«Арабская весна», подъем исламских движений и изменения в системе арабских международных отношений: доклад аналитиков совета сотрудничества

Г.Г. Косач

9-10 июня 2012 г. Департамент политического анализа располагающегося в Эр-Рияде Генерального секретариата Совета сотрудничества арабских государств Залива (ССАГЗ) провел заседание группы экспертов (маджмуа аль-амаль – workshop), итогом работы которой стало появление документа, названного участниками заседания «Будущее региональных политических отношений в свете подъема исламских течений». Его содержание, вне сомнения, заслуживает внимания, но, прежде всего, речь должна пойти об экспертной группе.

Создание в начале 1990-х гг. Департамента политического анализа как элемента аппарата Генерального секретариата Совета сотрудничества означало, что развитие ССАГЗ вступило в новый этап – более тесной координации действий входящих в него государств в сфере безопасности, оборонного сотрудничества и выработки общей политической линии его членов в отношении вопросов, связанных с развитием ситуации в регионе Персидского залива и арабо-мусульманского мира. С момента создания Департамента организация «мозговых атак» в связи с наиболее актуальными проблемами политического процесса (как и экономики и общественной жизни) в региональном масштабе стала важнейшим направлением его деятельности. Для проведения таких «атак» Департамент приглашает наиболее известных в странах ССАГЗ (а также арабского мира) политологов и (если в этом есть необходимость) специалистов по смежным проблемам. В случае доклада «Будущее региональных политических отношений в свете подъема исламских течений» участниками экспертной группы были сотрудники основных университетских центров Объединенных Арабских Эмиратов, Бахрейна, Кувейта, Катара и Саудовской Аравии, независимые исследователи из этих стран, а также специалисты из Иорданского университета, египетского Центра международных исследований при корпорации «Аль-Ахрам» и Ливанского университета. Естественно, что в подготовке доклада принимали участие и специалисты Департамента политического анализа.

Однако, прежде чем обратиться к содержанию доклада, автор этой статьи хотел бы отметить, во-первых, что доклад был подготовлен в июне текущего года, а с тех пор арабские страны (прежде всего, те, которых коснулись революционные перемены) осуществили, порой, существенную эволюцию. Во-вторых, автор статьи не считает, что содержание представляемого им документа устарело. Более того, представляя его, он хотел показать точку зрения, которая, как он полагает, часто неизвестна отечественным исследователям. Наконец, в-третьих, речь идет и о технической стороне проблемы, - обширность доклада не позволяет автору ограничиться только одной статьей. Он предполагает посвятить первую выводам доклада, связанным с подъемом исламских движений, а также их точке зрения по вопросам, касающимся воздействия революций на систему межарабских отношений. Вторую же статью он посвятит высказанным в докладе констатациям, касающимся отношения внерегиональных игроков (Ирана, Турции, Израиля и Соединенных Штатов) к росту влияния исламских движений, с одной стороны, а также содержащимся в нем выводам и рекомендациям.

Итак, определяя основной итог «революций “арабской весны”», его авторы писали: «Революционные изменения в ряде арабских государств привели к появлению принципиально новой региональной реальности, которая все еще находится на этапе серьезных трансформаций, далеких от того, чтобы принять окончательную форму. Революции “арабской весны” создали другие государства, другие режимы, вызвали к жизни многочисленные движения и течения и изменили региональное соотношение сил». Все это, на их взгляд, поставило вопрос о «возможном воздействии революций на идентичность региона», «внешнюю политику составляющих его государств», а также на «природу союзов и конфронтаций в пределах региона». Тем не менее, «рост влияния исламских течений, вне зависимости от их направленности», представляет собой «одну из основных черт происходящих ныне региональных перемен». Это обстоятельство и определило основную задачу экспертного заседания – «проанализировать возможные очертания региона в свете происходящих ныне перемен, имея в виду, в первую очередь, нынешний (а также будущий) подъем исламских течений и их приход во власть в большинстве государств «революций “арабской весны”», как и создать картину того, как этот подъем повлиял на государства региона и политические отношения между ними».

Авторы доклада представили (что естественно) то, что они назвали «картой исламских течений в государствах “арабских революций”». Это – «политический ислам (Братья-мусульмане)», «салафитские течения», «джихадистские группировки» и «суфийские тарикаты».

