Очередной виток конфликта в Нагорном Карабахе, фундаментальным отличием которого стало непосредственное участие в нем Турции, можно рассматривать в качестве свидетельства изменения регионального баланса сил в желаемом для турецкой стороны направлении – в сторону укрепления её влияния.
Речь идет о том, что Турция, на фоне глобальных тектонических сдвигов, создающих вакуум силы, начинает активно этот возникающий вакуум заполнять, усиливая свое влияние в традиционных регионах влияния других игроков, причем игроков глобальных. Разумеется, небезынтересен вопрос эффективности и успешности турецких действий с учетом того, разумеется, что локомотивом этих действий является лично президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган.
Одним из самых ярких тезисов этих дней, гуляющих в Турции применительно к международным конфликтам, является, пожалуй, следующий: «Не бывает замороженных конфликтов. Бывают конфликты, чье решение заморожено». В частности, его произнес в своем выступлении на недавнем Форуме TRT World министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу. Обзор этого мероприятия на сайте ИБВ мы делали.
Соответственно, турецкое руководство декларирует то, что Турция является страной, которая «размораживает решения» конфликтов, список которых — весьма длинный.
На поверхности — Нагорный Карабах, Сирия, Ливия, Восточное Средиземноморье и кипрская проблема.
Чуть менее заметно, но в тот же список: Киркук и Мосул, Крым, Джамму и Кашмир и Синьцзян-Уйгурский автономный район.
Продолжаем рассмотрение книги ведущего турецкого мозгового центра – Фонда политических, экономических и социальных исследований Турции (SETAV), который предельно оперативно отреагировал на текущие события. Фонд в конце октября месяца с.г. опубликовал книгу, которая озаглавлена как «В процессе глобальных перемен. Большая стратегия Турции».
Часть 7 нашего обзора доступна по ссылке: http://www.iimes.ru/?p=74396 [1]
Напомним, что мы приступили к рассмотрению третьей части книги SETAV, которая от общей оценки ситуации в мире переходит непосредственно к Турции.
Третья часть книги озаглавлена как «Переосмысление внешней политики и политики безопасности Турции» и состоит из следующих разделов: «Внешняя политика Турции и уравнение безопасности», «Большая стратегия Турции», «Устойчивая стабильность», «Стратегическая автономия», «Стратегическая гибкость» и «Военная мощь и стратегия».
Переходим к рассмотрению первого раздела Части 3 книги под заголовком: «Внешняя политика Турции и уравнение безопасности».
Как отмечается авторами издания, есть три взаимосвязанных уровня, которые определяют турецкую внешнюю политику и стратегию в сфере безопасности.
Первый уровень из этих трех, на который обращают внимание авторы издания – это уровень «национальный». На национальном уровне, как они отмечают, внешнюю политику и политику в сфере безопасности определяют стратегическая культура, отношения между государством и обществом, внутренние государственные структуры и логика (менталитет) управляющего звена.
Разумеется, как подчеркивают авторы, внешняя политика не реализуется «в пустоте». Поэтому вторым уровнем, о котором они говорят – это влияние той геополитической среды и обстановки в сфере безопасности, в которой находится государство. Этот уровень именуется авторами как «региональный».
Этот уровень характеризуется авторами как достаточно динамичный в том смысле, что иногда на нем можно наблюдать конкуренцию и столкновения, а иногда сотрудничество. «Дружба раз и навсегда», как указывают авторы, не выглядит реалистичной. В этом смысле, верно и обратное: не бывает «врагов навсегда» (тут, впрочем, есть исключения, в том смысле, что, допустим, Армения для Турции – это однозначный противник и изменение этой ситуации в обозримой перспективе не представляется возможным, хотя турецкие авторы могли бы здесь возразить, что, как бы то ни было, даже Армению для Турции нельзя считать «врагом раз и навсегда» — даже это в отдаленной перспективе можно перемениться – И.С.).
При этом, как подчеркивается турецкими авторами, стратегии Турции в сфере внешней политики и безопасности не являются «монотонными». Турецкая стратегия демонстрирует изменения в зависимости от тех взаимных договоренностей, которые достигаются страной с местными, региональными и глобальными игроками. Соответственно, эти договоренности, разумеется, оказывают влияние на турецкие действия. Процитируем: «Если выражаться более определенно, Турция находится во фрагментированной среде безопасности».
Здесь авторы приводят примеры Балкан и Ближнего Востока, которые, в плане вопросов внешней политики и безопасности, со всеми им присущими особенностями, в значительной мере отличаются.
