Больше года уже прошло после резонансных терактов в Париже, совершенных 13 ноября 2015 г. боевиками и смертниками экстремистской группировки «Исламское государство» (запрещена в РФ). Что же изменилось за это время во Франции (да и в других европейских странах, пострадавших от терактов в этот период [1]) в области противостояния террористической угрозе, обеспечения безопасности граждан, в общественном мнении, в работе спецслужб? Можно ли считать принятые правительствами этих государств чрезвычайные меры удовлетворительным или правы те, кто заявляет, что все решения свелись к показному бряцанию оружием?
Прежде всего, не считая режима повышенной готовности для спецслужб и правоохранительных органов, правительства вышеупомянутых стран все-таки стали более активно проводить спецоперации по задержанию подозреваемых в исламизме и ликвидации организаций, связанных «Исламским государством» и другими экстремистскими группировками. Так, например, 15 ноября 2016 г. в Германии сразу в 10 федеральных землях, в том числе на западе страны и в Берлине, прошла масштабная спецоперация, основной целью которой стала салафитская группировка «Истинная религия» (Die wahre Religion), ранее замеченная в активной пропагандистской деятельности в центрах по приему беженцев из Африки и стран Ближнего Востока, которых Германия в последние годы приняла больше миллиона. Кроме того, издание Deutsche Welle сообщило, что министр внутренних дел ФРГ Томас де Мезьер собирается запретить «Истинную религию», поскольку ее деятельность противоречит конституции страны.
Однако при более пристальном рассмотрении оказывается, что такая политика имеет скорее хаотичный характер, а не является продуманной и централизованно координируемой стратегией. Так, в мае 2016 г. СМИ сообщали о закрытии в брюссельской коммуне Моленбек подпольной коранической школы, в которой несколько десятков детей «обучались женщинами в никабах без какого-либо педагогического образования». Правда, позднее выяснилось, что заведение было закрыто бургомистром Франсуазой Шемпанс не потому, что попало под подозрение в радикализации детей и подростков, а из-за систематических нарушений «урбанистического характера». Впрочем, если вспомнить, сколь пассивно на подобные сигналы реагировал предшественник Шемпанс Филипп Мурё [2], при котором в коммуне пышным цветом расцвела пропаганда исламизма и подпольная деятельность экстремистов, невольно могут возникнуть подозрения, что бургомистр, в условиях отсутствия каких-либо серьёзных рычагов влияния на исламистские группы, просто использовала формальную отговорку в качестве официальной причины закрытия, дабы не нагнетать ситуацию.
Что касается Франции, то уже теракт в Ницце, осуществленный 15 июля 2016 г. в День взятия Бастилии, вскоре после завершения чемпионата Европы по футболу, выходцем из Туниса Мухамедом Лауэж-Булелем, жертвами и пострадавшими которого стали 86 и 308 человек соответственно, отчётливо продемонстрировал, что чрезвычайные меры, принятые правительством, оказались несостоятельны, и заставил многих политологов и аналитиков предполагать, что затишье в активности террористов в период чемпионата в большей степени явилось следствием какого-то внутреннего консенсуса среди групп экстремистов, чем заслугой властей. Как бы то ни было, факт останется фактом: за больше чем полгода, прошедших с парижских терактов до атак в Ницце не было сделано абсолютно ничего, чтобы можно было утверждать, что в стране ведется реальная (а не показная с учениями в метро) борьба с активностью экстремистов, как бы власти Пятой республики ни стремились продемонстрировать обратное.
