Смерть принца Наефа и назначение принца Сальмана на пост наследника престола: к вопросу о саудовской политической системе

Г.Г. Косач

16 июня 2012 г. скончался саудовский наследный принц Наеф бен Абдель Азиз. На следующий день в Главной мечети Мекки состоялось прощание со вторым человеком в саудовской политической иерархии, - «молитва об умершем» была прочитана королем Абдаллой бен Абдель Азизом в присутствии всех высших сановников государства и глав государств или правительств многих арабских и мусульманских государств. 18 июня того же года был обнародован указ монарха, гласивший: «С помощью Всевышнего Господа мы, Абдалла бен Абдель Азиз, король Королевства Саудовская Аравия, опираясь на Основной закон правления …, Закон о Совете министров … и Закон о Комитете по принесению клятвы и руководствуясь общественным благом, избрали Его Королевское Высочество принца Сальмана бен Абдель Азиза наследником престола и распорядились о назначении Его Высочества заместителем председателя Совета министров и министром обороны». Подписанным в тот же день вторым указом короля на пост министра внутренних дел, ранее занимавшимся принцем Наефом, был назначен его брат (и член клана Судейри), как и брат принца Сальмана принц Ахмед бен Абдель Азиз, с 1975 г. занимавший пост заместителя министра обороны. Комментируя оба этих назначения, главный редактор «Аш-Шарк Аль-Аусат» Тарик Аль-Хамид писал 19 июня 2012 г. в своей статье «Саудовский правящий дом», что, если первое из них «подтверждает стабильность» саудовской системы власти (легитимность которой определяется ныне, в том числе, и принятыми, начиная с 1992 г., конституционными актами, придавшими необходимую институцио-нальность процессу престолонаследия), то второе – «неизменность курса министерства внутренних дел, решающего важные задачи в свете развития ситуации в окружающем [страну] пространстве» и призванного «заранее исключить какие-либо непредвиденные [для государства] события».

Все же, кончина политика ранга «сильной личности», а им, без сомнения, являлся принц Наеф, ставит немало вопросов, имеющих непосредственное отношение к системе власти в Саудовской Аравии. Эти вопросы разнообразны, но, резюмируя их, можно было бы задать их в следующем порядке: является ли, во-первых, принадлежность того или иного человека к семье Аль Сауд (в силу понятных причин речь может идти только о потомках короля-основателя государства Абдель Азиза Ибн Сауда по мужской линии) непременным условием занятия им ведущих государственных постов в его стране, как и можно ли считать, во-вторых, далекой (и едва ли не призрачной) перспективой приход к вершине государственной власти (или, говоря иначе, на монарший трон) внуков (или правнуков) Ибн Сауда?

Второй из этих двух вопросов в силу обстоятельств становления сау-довского государства (как и его соседей-членов Совета сотрудничества арабских государств Залива) и не может быть сформулирован иначе, - это государство возникло как итог деятельности и сфера правления семьи Аль Сауд. Оправдывая собственную претензию на господствующую роль в пределах Аравийского полуострова, Ибн Сауд заявлял: «Я – араб из лучших арабских (понимая этот термин как синоним термина «бедуин» – Г.К.) семей. Я продвигаюсь к власти потому, что мои отцы и деды издревле известны как правители». Сочетаясь с устремлениями потомков Мухаммеда бен Абдель Ваххаба – Аль Аш-Шейх, претензии бедуинского вождя получили и религиозное оформление, - но в любом случае разрыв связи между правящей династией обрек бы саудовское государство на деградацию и исчезновение. Собственно, в этом контексте и должна пониматься статья 5 Основного закона правления, определяющая систему власти в стране как «королевскую» и делающая эту власть принадлежащей «сыновьям короля-основателя Абдель Азиза» и «сыновьям этих сыновей».

