- Институт Ближнего Востока - http://www.iimes.ru -

Об исследовании университета Кадир Хас, посвященному внешней политике. Часть 5

4 июля 2019 года стамбульский Университет Кадир Хас опубликовал очередное исследование, посвященное отношению турецких граждан к внешней политике страны. Продолжаем обзор результатов, полученных в результате этого опроса.

Предыдущая часть статьи опубликована по ссылке: http://www.iimes.ru/?p=58574 [1].

Напомним, что мы закончили на том принципиальном для нынешней Турции вопросе, должна ли страна закупать у России системы ПВО С-400. Надо отметить, что полученный руководством страны от населения уровень поддержки – действительно очень высок и не имеет ярко выраженной корреляции ни с образовательным уровнем опрошенных, ни с партийной принадлежностью. Иными словами, поставка С-400 претендует на роль «народного вопроса» и объединителя внутри страны, вообще говоря, серьезным образом расколотой по партийному признаку.

Следующий вопрос – пожалуй, не менее принципиален для турецкого общества, чем тема С-400. Речь идет о прогнозе опрошенных на ближайшие несколько лет отношений между Турцией и США. Понятно, что всех занимает, куда, в итоге, придут отношения с Соединёнными Штатами как с «мировым гегемоном», а также как с якобы «образцовым партнером» для Турции, чьи интересы Анкара много лет «представляла» на Ближнем Востоке.

Итак, о перспективах турецко-американских отношений на ближайшие несколько лет респонденты Университета Кадир Хас высказались следующим образом: 39,6% ответили на этот вопрос «будут (отношения – В.К.) ухудшаться», 37,3% заявили, что «никаких изменений наблюдаться не будет», 15,8% опрошенных заявило «представления не имею», а 7,3% указало на то, что «отношения будут улучшаться».

Иными словами, как мы видим, турецкие опрошенные на 76,9% считают, что в ближайшие несколько лет отношения между Турцией и США будут либо просто плохими (как сейчас), либо ещё хуже, чем даже сейчас и уже. Число тех, кто думает, что отношения будут улучшаться, на этом фоне – минимально.

Привычным стало думать, что правящие круги в Турции являются антизападными, а оппозиция – прозападной. Однако, в ответе на приведенный выше вопрос о перспективах турецко-американских отношений, если посмотреть отдельно на ответы сторонников тех или иных политических движений, то можно увидеть достаточно интересную картину. Проиллюстрируем её цифрами:

Интересно, что самыми большими оптимистами возможных улучшений между Турцией и США являются турецкие националисты и правящая партия. А вот кемалисты и курды, напротив, довольно невысоко оценивают возможность как-то улучшить турецко – американские отношения.

Отдельный раздел в опросе был выделен под Ближний Восток и под ту политику, которую Турция проводит в регионе.

Классическим вопросом для опросов, проводимых Университетом Кадир Хас является тот, считаете ли вы политику Турции на Ближнем Востоке успешной?

Заметим, что среди опрашиваемых уже с 2013 года не осталось тех людей, кто отвечал, что он / она не следит за развитием ситуации.

Итак, какие же ответы на вопрос, относительно успешности политики Турции на направлении Ближний Восток были получены в самом новом опросе: 22,5% ответило, что они находят политику Турции на Ближнем Востоке «успешной», 51,3% заявило, что не считает политику Турции «ни успешной, ни неуспешной» и, наконец, 26,2% указало на то, что они считают политику Турции «неуспешной».

На самом виде, если сравнивать с результатами опроса предыдущих лет, то мы увидим в 2019-м году чуть ли не самый высокий уровень тех, кто не может внятно сформулировать свою позицию и однозначно оценить действия Турции в регионе.

Ещё один вопрос, который для региона является, безусловно, принципиальным, звучит следующим образом: какая страна, на ваш взгляд, наибольшим образом повлияла на регион, после событий так называемой «арабской весны».

Вот какие ответы были на него получены в текущем году: США – 48,4%, Турция – 18,1%, Россия – 12,1%, Израиль – 9,2%, Иран – 3,8%, Китай – 3,7%, Саудовская Аравия – 3,1%, Египет 1,2%.

Иными словами, что бы в России не считали по поводу роли нашей страны на Ближнем Востоке, в Турции а этот счет наблюдается «другое мнение». Даже с учетом активного вмешательства нашей страны в события «арабской весны».

Также ни о каком значимом ослаблении позиции США, для турецких респондентов, речи не идет. Напротив, полученный в этом году «балл» в 48,4% — один из самых высоких за всю историю проводимых Университетом Кадир Хас опросов.

Влиятельность России, в глазах опрошенных турок, тоже чуть нарастает, однако, повторимся — никаких серьезных колебаний не наблюдается, тем более, в большую сторону.