Аналогичным образом, Южный Кавказ и Центральная Азия являются частью «супергеополитической и геоэкономической структуры». Эти регионы характеризуются авторами, как регионы жизненных интересов Турции (просто фиксируем как факт, что использован именно термин «жизненных» интересов, а не «стратегических» — то есть, регион является для Турции ключом к тому, чтобы существовать – разумеется, в том виде, в каком это мыслится турецкими идеологами, вступая в противоречие с полностью идентичным тезисом, продвигаемым Российской Федерацией – И.С.). И Южный Кавказ, и Центральная Азия, с точки зрения турецких интересов и тех инструментов, которые применяет в них страна, отличаются от прочих регионов турецких интересов.
Ещё один характерный пример, о котором говорят авторы издания – это «пояс Северной Африки». В определенном смысле, как отмечают авторы, Северную Африку можно считать субрегионом Ближнего Востока. Геополитические интересы Турции в Ливии являются лишь частью более масштабных интересов Турции в Восточном Средиземном море. Однако, Ливия занимает центральное место региональной конкуренции в поясе Европа – Северная Африка.
Аналогичным образом, можно рассматривать особую роль Египта для Северной Африки, треугольника ОАЭ – Египет – КСА для Ближнего Востока, роль России для конкуренции на Ближнем Востоке и в Средиземном море.
Климат в сфере безопасности на региональном уровне, как перечисляют авторы, определяется многополярность и распределение сил, характеристики и параметры главных игроков, взаимосвязи между ними – дружбы – конкуренции – вражды.
Говоря о формировании региональной среды в сфере безопасности, как пишут авторы, следует отметить, что Турция, в масштабе Ближнего Востока и архитектуры безопасности, является как её частью, так и одним из базовых элементов соответствующих процессов. И, что даже более важно по мнению авторов: Ближний Восток является тем регионом, который напрямую влияет на «геополитическую ориентацию Турции и глобальное геополитическое портфолио» страны.
Примером тому является Сирия, которая, как пишут авторы, занимает центральное положение для Турции в системе внутренней безопасности и региональной безопасности страны. Однако, в то же самое время, Сирия является частью конкуренции глобальных игроков и, таким образом, оказывает влияние на «геополитическое портфолио» Турции.
Таким образом, третий уровень, определяющий внешнюю политику Турции и её политику в сфере безопасности, формируется глобальной геополитической средой. Что же до стратегической среды на международном уровне, то она, как отмечается авторами, определяется: многополярностью и распределением сил, взаимовлиянием различных игроков и стратегическими предпочтениями игроков. Последние, в свою очередь, определяют их поведение и мотивацию.
Как подчеркивается авторами, развитие ситуации на международном уровне имеет для Турции «жизненное значение», поскольку все вызовы, с которыми страна сталкивается на региональном уровне, так или иначе, являются частью «более глобальных историй».
Переходя к уровню внутренней политики, как пишут авторы, есть четыре элемента на этом уровне, определяющих внешнюю политику Турции и её политику в сфере безопасности.
Обратимся к этим четырем элементам. Речь авторы ведут о стратегической культуре, отношениях, складывающихся между государством и обществом, функционировании государственных структур, формирующих внешнюю и внутреннюю политику, а также о такой несущей конструкции, которая себя, время от времени, проявляет, как политическое лидерство.
Здесь авторы обращаются к историческому опыту последнего столетия. Как они отмечают это — ценный опыт изменений и преобразований для страны (главное преобразование для страны, разумеется, это прекращение существования Османской Империи и провозглашение её ядра в границах современной Турции Новой Турецкой Республикой – прим.).
Достаточно любопытным является то замечание, что невзирая на те большие изменения и трансформации, которые наблюдались, нельзя сказать, что возникали большие разрывы. Цитируем: «Речь идет об исторической непрерывности в рефлексах культуры Турции в сфере безопасности и внешней политики».
На самом деле, позволим себе отметить, что это – очень ценная ремарка от турецких политологов, при этом, вступающая в явное и кардинальное противоречие с тем, что декларировалось как в самой Турции внутри, так и о Турции за её пределами на протяжении десятилетий.
Начнем с последнего: привычным штампом стало считать, что в 1923 году была провозглашена не просто Турецкая Республика, а новая Турецкая Республика. Слово «новая» здесь означает далеко не только то, что была ликвидирована Османская Империя. Если бы это было так, то в прилагательном «новая» не было бы смысла, поскольку «старой» Турецкой Республики не было.
Речь шла о том, что Турецкая Республика строится на принципиально «новых» ценностных принципах, в числе которых: отказ от имперских амбиций, мирная внешняя политика под слоганом основателя и первого президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана «Мир – на родине, мир – на земле», принцип нейтралитета и неприсоединения в международных делах, примат европейской культуры и вектор развития Турции, направленный в сторону прогрессивной Европы и т.д. Разумеется, все эти принципы, так или иначе, связаны с тем, как Турция себя позиционирует в международной политике и какую политику в сфере безопасности она проводит.
