Решение администрации президента Буша в 2003 г. вторгнуться в Ирак в отсутствие непосредственной угрозы национальной безопасности США и без санкции Совета Безопасности ООН вызывает споры среди бывших и нынешних американских и международных официальных лиц и экспертов по Ираку и Ближнему Востоку в целом. Ключевым моментом дебатов о вторжении остается предпосылка нападения – то, что режим Саддама Хусейна, в нарушение резолюций Совета Безопасности ООН, принятых после его вторжения в Кувейт в 1990 году, сохранил огромные запасы химического и биологического оружия, баллистические ракеты большой дальности и программу создания ядерного оружия. Вторжение было ярким примером «превентивной войны» – военных действий, предпринятых для предотвращения получения соперником возможностей, которые позволили бы ему одержать верх. Спустя 18 месяцев после катастрофических нападений «Аль-Каиды» (запрещена в России) на Соединенные Штаты 11 сентября 2001 года, американские официальные лица объяснили интервенцию в Ирак как меру, гарантирующую, что режим Саддама Хусейна никогда не сможет использовать ОМУ против Соединенных Штатов или передать ОМУ «Аль-Каиде» или другим террористическим группам. Тем не менее, Исследовательская группа Ирака (ISG), миссия по установлению фактов, созданная коалиционными силами, не обнаружила значительных запасов ОМУ в Ираке. В январе 2004 года первый глава ISG Дэвид Кей начал давать свои показания перед Комитетом по вооруженным силам Сената США с заявления: «Позвольте мне начать с того, что мы почти все ошибались [в отношении активных программ и запасов оружия массового уничтожения в Ираке], и я, конечно, включаю себя сюда». Ошибочное оправдание вторжения в Ирак остается источником широко распространенной критики и используется для подрыва отрицательной позиции США по военной операции России на Украине. Эксперты Ближневосточного центра Карнеги указывают на то, что, чтобы понять наследие американского вторжения в Ирак в марте 2003 года, необходимо начать с сравнения его с первой оккупацией страны западной державой, Великобританией, в марте 1917 года. Ирак — редкий случай постколониальной нации, которая была оккупирована — хотя и ненадолго — во второй раз. Но помимо этого, существуют значительные различия между двумя этими эпизодами. Великобритания была колониальной державой по преимуществу, осуществляя территориальную экспансию и военную оккупацию как обычное поведение великих держав в то время. Колониализм был общепринятой нормой в евроцентричном мировом порядке, в соответствии с которым выход на внешние рынки и обеспечение контроля над стратегическими сухопутными и морскими объектами были modus operandi. На постосманских территориях границы и «национальные» идентичности были неустойчивыми, что облегчало колониальным державам их разделение и требование мандата на приведение вновь созданных государств к «цивилизации». В 2003 году все было совершенно по-другому. Эпоха колониализма закончилась, и такие страны, как Ирак, стали свидетелями эволюции государственной структуры, коллективной идентичности и чувства национализма (хотя по поводу значения этого национализма росло разделение). В отличие от традиционного колониализма, американская оккупация Ирака, похоже, не была обусловлена — по крайней мере, в первую очередь — поиском новых рынков или доступом к геостратегическим районам или даже желанием контролировать нефть, как предполагалось. Скорее, как предполагают многие опубликованные исследования о принятии решений в администрации Дж.Буша, решение о вторжении в Ирак было в значительной степени продиктовано соображениями безопасности, порожденными терактами 11 сентября, смешанными с идеологическими мотивами и верой в американскую миссию демократизации и либерализации. Нападения радикальных исламистов на территорию США активизировали эту идеологию и усилили агрессивность администрации Буша. Но дела пошли не в этом направлении по двум основным причинам.