Отметим, что заметным образом укрепилось влияние Израиля: если в прошлом году 5,8% говорило о том, что Израиль повлиял на Ближний Восток после «арабской весны», то в нынешнем опросе про влияние Израиля говорило уже 9,2% респондентов. Думается, что влиятельность Израиля на Ближнем Востоке, в глазах турецких участников опроса, определяется резко произраильской политикой нынешнего руководства Белого дома, в лице лично президента Дональда Трампа. Именно, на Вашингтон Израиль и «повлиял», чтобы заручиться поддержкой США на Ближнем Востоке.

В обратную сторону: значительным образом сократилось на Ближнем Востоке (опять же, по мнению турецких респондентов) влияние Королевства Саудовская Аравия. Лишь 3,1% опрошенных говорят о том, что саудиты оказывают на ближневосточные дела серьезное влияние. А в 2016 году таких людей было 13,6%.

Сыграл ли здесь свою роль скандал с убийством оппозиционного саудовского журналиста Дж.Хашогги? Вне всякого сомнения. Потому как Дональд Трамп вот уже три раза заветировал закон об ограничении американо – саудовского сотрудничества. С саудитами, в наши дни, сотрудничать, как-то, не очень «чистоплотно», хотя и «денежно». В этом смысле, им в регионе приходится очень и очень непросто.

Аналогичным образом, снизилась и роль Египта. В текущем опросе, Египет заставил говорить о своем влиянии 1,2% опрошенных. На пике своего влияния, в 2015 году, Египет добирал 11,3% голосов в опросе Университета.

Переходя непосредственно к роли Турции в делах ближневосточных, респондентам – участникам опроса был задан следующий вопрос: как вы оцениваете положение Турции на Ближнем Востоке?

На этот вопрос были получены следующие варианты ответа: Турция – региональная сила – 48,1% опрошенных, лидирующее государство региона – 21,9%, не имеет влияния в регионе – 18,4%.

Здесь, разумеется, интересна динамика изменения взгляда на самих себя со стороны турецких граждан. О том, что Турция – это региональная сила, в 2017 г. говорило 46,5%, а в 2018 г. – 45,2% опрошенных. Про «лидирующее государство региона» в 2017 г. говорило 34,5% опрошенных, а в 2018 г. – 31,8% опрошенных. И, наконец, про «отсутствие влияния в регионе» в 2017 г. высказалось 14,0% опрошенных, а в 2018 г. – 17,0%.

Иными словами, про «региональную силу» мнение в Турции, более или менее, но сложилось. Однако, заметим снижающийся тренд тех, кто говорит, что Турция – «лидирующее государство» на Ближнем Востоке. Довольно любопытная симптоматика для страны, где её граждане, на протяжении многих лет, действительно, считали Турцию самым развитым государством региона. Что же до «отсутствия влияния», то здесь доля считающих именно таким образом может считаться относительно неизменной.

Может ли быть Турция примером или моделью для ближневосточных государств? Это – вне всяких сомнений, классическая постановка вопроса в Турции для Ближнего Востока, после того, как в нем началась, так называемая, «арабская весна». Разговоры о том, что Турция может служить на Ближнем Востоке каким-то примером, по которому можно «пересобрать» ближневосточные автократии начались как в самой Турции, так и за её пределами, в теперь уже далеком 2011-м году, чтобы никак не смолкать вплоть до настоящего времени.

Вот ответы на этот вопрос, которые были получены в текущем году: 66,5% опрошенных заявило, что Турция «может», а 33,5% ответило, что Турция на эту роль не претендует. Это – конечно, самый невысокий из полученных, с 2013-го года и вплоть по настоящее время результатов. Однако, и диапазон колебаний ответов – не слишком велик: с 66,5% опрошенных до 74,6%.

Так что, правильным было бы сказать, что около 2/3 турецкого общества неизменным образом полагают, что Турция, ввиду особенностей своего политического устройства, которое включает демократические институты и ислам, в качестве важного элемента государственного управления, может быть «скопирована и перенесена» на почву других ближневосточных государств.

Отметим, что вплоть до 2002-го года, когда в Турции ко власти пришла ныне правящая происламская Партия справедливости и развития, Турция являлась светским государством и могла считаться для государств региона лишь моделью того, как можно «подальше задвинуть» религию, исключив её и «системы уравнения», как внутриполитический и внешнеполитический фактор.

Однако, религия в Турции вернулась «всерьез и надолго» и сегодня, даже если оппозиция вернется во власть, быстро обратить вспять сделанное за последние полтора десятка лет будет крайне затруднительно.

Впрочем, здесь хотелось бы напомнить, что возвращение ислама в политическую жизнь Турции на Западе все эти годы, вплоть до последних лет, не просто воспринималось в качестве необходимости, но и всячески поддерживалось. Так сказать, в рамках процесса демократизации и равных прав и свобод.

