Известно, что установление Китаем дипломатических и торговых отношений со странами Персидского залива началось еще во времена династии Хань. По прошествии нескольких столетий, в период пребывания у власти Мао Цзэдуна, а затем и Дэн Сяопина, КНР установила дипломатические отношения с Кувейтом (1971 г.), Оманом (1978 г.), Объединенными Арабскими Эмиратами (1984 г.), Катаром (1988 г.), Бахрейном (1989 г.), Саудовской Аравией (1990 г.).
Следует отметить, что политику КНР в отношении государств Персидского залива формируют три «мозговых центра».
Первый «мозговой центр» – отдел Западной Азии и Северной Африки Шанхайского института Академии Общественных Наук КНР, в котором работают бывшие послы и специальные представители в странах Ближнего Востока. Специалисты подобного уровня используют как собственные источники информации, так и проводят анализ зарубежных СМИ и докладов по линии МИД. Заседания отдела проходят в закрытом режиме не реже одного раза в месяц или чаще, если того требует ситуация.
Второй «мозговой центр» – это Шанхайский университет транспорта, который также располагает большим штатом специалистов по зарубежной проблематике, применяющих компьютерное моделирование ситуации.
Третий «мозговой центр» – это Центр ближневосточных исследований в Институте международных исследований Китая: организует регулярные встречи с международными экспертами-арабистами на конференциях и форумах и два раза в год публикует аналитические работы по всем аспектам отношений со странами Персидского залива.
Специалисты из указанных выше центров отмечают, что ранее, до момента прихода к власти Си Цзиньпиня, внешнеполитическая линия КНР по ближневосточной проблематике была достаточно «размытой», прежнее руководство страны было занято формированием «новых сил страны» для обретения статуса «супердержавы».
Официальный Пекин придерживается «политики невмешательства» во внутренние дела стран Персидского залива. Подобный подход во внешнеполитической деятельности в этом регионе обусловлен целым рядом причин:
исполнением Китаем «заветов» Дэн Сяопина: «оставаться незаметным, поддерживать отношения ради партнерства, избегать политики «неоколониализма»»;
удержание власти КПК, для чего необходима экономическая стабильность, в основе которой регулярные поставки энергоресурсов, в том числе из стран Персидского залива, занимающих третье место по объемам поставок сырой нефти в КНР после России и Анголы.
Кроме того, Си Цзиньпин заинтересован в стабилизации крайне непростой военно-политической и экономической ситуации на «заднем дворе» Китая – в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, этот регион, обладающий богатыми запасами нефти и газа, является «точкой напряжения» в отношениях КНР и региональных союзников другой сверхдержавы – США.
На случай обострения ситуации в Персидском заливе китайские нефтяные компании прорабатывают варианты прокладки нефтепроводов до портов Ирана и Турции. Кроме сырой нефти и сжиженного природного газа из стран Персидского залива китайские контрагенты импортируют такие химические компоненты, как метанол, параксилол и полипропилен. При этом китайские покупатели только частично расплачиваются за поставки в долларах, а вторую часть по сложившейся традиции оплачивают готовой продукцией – текстилем, удобрениями, электроникой, автомобилями, продуктами питания и т.д.
Реализация задач экономического характера в ближневосточном регионе осуществляется Китаем путем подкупа руководства стран и чиновников, что обеспечивает китайским компаниям режим наибольшего благоприятствования без долгосрочных инвестиций в социальную сферу.
Китайские нефтепромышленники не заинтересованы в политических переворотах в нефте- и газоносных странах: им проще договориться с действующей властью, а не тратить время и деньги на вооружение оппозиционеров, как это делают США. Напротив, китайские партнеры заинтересованы в комплексном развитии ближневосточного региона, который представляет интерес по нескольким причинам:
– во-первых, это растущий рынок инфраструктурных, торговых и IT проектов;
– во-вторых, это плацдарм для усиления китайского присутствия в Северной Африке;
– в-третьих, аравийские партнеры готовы подключиться к «Морскому шелковому пути» и «Новому шелковому пути».
Для согласованной работы со странами Персидского залива в столице КНР регулярно проводятся заседания «Китайско-арабского форума сотрудничества» (с 2004 г.), на которых внимание уделяется вопросам политического характера, а на заседаниях Совета сотрудничества арабских государств Залива» (ССАГЗ) (создан в 1981 г., входят ОАЭ, Оман, Бахрейн, Катар, Кувейт и Саудовская Аравия), начиная с 1993 г. проводится работа по расширению торгово-экономического, инвестиционного и технологического сотрудничества. Так, в ходе регулярных встреч экономисты из КНР и стран ССАГЗ разрабатывают проекты документов по устранению двойного налогообложения, защиты инвестиций, торговли и технологического сотрудничества. В 2014 году было подписано «Соглашение о свободной торговле» между КНР и странами-членами ССАГЗ. Следует отметить тот факт, что именно указанные выше страны Персидского залива формируют 70% двусторонней торговли КНР со странами Лиги арабских государств.
По оценкам зарубежных экспертов объем двусторонней торговли КНР со странами ближневосточного региона достигнет к 2020 г. планки в 350–500 млрд долл.США, а к 2030 г. – один трлн долл.США.
