Институт Ближнего Востока
вернуться на страницу назад

Катар: первая церковь в государстве

Г.Г. Косач

14 марта в катарской столице Дохе была открыта первая на территории государства церковь – католический храм Девы Марии. Впервые после многих лет существующая там христианская община (численность которой оценивается в 100 тыс. чел.), представленная, разумеется, выходцами из других стран (в первую очередь индийцами, филиппинцами и ливанскими католиками, униатами и маронитами), получила возможность проводить официальные богослужения не в зданиях различных частных школ, а в специально возведенном для этой цели храме. Это событие заслуживает особого внимания в силу нескольких причин.

Во-первых, речь идет о том, что в арабских странах зоны Персидского залива появляются официально действующие немусульманские храмы, — Катар стал пятой страной (после Кувейта, Бахрейна, Объединенных Арабских Эмиратов и Омана) зоны, где были построены и открыты церкви различных христианских конфессий. Единственное исключение из этого правила – Саудовская Аравия, где отсутствие немусульманских культовых учреждений все еще оправдывается необходимостью сохранить в неприкосновенности «чистоту родины ислама».

Во-вторых, учреждение христианского храма в Дохе стало итогом длительной эволюции подходов катарских властей к вопросу о возможности открытия в стране культовых зданий других религий. Вплоть до 1997 г. там, как и в Саудовской Аравии, было официально запрещено проведение каких-либо церемоний, связанных с немусульманскими культами. Только в 1997 г. по инициативе американского посла, согласованной с высшим руководством Катара, в Доху для проведения религиозных церемоний по случаю праздника христианской Пасхи был специально приглашен (в то время) православный архимандрит (ныне патриарх) Иерусалимский Теофил. Эти церемонии проходили в частной резиденции американского посла и включали службы в память о трех последних днях Страстной недели, а также пасхального воскресения. С 2003 г. власти Катара предоставили представителям всех христианских общин, последователи которых проживают на его территории, официальное разрешение отмечать их религиозные праздники и проводить сопровождающие эти праздники обряды. С того же времени в Дохе ежегодно проводятся конференции, посвященные межрелигиозному диалогу, участниками которых выступают как христианские священники, так и мусульманские законоучители. Наконец, с 2002 г. Катар имеет дипломатические отношения с ватиканским Святым престолом.

В-третьих, открытие церкви Девы Марии предполагает, что в обозримом будущем в катарской столице будут возведены здания четырех других христианских церквей (официальные разрешения на это уже получены). Среди них – евангелическая церковь (евангелическая община страны, насчитывающая около 10 тыс. последователей, до сих пор проводит свои церемонии в здании одной из частных христианских школ), а также православная, армяно-грегорианская и коптская церкви. Последователи трех последних христианских конфессий представляют в первую очередь выходцев из арабских стран, постоянно работающих в Катаре.

В-четвертых, строительство (стоившее примерно 18 млн долл. США) церкви Девы Марии стало возможным не только благодаря пожертвованиям, собранным членами местной католической общины как в самом Катаре, так и за его пределами. Большая часть этой суммы была выделена эмиром Катара шейхом Хамадом бен Халифой Аль Тани, по личному указанию которого для строительства церкви был безвозмездно предоставлен необходимый для этого участок земли.

Наконец, в-пятых. Катарский вариант ислама (как и в Саудовской Аравии) представлен ханбалитской правовой школой в той ее интерпретации, которая связана с воззрениями и деятельностью Мухаммеда Абдель Ваххаба, и отличается в этом отношении от тех мусульманских правовых школ, которые приняты в четырех других (кроме Катара и саудовского королевства) арабских странах Залива. Впервые в этом регионе возник прецедент, который ставит под сомнение утверждения саудовского политического истеблишмента и связанных с ним законоучителей о невозможности открытия немусульманских храмов в стране — соседе Катара. По словам одного из ведущих катарских улемов, в недавнем прошлом декана факультета шариата Катарского университета шейха Абдель Хамида Аль-Ансари, «конечно, мусульманские ученые-правоведы по-разному высказываются в связи с вопросом об открытии церквей (использованное им множественное число арабского слова «каниса» – «канаис» в равной мере относится как к церквам, так и к синагогам. – Г.К.) в странах ислама». Однако, продолжает он, «ни Священный Коран, ни Благородная Сунна Пророка не запрещают создание церквей (канаис) в странах мусульман». Более того, подчеркнул он, «в нашей стране мы считаем необходимым разрешать открытие церквей, исходя из принципа свободы вероисповедания» (кстати говоря, гарантированной катарской конституцией). Если, как отмечает А.Х. Аль-Ансари, «христиане уже в течение нескольких лет проводят в нашей стране свои религиозные церемонии, то, что изменилось в связи с появлением места, где проведение этих церемоний им окончательно гарантировано?»

Конечно, церковь Девы Марии (рассчитанная на то, что в ней могут одновременно находиться почти 3 тыс. чел.) не несет на себе («пока», как отмечается в официальном заявлении по поводу ее открытия) христианских символов, в первую очередь креста на ее фасаде. В комплексе ее сооружений отсутствует колокольня, что исключает возможность призывать к молитве колокольным звоном как важной составной части христианского культа. Более того, важнейшим условием ее открытия стало требование катарских властей о том, чтобы работающие в ней священники «полностью отказались» от ведения какой-либо «миссионерской деятельности» не столько в мусульманской среде, сколько в среде немусульман-иностранцев, проживающих в Катаре. Все эти ограничения не могут не квалифицироваться как действительно серьезные.

Но почему бы не рассматривать эти ограничения в том числе и в качестве аналога тех утверждений (и основанной на них практике действия), которые распространены в странах, считающих себя демократическими, и которые предполагают, что соответствующая вероисповедная активность представителей той или иной религиозной конфессии должна быть в обязательном порядке ограничена только их паствой, категорически не выходя за ее пределы? Наконец, почему бы не рассматривать эти ограничения (в частности, связанные с религиозной символикой) как все тот же аналог умонастроений, также существующих в считающих себя демократическими странах, подчеркивающих исключительную монополию той вероисповедной доктрины, которая в этих странах рассматривается в качестве «ведущей» и «государствообразующей», а порой и отрицающих даже право паствы иных религиозных доктрин на возведение своих религиозных храмов?

Важнее, однако, совсем другое обстоятельство — арабские страны Залива все более открываются миру. Одним из показателей процесса движения в этом направлении становится все более целенаправленное подчеркивание их политическим истеблишментом (что относится в том числе и к Саудовской Аравии) характера ислама как «религии мира и толерантности», которое нужно понимать в первую очередь не в его религиозном, а в политическом значении. В свою очередь, такого рода утверждения создают (пусть медленно и не всегда последовательно) предпосылки для основанной на них политической практики, воплощающейся, в частности, в признании поликонфессиональности населения этих стран и в предоставлении его немусульманской части возможности открытого исповедания собственной веры.

Наконец, последнее замечание. Катарский вариант развития в этом направлении (впрочем, это относится и к другим странам зоны Залива) немыслим без огромной роли, которую в нем играет местный «политический класс», и в первую очередь правитель страны. Этот «класс» не только выступает в роли примера для его подданных, но и в значительной мере должен учитывать их точку зрения в отношении проводимой им политики. В свою очередь, эта политика будет успешна только при условии нахождения разумного (и взвешенного) компромисса между прокламируемой политическим истеблишментом устремленностью в будущее и существующей идейной и социальной действительностью местного общества. В силу этого то, как было оформлено создание в Дохе церкви Девы Марии, и есть тот искомый компромисс между будущим и во многом далекой от этого будущего реальностью.

Начало