Что гораздо хуже, реакция французских СМИ и общественности на тот же теракт в Ницце продемонстрировала, что ситуацию в противостоянии терроризму усугубляет само отношение общества к этой проблеме, считающего, как выяснилось, что у терроризма может быть национальность или, как минимум, некие градации по национальному признаку! Так, французский журналист Ив Мамю (Yves Mamou), на протяжении 20 лет работавший в Le Monde, обратил внимание, что в публикациях Агентства Франс Пресс (АФП) террористами и исламистами называются люди любого происхождения (в том числе выходцы из стран Северной Африки, устраивавшие теракты в Европе в 2015-2016 гг.), но только не палестинцы, совершающие теракты в Израиле. Для обозначения таких смертников АФП, по словам Мамю, в своих материалах использует эвфемизмы вроде «активисты», «бойцы» или «нападавшие». В статье АФП о теракте в Ницце, озаглавленной «Когда транспортные средства становятся оружием» (When vehicles become weapons), в которой приводятся примеры аналогичных атак в других странах, в том числе в Израиле, можно, например, встретить такой оборот: «В Израиле и на палестинских территориях, атаки, в которых автомобиль используется в качестве тарана, активно применялись в ходе волны насилия, в которой с октября прошлого года погибло, по меньшей мере, 215 палестинцев, 34 израильтянина, двое американцев, и по одному гражданину Эритреи и Судана». В качестве ответа журналист приводит выдержку из статьи с сайта Honest Reporting: «На самом деле, точное число израильтян, совершивших атаки против палестинцев с использованием транспортных средств равняется нулю, но читателю неоткуда это узнать. Наоборот, АФП так выстраивает фразу, что выходит, будто палестинцы, а не израильтяне являются основной мишенью таких атак».
Что и говорить, такой избирательный подход к освещению терактов со стороны фактически государственного СМИ, субсидируемого Министерством иностранных дел страны и являющегося инструментом международного культурного и политического влияния Франции, не может не удивлять. Особенно в условиях, когда в стране еврейские учреждения (школы, магазины и так далее) все чаще становятся мишенью атак религиозных экстремистов (Мухаммед Мера, Амеди Кулибали) при, по сути, молчаливом попустительстве со стороны французского истеблишмента.
Но спецопераций или перманентного режима чрезвычайного положения недостаточно, чтобы борьбу против терроризма можно было назвать по-настоящему эффективной. Важнейшим маркером успешной превентивной работы спецслужб в отношении потенциальных террористов, который мог бы свидетельствовать о серьезном прогрессе в этой области, является вопрос выплаты социальных пособий террористам (звучит как плохая шутка, и, тем не менее, это реальность). Точнее, вопрос выявления еще на стадии согласования решений по пособиям лиц, вызывающих подозрения в пропаганде исламизма или экстремистской деятельности. Этого не было сделано в Бельгии, в результате чего Салах Абдеслам сотоварищи получили от властей страны выплат больше чем на 50 тыс. евро, об этом только в августе 2016 г. написал Wall Street Journal. Причем бельгийские правительство продолжало «спонсировать» террористов практически вплоть до парижских атак! Только Абдеслам получил больше 21 тыс. евро при том, что по оценкам спецслужб на организацию терактов в двух столицах у исламистов ушло не более 33 тыс. евро.
Теракт в Ницце также показал, что не помогла Франции (а скорее косвенно и навредила) экстрадиция из Бельгии организатора парижских атак Салаха Абдеслама [3], состоявшаяся в апреле 2016 г. Кстати, в контексте проблемы общественного восприятия терроризма в Европе также весьма показательны комментарии Свена Мери, бельгийского адвоката Абдеслама, который, рассуждая о сотрудничестве своего подзащитного со следствием, заявил, что показания последнего для спецслужб «дороже золота». Очевидно, что какую бы ценность для следствия ни представляли показания террориста, подобные аллегории в данном случае совершенно неуместны, поскольку могут сформировать двусмысленное восприятие действий и слов экстремиста, тогда как оно должно быть однозначным. У терроризма не может быть полутонов и золотистых оттенков, независимо от национально-религиозной или идеологической принадлежности тех, кто его проповедует и использует в качестве средства достижения цели. Приходится констатировать, что до тех пор, пока европейская общественность (и французская в первую очередь) пребывает в столь противоречивых убеждениях, вольно или невольно легитимизируя террор хоть в каких-то его проявлениях где-либо на планете, любые успехи спецслужб и правоохранительных органов в борьбе с террористической угрозой всегда будут недостаточно эффективны, а сами экстремисты, в свою очередь, всегда смогут найти для себя достаточно комфортную нишу в обществе.