Во-первых, навязанная извне революция в Ираке нуждалась бы в мощном местном партнере, который придерживался бы того же видения и мобилизовал людей вокруг него. Такого партнера не было. Десятилетия жестокой и кровавой диктатуры, сопровождавшиеся войнами, международными санкциями и экономическим обнищанием, уничтожили средний класс, ликвидировали политические партии и глубоко ослабили гражданское общество — всех потенциальных агентов таких революционных изменений. Действительно, когда режим Саддама Хусейна пал, единственными действующими массовыми движениями были религиозные, в основном представленные шиитскими клерикальными сетями (такими, как та, которую Муктада ас-Садр унаследовал от своего отца), и исламистскими радикальными сетями, которые начали заполнять вакуум в суннитских районах после падения баасистов. Вскоре «сопротивление», а не демократия, стало доминирующим лозунгом в этих областях. У групп, которые заполнили вакуум, будь то через массовую мобилизацию или партнерство с оккупационными властями, были иные планы, чем у США. Они не только не смогли коллективно выработать видение, которое сделало бы Ирак функционирующей демократией, поддерживаемой Западом, как предполагали США, но они были в значительной степени обусловлены сектантскими, этническими и партикуляристскими представлениями. Быстро идея иракской демократии выродилась в элитарный договор между общинными лидерами, получившими доступ к нефтяной ренте и партизанским ополчениям. В этой связи рискнем отметить от себя, что принятие решения о интервенции в Ирак не было продиктовано вопросами безопасности: «Аль-Каиды», которая собственно и была главной угрозой для американских целей, там не было, а наличие ОМУ было выдумкой самой администрации Буша. Иракская авантюра – это смешанный продукт личных амбиций президента Буша и стремления неоконов (прежде всего Д.Чейни) установить некий контроль над нефтяными месторождениями Ирака. Последнее как раз не получилось: ни одна американская компания на иракском рынке не присутствует, а контроль этот осуществляется путем монополии США на все те же «нефтедоллары». И это можно делать было делать и без всякой войны. При этом в этих расчетах напрочь отсутствовал страноведческий аспект и главенствовал принцип буквально «насаждения демократии», что свидетельствует только об убогости уровня подготовки тогдашней американской политической элиты. В этой связи одним из главных выводов иракской истории – это провал плана насаждения «демократии западного образца» в арабских странах. И это доказывает на только Ирак, но и Ливия, Тунис и АРЕ.
Во-вторых, американская оккупация не управлялась с помощью четко сформулированного долгосрочного плана. Это был всего лишь вопрос месяцев между объявлением себя оккупирующей державой и передачей власти разделенной иракской элите, поглощенной соперничеством фракций и краткосрочными интересами. Цель быстро изменилась с спонсирования проекта государственного строительства на обеспечение условий для безопасного вывода войск. Даже меры экономической либерализации, принятые Коалиционной временной администрацией, были продиктованы недальновидными неолиберальными идеями, которые не смогли понять решающую роль именно государства на Ближнем Востоке как агента развития. Слово «развитие» исчезло из политического дискурса, и возобладал язык, основанный на идентичности, поскольку иракцы были сведены к этническим и сектантским группам. Результатом, усиленным и углубленным правящими этническими и религиозными группировками, стала система рантье, зависящая от цен на нефть и захваченная мафиозными группировками, которая импортировала почти все и пренебрегала решением водного и климатического кризисов, в то время как безработица резко возросла. В сегодняшнем Ираке правительство было сформировано коалицией, которая получила голоса всего 15% избирателей, в основном из-за низкой явки и растущего разочарования в системе. Своекорыстный альянс политических групп, вооруженных сил и судебных учреждений возрождает законы эпохи Саддама Хусейна и использует их для ограничения свободы слова, индивидуальных свобод и политической активности. Правоохранительные органы терпимо относятся к политическим убийствам. В этой связи отметим главное – страноведческий инфантилизм привел к тому, что на фоне этого хаоса к власти пришло правительство, в котором доминируют арабы-шииты, имеющие давние и обширные связи с Ираном и его Корпусом стражей исламской революции (КСИР). Группы, которые занимали видное место при сменявших друг друга иракских режимах, включали Верховный исламский совет Ирака и партию Даа’ва – антисаддамовские шиитские повстанческие группировки, получившие вооруженную поддержку от КСИР во время и после ирано-иракской войны 1980-1988 годов. Интеграция этих группировок дала и продолжает давать Тегерану значительные рычаги влияния в Ираке после вторжения США. Другими словами, американская элита вообще с трудом понимала разницу между шиитами и суннитами.
Существует огромный разрыв между нынешним Ираком и тем, который представляли оптимисты 2003 года. Это пробел, в который США внесли свой вклад, предприняв плохо спланированную и опрометчиво осуществленную оккупацию, а затем также быстро покинув страну. Оглядываясь назад на последние два десятилетия с момента вторжения США в Ирак в марте 2003 года, эксперты по внешней политике предупреждают, что Вашингтон извлек мало уроков с тех пор, а отсутствие ответственности у сторонников войны создало обстановку, в которой может произойти аналогичная война под руководством США. «Мой основной ответ на вопрос, «может ли это случиться снова?» — уверен, абсолютно уверен, что это может случиться снова. Настоящие уроки войны в Ираке на самом деле не были извлечены», — полагает Ахсан Батт, адъюнкт-профессор Университета Джорджа Мейсона, во время дискуссии, организованной на прошлой неделе Институтом Катона в Вашингтоне. В преддверии вторжения в Вашингтоне была почти единодушная поддержка войны, и лишь немногие новостные агентства — за исключением Knight Ridder — выступали против связей между Саддамом Хусейном, оружием массового уничтожения и «Аль-Каидой». Институт Катона был одним из немногих аналитических центров в США, который выступил против американского вторжения, и за это подвергся критике и порицанию со стороны вашингтонского круга экспертов по внешней политике. Но такие люди, как президент Дж.Буш, бывший заместитель министра обороны Пол Вулфовиц, бывший госсекретарь Кондолиза Райс и многие другие, которые поддерживали военные усилия, не столкнулись с какими-либо последствиями своих ошибок, и их репутация не пострадала. «Мы должны быть честными, что худшие сторонники, сторонники и поставщики худшей лжи о войне в Ираке не были привлечены к ответственности. Они продолжают оказывать огромное влияние на большинство наших ключевых институтов и СМИ. Хуже всего то, что не было отказа от мышления, которое привело нас к войне в Ираке», — заявил Дон Колдуэлл, вице-президент Центра обновления Америки и ветеран войны в Ираке. По данным Исследовательского центра Pew, 66% американцев заявили, что они считают, что Саддам Хусейн был причастен к нападениям 11 сентября на Всемирный торговый центр и Пентагон. В апреле 2003 года более 70% опрошенных американцев заявили, что США были правы, начав войну в Ираке. «Я думаю, что средняя позиция избирателей заключается в том, что это разумная идея, плохо реализованная, а не плохая идея. И поэтому я думаю, что это еще одна важная причина, по которой нечто подобное может произойти относительно скоро и относительно легко, потому что никто на самом деле не имел дела с последствиями того, почему США вошли в Ирак», — считает Батт. Тем не менее, эксперты отметили, что за последние два десятилетия в США изменилось несколько факторов, которые помогают создавать больше оппозиции политическим решениям властей.
