречит международным целям борьбы с терроризмом. При нынешнем положении вещей единственным результатом гражданской войны будет более фрагментированный и нестабильный Афганистан.