То, что сделал М.К.Ататюрк, когда убрал все признаки религии из государственной сферы, на Западе было признано ущемлением прав человека. Ведь, согласимся, каждый государственный чиновник должен иметь право носить религиозную бороду и хиджаб на рабочем месте. А запрет на религиозную символику среди чиновничества, введенный при Ататюрке, — не отвечает современным демократическим нормам. Вот в этом смысле, Запад и поддержал Турцию, чтобы спустя десятилетие заговорить о «засилье исламизма» в доселе светском государстве.

Вот, по всей видимости, о том, как в сегодняшней Турции сочетается ислам и демократические институты и думают те, кто высказывается про то, что Турция – модель для подражания ближневосточных государств. Хотя, по факту, Турция отыграла назад очень многие завоевания прошлого, как раз по образцу тех самых государств, кому с нее надо было бы, вроде как, брать пример. Вот такая ближневосточная «ирония судьбы».

Говоря о положении Турции на Ближнем Востоке, вопросом, которого невозможно избежать, является политика Турции в Сирии.

Вот успешность политики Турции в Сирии и послужила следующим вопросом для участников опроса Университета Кадир Хас.

Вот как ответ на этот вопрос видится участникам опроса: 22,5% опрошенных заявило, что считает политику Турции в Сирии успешной в свете последних изменений, 41,2% опрошенных указало на то, что у них нет определенного мнения ни об успешности, ни о неуспешности сирийской политики Турции, а 36,3% определенно высказалось о том, что считает политику Турции в Сирии неуспешной.

Интересным образом, пик поддержки участниками опроса политики Турции в Сирии стал прошлый, 2018-й год. Тогда 41,4% опрошенных заявило об успешности политики.

Самым «тяжелым» стал 2016-й год, когда об успешности политики заявило лишь 16,8% участников опроса.

И это при том, что, на самом деле, никаких значимых изменений в турецком подходе в отношении Сирии и официального Дамаска с 2011 года, когда стартовала «арабская весна», не наблюдается.

Зато внешние обстоятельства преподносят Турции сюрпризы – допустим, в виде вхождения России в 2015-м году в сирийский конфликт.

Или так называемая «новая ближневосточная политика США», которая сопровождалась, якобы, выходом американских войск из Сирии, но с опорой на местных курдов. Турция приложила все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы конвертировать бездумный «хайп» президента США Дональда Трампа в стратегическое преимущество для себя. Однако, эта затея провалилась. И так далее.

На самом деле, единственным инструментом влияния Турции на дела в Сирии является астанинский формат – в партнерстве с Россией и с Ираном. Только на этой площадке Турции удается хоть как-то проводить свою линию.

Напротив, к ожидаемым в Турции положительным результатам, диалог между Турцией и США не привел. Американцы продолжают свою последовательную политику по опоре на сирийской земле на местных курдов. Не помогают никакие доводы турецкой стороны о том, что сирийские курды, в лице Партии демократический союз и «Сил народной самообороны, являются «филиалом» Рабочей партии Курдистана – организации, признанной террористической и в самих США.

Так что, на самом деле, политика Турции в Сирии является догоняющей и адаптирующейся под внешние обстоятельства. А отнюдь не проактивной, как хотело бы её видеть действующее руководство страны.

Если политика Турции в Сирии не является успешной, то логичным является поинтересоваться тем, какова она должна быть?

Вот какие ответы были получены на данный вопрос: Турция должна оставаться нейтральной и не втягиваться ни в какие противостояния – 42,1% опрошенных, Турция лишь только должна помогать беженцам – 13,3%, Турция должна поддерживать режим международных санкций в отношении Б.Асада – 13,2%, Турция должна оказывать вооруженную поддержку вооруженным силам оппозиции – 11,5%, Турция должна сама, в одиночку, вступить в вооруженный конфликт – 6,7%, Турция должна оказать помощь, в том случае, если будет вооруженное международное вмешательство в Сирию – 6,0%, отношения с Б.Асадом должны быть улучшены – 5,6%.

Итого, как мы видим, более всего, участники опроса Университета Кадир Хас хотят, чтобы Турция, так или иначе, дистанцировалась от происходящего в Сирии и, по возможности, заняла бы в сирийском конфликте нейтральную, равноудаленную от всех сторон позицию. Большого спроса нет ни на, с одной стороны, самостоятельное вооруженное вмешательство в сирийский конфликт, ни на, с другой стороны, улучшение отношений с официальным Дамаском. Кстати, заметим ещё одно обстоятельство – тема помощи сирийским беженцам также сегодня не слишком популярна. Впрочем, непонятно, как можно быть равноудаленным участником сирийского урегулирования без заметного улучшения отношений между Анкарой и официальным Дамаском. Тут, конечно же, налицо явное противоречие в ответах респондентов.