Вот эту самую новизну Турции можно, допустим, наблюдать в Мавзолее основателя и первого президента Турецкой Республики Мустафы Кемаля Ататюрка в Анкаре, который является не просто усыпальницей турецкого вождя и не просто музеем его личных вещей – книг и различных бытовых «мелочей». Речь идет о том, что все в этом Мавзолее должно утвердить реформистский характер нового турецкого государства, построенного на принципиально новых принципах. Подавляющее большинство «настенных поверхностей» в мавзолее – музее отдано под объяснение турецких реформ по принципу «было в Османской Империи – стало в новой Турецкой Республике» и более того – по принципу того, а чем новое турецкое государство может быть даже более современным и прогрессивным, чем самые прогрессивные государства Западной Европы, которые были при проведении турецких реформ взяты за основу.
Повторимся: стало расхожим мнением считать (причем, не только в России, но и за пределами нашей страны – прим.), что кардинальные реформы основателя и первого президента Турецкой Республики привели к тому, что страна, включая государственный аппарат и принципы / культуру / традиции его функционирования, перешли на принципиально новые рельсы, ведущие Турцию в сторону Европы. Разумеется, и пока ещё был жив турецкий лидер, п, тем более, после его смерти поступали «звоночки» о том, что лозунги – лозунгами, однако, перемены в стране, если и произошли, то, в некоторой степени, лишь косметического свойства при сохранении ядра – старого, Османского, имперского. Но, как бы то ни было, дошло до того, что Турцию даже приняли в состав НАТО и страна стала официальным кандидатом на вступление в ЕС.
Это – к вопросу о том, как рождаются и приживаются стереотипы, не имеющие, выразимся мягко, 100%-го совпадения с реальностью.
На самом деле, из этой части можно сделать следующие выводы.
Во-первых, в Турции уже давно открыто говорят о том, в том числе, и представители Фонда политических экономических и социальных исследований Турции о том, что стране надо перестать стесняться своих имперских амбиций. Эта риторика, спустя 100 лет с момента прекращения существования Османской Империи, смотрится достаточно симптоматично.
Во-вторых, это – то, что мы можем почерпнуть из книги «Большая стратегия Турции», постепенно начинают раздаваться голоса о том, что «новая Турецкая Республика» — это логическое продолжение Османской Империи. И это, можно сказать, «революционный вывод», который делается к книге, но он немного завуалирован между строк — когда турки напускают «тумана» словами про сохранение у страны «прежних рефлексов в сфере международной политики и в сфере безопасности». И тут же говорят про то, что Южный Кавказ и Центральная Азия являются зоной жизненных интересов Турции.
На этом тезисе стоит ещё остановиться вот в каком ключе. Какую из империй Турция представляет собой сегодня? – Является ли она империей в динамике подъема и расширения своего влияния или же она находится на одном из этапов своего очередного спада?
В первом случае, Турция была независимым игроком и субъектом международной политики и, выражаясь условно, «шла на Вену». То есть, её жизненное пространство расширялось.
Во втором случае, Турция, побывав в зените своего развития, уже не могла действовать на международной арене самостоятельно и была зависима от тех альянсов, которые она окажется в состоянии сформировать с целью достижения своих целей и задач – которые, на самом деле, уже не могли носить характера расширения своего влияния, а были, скорее, обращены на сдерживание, в первую очередь, набирающей мощи Российской Империи.
Скажем сразу, что сегодня мы видим экспансию Турции, которая достигла своего «дна», будучи «зажатой» на Анатолийском полуострове и сегодня пытается оттолкнуться от него как от трамплина и начать обратный процесс. Полагаем, что все события последних лет свидетельствуют о таких намерениях турецкой стороны.
В этом смысле, Турция сочетает два типа действий.
Первый – самостоятельные шаги, которые Турция уже предприняла в Нагорном Карабахе, пожиная плоды 30-летней политики. Пожалуй, это второй пример действий Турции, где она показала, что не нуждается ни в каких международных альянсах и ни в каком внешнем «одобрении» своих шагов.
Первым примером были шаги Турции в Восточном Средиземноморье и в Ливии, где Турция также действовала в давно забытом для страны качестве «стратегического одиночества».
Возможно, что такими темпами придется скоро сменить термин «стратегическое одиночество», как подчеркивание того, что страна замахивается на большее, чем она физически может реализовать, и её начинание обречено на провал, на термин «стратегическая независимость» или «стратегическая субъектность» — когда стране, в общем-то, достаточно уже собственных сил и ресурсов для того, чтобы реализовывать задуманное. И страна даже готова столкнуться с противодействием своим планам со стороны внешних игроков.
Второй тип действий – это упаковка, обертка действий первого типа, когда Турция подчеркивает, что она является «частью Европы» и «верным союзником НАТО в регионе». Можно считать это «успокоительным средством» для других субъектов международной жизни.