Родившийся в 1933 г. принц Наеф (что, впрочем, относится и к другим сыновьям Ибн Сауда) не получил современного образования. На то были понятные и естественные причины времени и места его рождения, - современное образование стали получать его дети, как и дети его братьев. Любое саудовское издание, говоря об «университетах» сыновей Ибн Сауда (к принцу Наефу это относится в полной мере), сообщит об эр-риядской школе для принцев (в которой, вместе с тем, могли учиться и дети приближенных короля-основателя, далеких от того, чтобы гордиться королевской кровью), на уроки у ведущих ханбалитских вероучителей и не преминет указать на то, что «главной школой» каждого из принцев был «шатер» его отца, - они участвовали в приемах знати и иностранных гостей, познавая все тонкости науки, которую по-арабски называют сияса, что сегодня рассматривают как соответствие греческой «политика». Отец смотрел на сыновей, выделяя среди них тех, кто в лучшей мере проявлял свои способности в сфере сияса, определяя (или не определяя) сферу будущей государственной деятельности, которую можно было бы поручить кому-либо из них. Это означало лишь, что принадлежность к семье Аль Сауд вовсе не была условием занятия тем или иным принцем важного государственного поста, - не только не все сыновья Ибн Сауда прославились на этом поприще, но и сам пост (в том числе и королевский) нужно было заслужить. Его был достоин только тот, кто во все той же статье 5 Основного закона правления характеризуется как «самый до-стойный». Была ли возможность определить степень этого «достоинства»? Да, поручая тому или иному принцу определенную сферу государственной службы, которая никогда не оказывалась синекурой. Остался ли кто-нибудь из сыновей Ибн Сауда за пределами государственной службы и, на этой основе, сферы власти? Да, разумеется, и их список не столь уж мал.

В 1952 г. принц Наеф был назначен Ибн Саудом на пост заместителя губернатора провинции Эр-Рияд, а в 1953 г. после смерти отца указом короля Сауда получил пост губернатора столичной провинции, оставаясь на нем вплоть до 1964 г., времени прихода к власти короля Фейсала, когда он был назначен заместителем министра внутренних дел. Только в 1975 г. принц Наеф стал министром внутренних дел, оставаясь на этом посту вплоть до дня своей смерти. Был ли он успешным (или, говоря иначе, «достойным») главой внутриполитического ведомства? Это сложный вопрос, поскольку в течение столь длительного срока («самый старый министр внутренних дел в мире» писала о нем саудовская пресса) он не мог не добиваться успехов, как и не мог не совершать промахов (впрочем, кто знал, что некоторые из его начинаний, в конечном итоге, окажутся несостоятельными и даже ущербными для его страны?). Но эти промахи были промахами человека, у которого были собственные пристрастия и антипатии.

В 1979 г., через четыре года после того, как на принца Наефа было возложено решение задачи внутренней безопасности, Саудовская Аравия столкнулась с едва ли не первым мощным вызовом семье Аль Сауд и тесно связанному с ней государству. Этот вызов был брошен той частью внутренней оппозиции, которая действовала под традиционными для официальной саудовской идеологии религиозными лозунгами, - экстремисты захватили Главную мечеть в Мекке. Столкнувшись с невозможностью добровольного освобождения святыни, принц Наеф отдал приказ о ее штурме. Жестко реагируя на вооруженное выступление исламистской оппозиции, в конце 1970-х-1990-х гг. саудовский политический истеблишмент разработал и «мирный» метод противостояния ее сторонникам. Опираясь на официальный корпус улемов, власть последовательно «регенерировала» исламские ценности, поощряя развитие в среде молодежи движения за создание «обновленческих кружков и объединений».

Этот курс (вдохновлявшийся принцем Наефом) был призван восстановить нарушавшееся оппозицией «общенациональное единство». Он выглядел логичным, - если сторонники оппозиции пытаются перехватить лозунги истеблишмента, то истеблишмент должен вернуть себе ореол защитника религиозных устоев. Для действий в этом направлении возникали казавшиеся благоприятными условия – советское военное присутствие в «мусульманском» Афганистане, а в дальнейшем (уже в 1990 гг.) – «сербская агрессия» против «мусульман Боснии и Косово», как и «российская» в «исламской» Чечне. Там (но также в Таджикистане и Кашмире), в лагерях, создававшихся Аль-Каидой, участники «обновленческого» движения, последовательно «вы-давливавшиеся» властью за пределы королевства, реализовывали усвоенные ими в стране обновленные идеи джихада.

