по материалам аналитического The Soufan Center (USA)
Решение президента Франции Эммануэля Макрона вывести оставшиеся войска своей страны из Мали в августе 2022 года последовало за почти десятилетней военной миссией по борьбе с повстанцами-джихадистами, особенно на севере страны. Неудача Франции отразила неспособность определить четкие и достижимые цели борьбы с терроризмом во время операции «Бархан», несогласованность общественного мнения и отношений внутри Франции и Мали, а также нерешительность среди высокопоставленных политиков относительно политического статуса правительств стран Сахеля. Франция пропустила четкое окно для вывода войск из Мали в начале 2021 года на фоне возможного урегулирования путем переговоров между тогдашним демократическим правительством Мали и «Джамаа’т Нусра’т Алислам валь Муслимин» (JNIM), филиалом «Аль-Каиды в Исламском Магрибе» (AQIM) в Мали, да и во всем Сахельском регионе. Если бы Франция воспользовалась этой возможностью, Париж мог бы преодолеть «провал своей миссии» в рамках операции «Бархан», в которой отсутствовали четкие стратегические результаты или условия победы, и успешно завершить операцию, обеспечив правительству крайне необходимую «победу» над джихадистами в Африке. Окно для «чистого» вывода войск закрылось с прибытием персонала ЧВК «Вагнер» в Мали в декабре 2021 года, который продвигался вперед с ограниченными средствами и без боя, а Франция была поставлена перед выбором: занять военную позицию против ЧВК «Вагнер» и сменявших друг друга правительств хунты или смириться с выводом войск и жестоким поражением во внешней политике. В конце концов, Франция решила отказаться от своего дорогостоящего десятилетнего участия в Мали (операция обошлась Франции почти в 1 млрд евро в 2020 году, или 76% военных расходов на операции внутри страны и за рубежом). Многие эксперты восприняли это как неспособность сдержать джихадистские группировки, которые продолжают распространяться в Сахельском регионе, как неспособность защитить гражданских лица от терроризма и уступку расширению влияния России, которая использует для этого ЧВК «Вагнер».
Успех «Сервал», проклятие «Бурхан»
Операция «Сервал» – ограниченная французская контртеррористическая операция, проведенная по просьбе предыдущего правительства Мали о помощи в 2013 году, – оказалась успешной благодаря четко сформулированному набору военных целей. Операция была направлена н вытеснение джихадистских группировок, включая AQIM, Ансар ад-Дин и Движение за единство и джихад в Западной Африке, из центральной части Мали и их опорных пунктов на севере и на северо-востоке страны. Успех «Сервала»» был связан с высоким уровнем политической воли, оперативным применением спецназа и авиаударов, а также активное использование местных сил и знание слабых мест джихадистских группировок. В ходе операции была использована тактика, когда патрули выводили путем разведки боем вражеские группы из укрытий, после чего они подвергались воздушным и артиллерийским ударам. Действительно, эта операция была успешной, потому что «Франция избежала тупика и односторонних обязательств», сформулировав стратегию выхода, которая включала постепенный вывод войск, который происходил одновременно с передачей ответственности за безопасность и стабилизацию миротворческим силам, спонсируемым ООН. Победа Франции стала столь необходимой для Парижа победой в области связей с общественностью, особенно после негативных последствий его неспособности добиться мира или создать стабильное правительство после гибели Муаммара Каддафи в Ливии. Эта победа также была полезна для Франции в то время, когда ее обвиняли в неоколониализме. Операция «Сервал» успешно достигла и другой цели, защитив центральную часть Мали от захвата ее «Аль-Каидой» (запрещена в России). Франция в рамках этой миссии защищала столицу и центральную часть Мали, хотя цели джихадистов на самом деле не простирались так далеко, как Бамако. Таким образом, «Сервал» была политически успешной — она защитила малийское правительство и столицу от захвата джихадистскими группировками на фоне ударов по их опорным пунктам на севере Мали вплоть до алжирской границы.