В настоящее время от 2500 до 4200 китайских компаний работают на территории стран Персидского залива в двух режимах: первый, 100% иностранный капитал – это компании, которые работают только на территориях зон свободной торговли порта Джебель Али и аэропорта Дубай. Отметим, что в Дубае, Абу-Даби и Шардже проживают около 200 тысяч граждан КНР. Второй, это совместные предприятия с равными долями (по 50%), которые работают на всей территории стран Персидского залива.
Инвестиционное сотрудничество Китая и аравийских монархий является двусторонним. Китайские компании инвестируют миллиарды долларов США в разработку нефтегазовых месторождений, строительство железных дорог (ж/д сеть стоимостью 11 млрд долл.США соединит эмираты), создание телекоммуникационной инфраструктуры (китайская компания «Хуавэй» в сотрудничестве с «Этисалат» и «Катар Телеком», в размере 3 млрд долл.США), строительство и расширение портов (China Harbour Engineering построит новый порт в Дохе), а также объектов недвижимости (как отдельные жилые кварталы, так и «зеленые» города). Китайские специалисты оценивают емкость инвестиционного рынка стран Персидского залива в 624 млрд долл.США.
Одновременно компании из стран Персидского залива в сотрудничестве с Sinopec инвестируют большие средства в развитие нефтеперерабатывающих мощностей в КНР. Так, в строительство завода по производству этилена в г.Тяньцзинь компания Saudi Basic Industries Corporation инвестирует 1,7 млрд долл, а Kuwait Petroleum Corporation вложит 9,3 млрд долл.США в строительство нефтеперерабатывающего завода (переработка 300 тыс. баррелей в день) в провинции Гуандун. Также инвестиционные компании из Кувейта и Катара вложили около одного млрд. долл.США в акции китайского банка ICBC.
Официальный Пекин понимает необходимость формирования положительного имиджа не только у поставщиков сырья, но и среди других слоев населения. Так, китайские университеты предлагают арабским студентам (акцент сделан на Кувейт и Саудовскую Аравию) гранты на бесплатное обучение в Китае, а китайские средства массовой информации уже публикуют несколько журналов (полиграфия мирового уровня) на арабском языке.
Военно-политическое сотрудничество КНР со странами региона находится «на нуле», только Саудовская Аравия приобретает у китайского ОПК вооружение и военную технику: баллистические ракеты «Дунфэн-3», «Дунфэн-21», самоходные артиллерийские установки PLZ-45, а также беспилотные летательные аппараты «Птеродактиль».
Установление дипломатических отношений с Саудовской Аравией, которые, по словам китайского руководства, находятся на уровне «стратегических и дружественных», позволило специальным службам КНР официально отслеживать поток китайских мусульман на хадж.
Анализ китайских СМИ показывает серьезную обеспокоенность официального Пекина расширением зоны влияния Свободной сирийской армии (ССА) и «Исламского государства» (ИГ) на территории Сирии и Ирака и, следовательно, зоны нестабильности на Ближнем Востоке.
Достаточно высокий уровень террористической угрозы, исходящей от действий ИГ, определяет скрытую поддержку Б.Асада официальным Пекином и Тегераном: поставки вооружения и военной техники, обеспечение отрядов наемников из скандинавских и европейских стран.
В китайских СМИ периодически появляются сообщения об участии групп китайских военных в боевых действиях на территории Сирии, очевидно, для создания препятствий к «экспорту исламского терроризма». При этом руководство КНР не рассматривает участие НОАК в силовом варианте решения ситуации в Ираке и Сирии (но осознает усиление угрозы от действий ИГ и ССА для СУАР).
В последние несколько лет Китай оказывает финансовую помощь странам (Турции, Ливану), которые приняли миллионы беженцев из воюющей Сирии. Причина – привлечение сирийской молодежи на сторону борцов с ССА и ИГ.
В целом, отличительной особенностью внешней политики КНР на Ближнем Востоке и в Северной Африке является использование невоенных способов урегулирования конфликтов. Можно выделить только три эпизода «военной решительности» официального Пекина, когда при помощи ВМС и ВВС НОАК были эвакуированы граждане КНР из Египта, Ливии и Йемена (успешно отработан механизм эвакуации).
Исходя из вышесказанного, можно сделать следующие выводы.
Во-первых, официальный Пекин будет активно развивать торгово-экономические связи со странами Персидского залива в сфере поставок углеводородного сырья, в инфраструктурных проектах (некоторые из них ранее создавали тайваньские компании). Фактически, транспортно-логистическая система аравийских монархий является «переднем краем» китайской логистики на африканском и европейском направлениях. Кроме того, Китай намерен «нарастить» инвестиционный портфель в странах Персидского залива и одновременно шире привлекать арабские инвестиции в китайские стратегические проекты по обеспечению ресурсно-энергетической безопасности.
Во-вторых, официальный Пекин будет придерживаться политики «невмешательства» во внутренние дела аравийских монархий при активном диалоге по вопросам борьбы с терроризмом и исламским экстремизмом в связи с тем, что его стратегические партнеры (Иран и Пакистан) вовлечены в ситуацию в Йемене и в процесс борьбы с ИГ на территории Сирии и Ирака.
Отметим, что в отличие от нарастающего китайского экономического присутствия в ближневосточном регионе официальный Вашингтон прилагает значительные усилия в иной сфере – военно-политической.