Саудовская помощь (в самых многообразных ее аспектах) «мусульманским народам и меньшинствам», как считал глава саудовского внутриполитического ведомства тех лет, не только консолидировала социум, но и канализировала контрэлитарные настроения и действия. Оппозиционность режиму выносилась за пределы королевства, вместо прежней «разрушительности» она обретала «конструктивный» характер. Это было время, когда молодые саудовские моджахеды были «героями», когда создавались сиры – жизнеописания «выходцев из страны Двух Святынь» – «потомков тех, кто когда-то сплотился вокруг рода Благословенного Пророка». Они были нужны «правящему классу» Саудовской Аравии потому, что «своим героизмом» подавали пример «джихада во имя Господа в Джелалабаде, Курган-Тюбе и в Чечне» своим молодым согражданам, «отошедшим от пути повиновения Господу и предписанных Им обязанностей». Их сравнивали со «сподвижниками Пророка», поскольку они «просвещали, проповедовали и обучали подлинной вере ислама, наставляли в законах Господа». Сентябрьские события 2001 г. в Нью-Йорке и Вашингтоне (а, начиная с 2003 г., в самой Саудовской Аравии, куда возвращались «герои джихада») радикально изменили ситуацию. Принц Наеф был вынужден начать бескомпромиссную борьбу с теми, кого в его стране, меняя терминологию, стали называть заблудшей сектой – террористическим антисистемным подпольем, целью которого было свержение власти, которую сторонники этой «секты», опираясь на поддержку в среде улемов, безапелляционно квалифицировали в качестве «безбожной», «отлучая» от религии. Стремясь ослабить эту власть, террористы направляли свои удары на центры экономической активности, где работали иностранные советники и эксперты, их целью становились и центры саудовской нефтедобычи.

Это борьба было долгой, - только 23 июля 2011 г. король Абдалла, приветствуя открывшуюся в Мекке конференцию «Исламский мир: проблемы и решения», сказал, что его страна добилась «решающего успеха в отражении наступления гадины террора и разрушении ее организационных структур». Речь шла не только о подпольных террористических ячейках, но и о выявлении тех членов корпуса улемов, которые благословляли террористов, - руководимое принцем Наефом министерство внутренних дел не просто разоблачало этих богословов, но и предавало их суду. Не менее серьезной была и работа сотрудников этого министерства в среде саудовской молодежи, как и с арестованными участниками антисистемного подполья, подвергавшимися «моральной реабилитации».

Борьба с внутрисаудовским антисистемным подпольем в значительной мере осложнялась фактором незащищенности саудовско-иракской границы (в дальнейшем же, начиная с 2010 г. и саудовско-йеменской линии разграничения). Внутрииракская анархия после свержения в 2003 г. в ходе американо-британской военной акции режима Саддама Хусейна содействовала росту движения сторонников террора из Ирака в Саудовскую Аравию и наоборот (иракско-саудовская становилась одновременно и перевалочным пунктом для контрабанды оружия и наркотиков). Усилиями принца Наефа саудовское правительство инициировало длившееся почти 7 лет строительство разграничительной стены на протяжении границы с Ираком (общая стоимость реализации этого проекта составила почти 900 млн долларов Соединенных Штатов). В дальнейшем же, после усиления хоуситского проникновения с йеменской территории в Саудовскую Аравию этот опыт был частично повторен и в отношении границы с южным соседом.

Проблема национальной безопасности ставилась принцем Наефом и в отношении миграционной политики государства. Суть выдвигавшихся им в связи с этой сферой инициатив (их принцип выступает в настоящее время основой проводимой в этой сфере политики) состояла в том, что численность иностранных мигрантов в Саудовской Аравии не может превышать 20% от общей численности рабочей силы в стране. При этом численность представителей той или иной этнической группы в составе мигрантов не могла быть выше 10% от общей численности живущих в стране иностранцев. Неизменность этой постановки вопроса является ныне стрежневым пунктом государственного курса в области миграции.

Разумеется, сфера деятельности главы саудовского внутриполитиче-ского ведомства имела непосредственное отношение и к комплексу внутренних и внешних проблем, возникших в итоге развития процесса «арабской весны». 11 марта 2011 г. сформированное стремившимися к легальной деятельности религиозными активистами Объединение свободной молодежи (близкое к созданной в феврале 2011 г. Исламской партии нации в ее качестве антитезы заблудшей секты) призвало «сторонников справедливости» выйти на улицы саудовских городов и «совершить джихад на пути Господа, сказав слово правды правителю», - в Саудовской Аравии должна была начаться желанная революция – массовое выступление молодежи. Обращение определяло ее первоочередную задачу – добиться освобождения политических заключенных, подчеркивая, что «язык демонстраций и массовых собраний – единственный способ заставить государство осуществить требования людей».