Операция «Бархан» резко отличалась от «Сервала» с точки зрения определения четких целей. В данном случае Франция стремилась разработать глобальный подход к обеспечению безопасности в Сахеле, который в конечном итоге позволил бы сахельским государствам поддерживать свою безопасность автономно. «Глобальный» характер этой операции опирался в первую очередь на европейских партнеров – таких как Швеция, Эстония, Чешская Республика, Дания, Испания и Соединенное Королевство. Сфера деятельности этой миссии распространяется на Сахельский регион, объединяя заинтересованные африканские страны. Подобно антитеррористическим кампаниям США в Ираке и Афганистане, в этой операции участвовало много партнеров, но отсутствовал выполнимый план действий и эффективный механизм сотрудничества. Проведение «Бархана» также оказало важнейшую поддержку миссии Организации Объединенных Наций МИНУСМА, сосредоточив ее внимание на борьбе с терроризмом, что не входило в число предусмотренных мандатом функций последней. Одной из главных задач в рамках операции «Бархан» был выбор цели. Вместо попыток установить контроль над конкретными территориями или победить джихадистскую идеологию проводятся точечные антитеррористические кампании. Этот подход не лишает группу политических целей, оставляя потенциальные результаты нерешенными. Между тем, джихадисты преследовали как четкую политическую цель (создание исламского эмирата) и средства их достижения (борьба не на жизнь, а на смерть). При этом, как «Аль-Каида», так и «Исламское государство» (ИГ, запрещено в России) вовлечено в глобальную борьбу за власть. Действительно, страх AQIM потерять территорию в пользу расширения влияния ИГ в Сахеле (и в других местах) побудил ее продолжать боевые действия. Все эти факторы означали, что Франция и ее союзники были политически не готовы к войне на истощение с джихадистскими группировками в Сахеле, в то время как их противники были готовы к такого рода долгосрочным операциям. Широкий спектр проблем сдерживал активность, как Франции, так и Соединенных Штатов при вмешательстве и определении соответствующих долгосрочных целей в сложных условиях борьбы с повстанцами. Формально они провозгласили, что стремятся к национальной или региональной стабильности, уделяют приоритетное внимание предотвращению нападений, продвигают демократию, укрепляют местное управление, выступают за гендерное равенство. Эти широкомасштабные цели были размытыми, и своей нереальностью препятствовали выработке долгосрочной внешнеполитической стратегии, на фоне политического нетерпения, изменений в общественном мнении и сменой руководства во многих странах. С другой стороны, такие страны как Россия могут поддерживать постоянные внешнеполитические стратегии и подходы, не беспокоясь о либерально-демократических нормах или проблемах, связанных с партнерством с правительствами, пришедшими к власти в результате государственных переворотов. Хотя французские войска понесли ограниченные потери, малийские и французские власти не смогли извлечь практическую выгоду из первоначального прогресса и обеспечить интеграцию местного населения в гражданское общество и правительство. Гражданская администрация и государственные службы не были эффективно перезапущены в отбитых у джихадистов городах и демонстрировали ограниченный потенциал для достижения долгосрочных целей по борьбе с повстанцами, таких как укрепление местного самоуправления и способность противостоять вербовке повстанцев и оккупации. Вместо этого AQIM и ИГ отвоевывали деревни и убивали предполагаемых «коллаборационистов» с относительной легкостью, создавая порочный круг страха населения перед правительственным контролем. Между тем, местные партнеры по операции «Бархан» не были полностью надежными. В частности, исторически маргинализированным этническим группам туарегов часто приходилось сводить свои собственные счеты, что осложняло миротворчество на фоне дальнейшего усиления и без того резких этнических разногласий. Соответственно, «Бархан» фактически пожертвовала более призрачным стратегическим успехом ради незначительных тактических побед, которые оказались мимолетными. Все эти общие неудачи в рамках проведения операции вызвали в Мали шквал антифранцузских настроений и критику за собственные неудачи Парижа. Россия воспользовалась этим разрывом, хотя и при поддержке малийской хунты. Поддерживаемые Москвой аккаунты в социальных сетях распространяли антифранцузские, пророссийские и про-хунтовские материалы в Facebook, в то время как малийские группы гражданского общества такие, как «Дебют Йереволо в ле Ремпартс», продвигали похожие сюжеты с необходимостью российской поддержки. Тем временем российская медиа-организация, которая в настоящее время находится под санкциями США и принадлежит аффилированному с ЧВК «Вагнер» Максиму Шугалею, опубликовала опрос, согласно которому 87% малийцев одобряют отношения своего правительства с ЧВК «Вагнер». Эти операции привели к массовым уличным демонстрациям в Бамако против Франции и ее «неоколониализма». Все это свидетельствует о том, что, несмотря на мятеж Евгения Пригожина и отправку части ЧВК «Вагнер» в Беларусь, ее бизнес-модель выживет благодаря будущим итерациям компании или других российских частных военных компаний, которые будут следовать привлекательному зарубежному плану ЧВК «Вагнер». Хотя эти российские кампании по дезинформации сами по себе были успешными, они и последующее вмешательство поддерживаемой Россией ЧВК «Вагнера» по сути только отразили давние претензии местного населения к бывшей колониальной державе. В частности, малийцам было трудно поверить, что такие «могущественные» страны, как Франция и Соединенным Штатам не в состоянии искоренить террор в течение десятилетней кампании. Кроме того, они часто не понимали, почему преимущества передовых военных технологий, таких как беспилотные летательные аппараты, были ограничены в такой многомерной кампании. В то время как беспилотные летательные аппараты могут поражать конкретные цели на огромных расстояниях, они не могут охранять тысячи квадратных километров земли двадцать четыре часа в сутки. Тем временем французское правительство неправильно оценило правильное время для вывода войск из Мали. Париж не смог понять войну, сопровождавшую его кампанию по борьбе с повстанцами; разгром или, по крайней мере, усмирение повстанцев и поддержание поддержки населения Мали должны были быть двойными приоритетами. Вывод войск до прибытия ЧВК «Вагнер» соответствовал бы обоим приоритетам, когда Франция могла бы более успешно использовать политические возможности и представить вывод войск как свой выбор и успех, а не как неудачу, подчеркнутую агрессивной тактикой ЧВК «Вагнер».