Сейчас политический ландшафт США стал более пристрастным, чем в 2003 году, что затрудняет принятие единодушных решений о вступлении в войну. «В целом партийная поляризация — это, цитирую без кавычек, плохая вещь в США. Но я думаю, что когда дело доходит до развязывания глупых, идиотских или агрессивных войн, это, вероятно, хорошо, потому что любому лидеру или любому президенту, любому кабинету трудно получить ту двухпартийную поддержку, которая вам нужна в этой стране, что было довольно распространенным явлением в 2000-х годах», — полагает Батт. Колдуэлл также отметил, что в Вашингтоне существует гораздо больше институтов, которые могли бы противостоять «барабанам войны». Однако способность президента начать войну без одобрения Конгресса была установлена после нападений 11 сентября и последующего вторжения в Ирак. В настоящее время действует несколько разрешений на применение военной силы (AUMF), в том числе AUMF 1991 года, принятый во время Первой войны в Персидском заливе, AUMF 2001 года, принятый после терактов 11 сентября, и AUMF 2002 года для Ирака. В то время как Конгресс приближается к закрытию AUMF 1991 и 2002 годов, более широкое разрешение 2001 года остается в силе и дает Белому дому широкие полномочия преследовать любого, кто связан с виновниками нападений 11 сентября. По словам Сумантры Майтры, старшего редактора The American Conservative, мировоззрение и рамки многих в нынешней администрации Байдена недалеко ушли от администрации Буша. Сам президент США Джо Байден, тогда еще сенатор, говорил о войне с Ираком за несколько лет до вторжения. «Расчет мировоззрения этой администрации не сильно отличается от предыдущих администраций», — сказал Майтра во время дискуссии в Институте Каттона.
Не согласимся с последним утверждением. Вашингтон как раз сделал выводы из иракской авантюры и скандальный, но решительный вывод американских войск из Афганистан это доказывает. Это означает переход от политики непосредственного участия в локальных конфликтах к исключительно опосредованному участию в тех точках, которые имеют реальное значение для интересов США. Это прежде всего Украина, а затем по нисходящей Африканский Рог и Ближний Восток. Американцы больше не хотят сами «играть первым номером» в такого рода конфликтах, а стараются ввергнуть в него своих основных глобальных оппонентов и конкурентов, получив при этом максимум экономической выгоды. Что в принципе сейчас и них и получается, и проблема только в том, что это тактический выигрыш, а не стратегический. В связи со сказанным отметим еще один основной момент, который в этих оценках отсутствует или упоминается вскользь. Это возникновение «Исламского государства» (ИГ, запрещено в России), как главный глобальный и региональный вызов. И в данном случае сразу отметим, что в отличие от утверждения многих российских экспертов, американцы напрямую ИГ не создавали, это делал Катар. Но история возникновения ИГ – это не афганский вариант возникновения «Аль-Каиды». Американцы в данном случае косвенно способствовали возникновению ИГ прежде всего тем, что обманули иракские суннитские племена по вопросу их инкорпорации в госструктуры и вооруженные силы в обмен за их помощь в разгроме отрядов «Аль-Каиды» в Ираке. Дальше в дело вступил суннитский национализм и катарские деньги. К 2014 году суннитские повстанцы сплотились под знаменем «Исламского государства», чтобы захватить значительные территории на севере и западе Ирака. И несмотря на военное поражение, ИГ остается мощной силой по ту сторону границы в Сирии и стремится воспользоваться продолжающимся недовольством среди суннитской арабской общины Ирака.