По их мнению, «политический ислам» – «новая сила государств “арабских революций”» в силу того, что его представители «перешли от этапа политической оппозиции к этапу политической власти», что уже очевидно для «Марокко, Туниса и Египта», хотя эта перспектива «еще недостаточно четка в случае других государств – Йемена, Сирии и Ливии». Однако этот «политический ислам разнообразен. Он представлен, в первую очередь, «Братьями-мусульманами» и их «страновыми» группировками – от «Братьев-мусульман и их политического крыла Партии свободы и справедливости в Египте», «Братьев-мусульман и их политического крыла Партии Фронт исламского действия в Иордании», «Партии Ан-Нахда в Тунисе», «Движения ХАМАС в Палестине», до «Партии справедливости и развития в Марокко, Движения «Ислах» в Йемене, Исламской группировки в Ливане и группировки Братья-мусульмане в Сирии». Во многих странах арабского мира все эти политические структуры – «наиболее значимы и наиболее влиятельны», на их фоне все «светские, националистические и левые силы» незначительны.

Египетское салафитское движение (представленное тремя основными партиями – Нур-Салафитский призыв, Аль-Исаля, Созидание и развитие), по мнению авторов доклада, достигло ощутимого успеха, «заняв второе место после “Братьев-мусульман” на выборах в Народный совет и Консультативный совет». Однако самым принципиальным аспектом опыта египетских салафитов стала «их быстрая и коренная трансформация», определявшаяся «не религиозными спекуляциями, а прагматической ситуацией», когда эта группа исламистов «вступила в “политическую игру”», отбросив «прежние представления о политическом процессе, партиях и парламентских выборах». Опыт Египта показал, как считают авторы доклада, что по идентичному пути идут или собираются идти салафиты Йемена, Туниса, Иордании и Марокко. Это означало бы, по их мнению, что в «разрозненном» салафитском движении в различных странах арабского мира будет все более проявлять себя «активистское направление, сочетающее салафитскую доктрину и устремленность к политической и институциональной деятельности, как йеменские Общества благотворительности и мудрости, кувейтские и бахрейнские салафиты и салафиты-последователи Сейида Кутба в Египте».

В свою очередь, «джихадисты или сторонники джихадистского салафизма» – «широкий спектр сторонников Аль-Каиды», хотя, как подчеркивают авторы доклада, «не каждый джихадист – сторонник Аль-Каиды, но каждый ее сторонник – салафит». Это течение, по их словам, действует в «Иордании, Марокко, Палестине, Ливане». Организационно речь идет об «Организации Аль-Каида в Ираке, на Аравийском полуострове, Магрибе», к этому же течению принадлежит и группировка «Аш-Шабаб аль-муджахид в Сомали». В этой связи, авторы доклада отмечали, что, «несмотря на то, что «Аль-Каида» твердо придерживается своего идеологического и политического курса – вооруженная борьба, борьба против арабских режимов и Соединенных Штатов, что полностью противоречило лозунгам и развитию арабских революций, ее руководители не стремились показать различия, но действовали, подталкивая события к противостоянию между исламистами и светскими участниками революций, призывая к созданию исламских государств и отказу от демократической игры». При этом, по их мнению, революции уже оказали свое влияние на некоторые джихадистские группы, в частности, в Иордании и Марокко, что проявило себя в «тенденции использовать мирные, а не вооруженные методы борьбы».

Революции, замечали авторы доклада, «реанимировали деятельность запрещенной в арабских странах Хизб ут-тахрир, по крайней мере, в Иордании, Палестине, Ливане и Тунисе». Эта партия не только организовывала публичные мероприятия, но в «Тунисе создала партийную структуру, участвовавшую в парламентских выборах с тем, чтобы найти трибуну для ее политической риторики».

Участники заседания группы экспертов констатировали несколько важных черт «роли исламистов в постреволюционный период». Это, прежде всего, «высокая степень политического реализма и гибкости», что относится к «Братьям-мусульманам». Оценивая салафитов, они отмечали, что, «несмотря на эволюцию их политического дискурса, они, все же, далеки от того, чтобы в полной мере принять демократическую игру», что означает, что «будущее салафитов связано с их отношениями с Братьями-мусульманами, с тем, станут ли они их союзниками или конкурентами». В свою очередь, по их мнению, суфийские тарикаты «не проявили какого-либо существенного участия в произошедших событиях». Вместе с тем, как отмечали авторы доклада, «в настоящее время проявляют себя признаки того, что можно было бы назвать “этапом после Братьев-мусульман”, поскольку появляются более умеренные политические течения – партия Аль-Васат в Египте, отколовшиеся от Братьев-мусульман молодежные группировки, роль и значение которых будут возрастать по мере того, как правящие Братья-мусульмане будут сталкиваться с многообразн6ыми проблемами».