Несмотря на многочисленные проблемы, связанные с операцией «Бархан», у Франции все еще оставалось короткое время возможности уйти из Мали на своих собственных условиях, в то же время имея возможность претендовать на определенный успех: стратегическую победу, которая вынудила джихадистские группировки сесть за стол переговоров с центральным правительством. В качестве возможных точек выхода, которые лучше подошли бы Франции, выделяются две даты: март 2020 года и январь 2021 года. 10 февраля 2020 года президент Мали Ибрагим Бубакар Кейта признал, что он инициировал переговоры с высшими руководителями AQIM. Франция могла бы принять эти переговоры как шанс продвинуться к выводу войск. Однако под предлогом того, что эти переговоры являются «вопиющим нарушением суверенитета Мали и политических выводов «Инклюзивного национального диалога»», Франция отменила решение Кейты и заблокировала это действие на том основании, что он не должен вести переговоры с террористами.
В январе 2021 года JNIM опубликовала коммюнике, в котором говорилось, что ее продолжающаяся война с Франция не будет перенесена непосредственно на французскую территорию. Шесть месяцев спустя новый глава AQIM, Абу Убайда Юсеф аль-Анаби подчеркнул в своем первом аудиообращении, что территория Франции никогда не подвергалась нападениям со стороны джихадистов. В ответ на прямой вопрос о возможных нападениях в самой Франции, Анаби отметил, что «западные лидеры высокомерны и не хотят признавать, что наши цели носят региональный характер». Это впрочем противоречит его собственным словам в 2019 году, когда он заявил, что «это законное право [«Аль-Каиды»] нападать на Францию, когда и где заблагорассудится». Этот поворот в риторике отразил новый стратегический ландшафт в Мали и Сахеле, и также продемонстрировал, что французские военные давление потенциально могло бы усадить JNIM за стол переговоров. Вместо этого Франция отказалась воспользоваться своей дипломатической и военной возможностью продемонстрировать значимую роль, которую играют французские вооруженные силы, будучи уверенной в том, что сама Франция свободна от угрозы нападений. Это был явный момент «раздвижных дверей» упущенных возможностей; если бы Франция определила свои стратегические цели в Мали как предотвращение нападений джихадистов на французской территории, ее миссия была бы выполнена. В эти критические моменты президент Э.Макрон и французское правительство могли бы вмешаться и одержать политическую победу в потенциально проигрышном конфликте. Другими словами, Франция могла бы выйти из конфликта на своих собственных условиях. Вместо этого Париж ждал более двух лет и пережил два переворота в Мали, прежде чем принял это решение, судя по всему, под давлением ЧВК «Вагнер». Этот провал говорит о несоответствии стратегических целей и демократических норм. Французские политики, казалось, придерживались двух мнений – бороться за демократию в Мали и поддерживать французское влияние. В случае с Мали нерешительность Франции в отношении таких целей нанесла ущерб репутации и имиджу Парижа во внешней политике, как это произошло с США в связи с его операцией в Афганистане. Аналогичная ситуация произошла в Буркина-Фасо, где другое правительство хунты, недовольное операцией «Бархан» выдворило французскую миссию.