Но «желанная революция» не произошла (к месту сбора ее инициато-ров в Эр-Рияде прибыл только один человек), - слишком много сил было брошено для того, чтобы с помощью «превентивных мер» не допустить демонстраций. Против Объединения свободной молодежи была мобилизована машина государственной пропаганды – от муфтиев мечетей, произносивших «гневные» проповеди против тех, кто «пытается сеять рознь и мятежи», до «мыслителей и писателей нации» – авторов ведущих саудовских изданий, говоривших о «недопустимости нападок на поэтапный реформаторский курс» короля. Заслуга принца Наефа в том, чтобы сорвать массовые акции в стране (где, как в Египте или Тунисе, остро стоят проблемы безработицы в среде образованной молодежи или коррупции), вне сомнения огромна. После его смерти это обстоятельство было специально подчеркнуто всеми саудовскими газетами, кстати говоря, впервые написавшими о возможности этой «революции».

Но принц Наеф был и убежденным сторонником, как он говорил, «арабского характера Арабского залива, каковым он останется навсегда». Это означало, в частности, что его усилиями в саудовском политическом истеблишменте была пролоббирована идея силового подавления волнений в Бахрейне, в стране-члене Совета сотрудничества арабских государств Залива, регион деятельности которого рассматривается в качестве наиболее приоритетного направления внешней политики Саудовской Аравии.

Что ж, принц Наеф преданно (как он это понимал) служил своей семье и управляемому ею государству! Собственно, это и было (а не его принадлежность к этой семье) основанием для его возвышения в последний год жизни – получения поста наследника престола и приближения к королевскому трону. Все изменила лишь смерть.

Все же, выше был поставлен и второй вопрос, связанный с вероятной перспективой прихода к вершине государственной власти внуков Ибн Сауда.

В принципиальном отношении (все та же статья 5 Основного закона правления) этот вопрос уже решен. Однако возможно ли его практическое решение в более или менее отдаленном будущем?

Стоило бы заметить, в этой связи, что, во-первых, не все главы (остающиеся живыми сыновья Ибн Сауда) внутренних фракций семьи Аль Сауд готовы сегодня претендовать на пост наследника престола, а в дальнейшем и монарший трон. Это относится, в первую очередь, к принцу Талялю бен Абдель Азизу, enfant terrible правящей семьи, в 2011 г. заявившем о своем выходе из Комитета по принесению клятвы. Иными словами, его отказ от участия в решении вопросов престолонаследия сужает горизонты его собственных потомков (да и его сын Валид – слишком успешный бизнесмен, вряд ли заинтересованный в службе на благо государству, созданному его дедом). Во-вторых же (и об этом уже говорилось выше), не все сыновья Ибн Сауда обладают талантами, позволяющими им проявить себя на поприще политики. Наконец, в-третьих, немалое число внутренних фракций семьи Аль Сауд уже давно возглавляют внуки короля-основателя, - достаточно назвать, например, потомков нескольких королей, наследовавших его трон – Сауда, Фейсала, Халеда или Фахда или предшественника принца Наефа на посту наследника престола принца Султана бен Абдель Азиза. Среди них немало выдающихся личностей (хотя и разных по возрасту), служащих (пусть в течение несовпадающих по длительности временных периодов) «благу отчества», включая, в частности, главу внешнеполитического ведомства принца Сауда Аль-Фейсала, бывшего главу службы общей разведки принца Турки Аль-Фейсала, нынешнего заместителя министра обороны, «героя» операции «Буря в пустыне» принца Халеда бен Султана или его брата-дипломата принца Бандара бен Султана.

Конечно, некоторые из фракций семьи Аль Сауд кажутся сегодня отдаленными от политики (потомки короля Сауда, в частности). Вне сомнения, что саудовская королевская семья должна в полной мере учитывать существующее в ее рядах внутреннее соотношение сил, постоянно прибегая к системе сдержек и противовесов (назначение принца Ахмеда бен Абдель Азиза на пост министра внутренних дел тому, видимо, последний по времени пример). Более того, еще живы деятельные и давно служащие на государственной службе сыновья Ибн Сауда, - нынешний глава службы общей разведки принц Мукран бен Абдель Азиз. Но все это отнюдь не отменяет главного обстоятельства, - в обозримой перспективе на саудовский политический Олимп будут приходить уже не только сыновья Абдель Азиза Ибн Сауда, но и его внуки.

Начало