Каковы непосредственные итоги революционных изменений в арабском мире? Отвечая на этот вопрос, авторы доклада выделили несколько, наиболее принципиальных, на их взгляд, обстоятельств.

Это, во-первых, «проблематичность дальнейшего существования единых централизованных государств», когда «некоторые столицы более не способны полностью подчинять себе целые регионы или секторы граждан». Арабский мир вступил в эпоху «“географических регионов” в составе государств, когда правомерна постановка вопроса о движении к федерациям или конфедерациям, к многоэтничным государствам, о росте влияния фактора культуры, расы, религии или конфессии». Одним из следствий этого процесса стало «появление государств “без внешней политики”, поскольку эти государства в большей мере заняты решением внутренних проблем».

Во-вторых, «общества стали сильнее государств». Это значит, что «рост влияния общества ставит вопрос о распаде государств, неспособных реализовать свои основные функции, прежде всего, в сфере безопасности». Следствием этого процесса может стать «появление расколотых несостоявшихся образований, что создаст немало проблем для их соседей».

В-третьих, «волна резких политических изменений движется от государства к государству на всем протяжении региона». Это означает, что «изменения, какими бы незначительными они ни были, стали общерегиональной и трансграничной чертой, какой бы ни была природа государства или инструмента осуществления изменений».

В-четвертых, «исламские движения стали в большей мере, чем раньше, частью региональных политических отношений». Это обстоятельство ставит вопрос «о соотношении религии и государства или религии и политики». Ответ на него будет зависеть от того, «каким станет сценарий развития революционных государств, - будет ли он худшим (пример Пакистана) или лучшим (пример, близкий к Турции)».

Однако, в-пятых, в любом случае произойдет «определенное сочленение религии и внешней политики». Это, вероятно, выразит себя в «исламизации арабо-израильской конфронтации», в «появлении региональных институций, опирающихся на фактор религии, или в формировании регионального религиозного проекта в противовес арабскому национальному проекту, тем более что сам арабизм в его качестве феномена, связанного с фактором культуры, еще в предреволюционное время стал предметом дискуссий в ходе разработки новых конституций или выработки определения культурных прав».

В-шестых, «изменение направлений внешних связей государств региона или появление новых осей». Это обстоятельство связано, в первую очередь, с тем, что «революции произошли в республиках, а монархии стремятся их избежать», что «приведет к появлению двух осей – новых республик и монархий». В свою очередь, подчеркивали авторы доклада, возможно становление «региональных блоков, опирающихся на религиозные обоснования, с одной стороны, и региональных объединений, отталкивающихся от соображений стратегического характера, связанных с интересами». Такие блоковые образования будут, тем более, возможны, «если первый блок предпримет попытку экспорта революции или испытать силу другого блока».

В-седьмых, «система грядущих региональных отношений не будет централизованной или кооперативной». Эта система вырастет «из многочисленных региональных центров силы без какого-либо ведущего звена». Итогом такого развития событий станет «сужение свода правил регионального взаимодействия, в списке которых останется лишь недопущение столкновения или мирное сосуществование, что означает, что в будущем регион ждет холодная война».

В-восьмых, «остается только один фактор стабилизации, способный внести дисциплинирующее начало в возможные колебания в отношениях между государствами региона». Это – «фактор сохранения “институтов суверенной власти” государств, исключающий вмешательство или влияние новых политиков в столицах государств “арабской весны” и, прежде всего, политиков, представляющих исламские движения». Речь идет, как отмечали авторы доклада, о «сохранении независимости и профессионализма этих “институтов суверенной власти”, которые должны продолжать свою деятельность в контексте общенациональных интересов вне зависимости от того, кто добьется победы на выборах». В противном случае, «если исламские движения будут контролировать эти институты», подчеркивали они, то «на региональном уровне произойдут изменения, которые коснутся общин из революционных государств и их интересов в иных государствах, в свою очередь, эти изменения повлекут за собой трансформацию приоритетов в сфере международных отношений, по крайней мере, в том, что касается проблем военного и, в широком смысле слова, технического сотрудничества».

Начало