Учитывая, что президент Макрон объявил об окончании операции «Бархан» в июне 2021 года, почему Франция замедлила свой вывод войск из Мали? Кампания была непопулярна во французском обществе: 51% французских граждан выступили против «Бархана» в январе 2021 года. Тем не менее, французское правительство сослалось на внутреннее общественное мнение, в частности на восприятие населением исламистских угроз французской территории и гражданам, для оправдания задержки вывода своих сил. Это отражало не только обоснованные опасения исламской угрозы в этом регионе Сахеля, но и неспособность учитывать ограниченные цели JNIM и заинтересованность в переговорах, которые должны были стать действенной основой для действий Парижа. Вместо этого, дождавшись конца 2022 года, чтобы вывести последние французские подразделения из операции «Бархан», президент Э.Макрон фактически позволил поддерживаемой российским государством ЧВК «Вагнер» заявить о своей победе над Францией в публичном пространстве.
Какие уроки могут извлечь Франция и Запад из разрыва отношений с Мали? Наиболее болезненно то, что Западу все еще предстоит пройти долгий путь в понимании движущих сил терроризма, который был скорее средством, чем целью местного или глобального джихада. Террористические группы добиваются долгосрочных социально-политических изменений с помощью доступных им средств, включая не только терроризм и насилие, но и переговоры и изменения в системе управления. Многие на Западе не понимают корней социального недовольства и потребностей в безопасности, которые побуждают население поддерживать джихадистов или присоединяться к ним, несмотря на почти 20-летние инвестиции многих западных государств в «Глобальную войну с терроризмом». Париж должен провести грань между борьбой с внутренними террористическими угрозами и своими десятилетними интервенциями в Сахеле. В том же духе западные лидеры должны критически пересмотреть свои ожидания и определения успеха в контртеррористических кампаниях или борьбе с повстанцами.
Неудача Франции в Мали была вызвана отсутствием у операции «Бархан» четких целей, что резко контрастировало с успешным и ограниченным масштабом операции «Сервал». «Победа над терроризмом» — это неразумная и неопределимая цель, поскольку борьба с такой тактикой сродни выжиманию воды из камня. Для доказательства этого тезиса не нужно заглядывать дальше Ирака и Афганистана. Вместо этого в таких кампаниях необходимы четкие и очевидные показатели успеха, такие как ограничение жертв среди гражданского населения, привлечение джихадистских группировок за стол переговоров и укрепление местной поддержки сил безопасности. Западные политические лидеры также не могут забывать о невоенных элементах этих кампаний, таких как укрепление местного гражданского общества и управления, администрирование и общественные работы являются оплотом, необходимым для того, чтобы блокировать волны недовольства, подталкивающие сообщества к экстремистским группировкам.
Для региона Сахель продолжающаяся война между ИГ и JNIM меняет правила игры. Местное население вынуждено выбирать между этими двумя игроками, а это означает, что разъединение групп поддержки джихадистов в ближайшем будущем маловероятны. Исторические этнические разломы становятся все более идеологическими, что видно по недавним столкновениям внутри джихадистов в Ансонго в рядах сил фулани. Этот политический ландшафт постоянно меняется, а это означает, что предлагаемые «решения» могут быстро устареть. Если бы западные демократические страны все еще действовали в рамках моделей влияния двадцатого века – «франкофонии» для Франции и «антикоммунизма» времен холодной войны для Соединенных Штатов — и не проявляли особого уважения к правам человека или демократии, большинство хунт и автократических режимов в Африке встали бы на сторону Запада. Такой подход допускал бы пределы демократических политических изменений и государственного устройства. Однако такой подход крайне маловероятен, учитывая приверженность Запада демократическим принципам и ценностям, закрепленным в нескольких международных договорах, включая Устав ООН. Наконец, Франция, Соединенные Штаты и другие партнеры должны извлечь уроки из неудачи переговоров с AQIM в 2020 году и подумать о преимуществах, которые принесут переговоры с этими группами в 2023 году. Как только Джеффри Вудк и Оливье Дюбуа, похищенные граждане США и Франции соответственно, были освобождены AQIM в марте 2023 года стало ясно, что, по крайней мере, Париж (и, возможно, Вашингтон) был готов вести переговоры (даже косвенно) с филиалами «Аль-Каиды» в Африке. Это согласуется с аналогичными переговорами в Афганистане между движением «Талибан» и Соединенными Штатами на более поздних этапах этой кампании. Это важный шаг вперед в признании роли повстанцев как комбатантов, преследующих политические цели, а не просто безликих агентов терроризма. Смерть Аймана аз-Завахири и «третий путь», представленный «Хайат Тахрир аш-Шам» (ХТШ, запрещена в России) в Идлибе, следует рассматривать как возможности для развития этой модели. Более чем два десятилетия стратегических неудач в борьбе с терроризмом должны стать веским аргументом в пользу переговоров как ключевого инструмента, среди прочего, в любом конфликте. Убрать его со стола — все равно что драться со связанной за спиной рукой.