В свое время проект 25-летнего соглашения о сотрудничестве вызвал резкую критику среди иранских СМИ и экспертов. Например, известный иранский экономист Али Дини Туркмани поместил на сайте «Дипломасийе ирани» статью под названием «Договор между Ираном и Китаем: с каких позиций?». Автор оговаривается, что не знает полный текст проекта договора, поэтому не может быть его безусловным противником. В то же время он перечисляет ряд пунктов, которые, по его мнению, могли бы препятствовать равноправному сотрудничеству двух государств.
Во-первых, разные внешнеполитические доктрины и приоритеты двух государств. Во времена Мао Цзэдуна Китай позиционировал себя в качестве центра «третьего мира», его руководство называло США «бумажным тигром» и не признавало Израиль. В настоящее время Пекин ведет интенсивные экономические, торговые и политические отношения с США. Экономики США и КНР взаимозависимы. В то же время КНР поддерживает партнерские отношения с Израилем, вкладывая инвестиции в порт Хайфу и другие объекты. Что касается Исламской Республики, то со дня ее основания вся ее политика была построена на противостоянии США и Израилю. Усилия иранского правительства в период президентств Али Акбара Хашеми Рафсанджани, Мохаммеда Хатами и Хасана Роухани по нормализации отношений с США и Западной Европой ни к чему не привели.
Во-вторых, Иран и Китай выступают в разных экономических весовых категориях, поэтому никакое равноправное партнерство между ними невозможно в принципе. Китай уже опередил по объемам ВВП страны Западной Европы и успешно соперничает с США. Он является «мастерской мира», поставляя значительную часть промышленных товаров в другие государства мира. По мнению автора, в свое время Китай опоздал к дележу «неоколониального пирога» и теперь стремится наверстать упущенное. КНР стремится превратить свою валюту юань в универсальное мировое платежное средство, заключая с другими государствами соглашения о торговле в национальных валютах. В то же время иранская экономика, являющаяся несравненно слабее китайской, переживает трудные времена. Общий рост ВВП, суммированный за 2011-2020 годы (1390-1399 гг. по иранскому календарю) равен нулю. В то же время рост ВВП в предыдущее десятилетие не превышал 2-3% в год в противовес китайским 7-8%. Экономика ИРИ существенно ослаблена санкциями. Национальная валюта за последние два года демонстрирует падение по отношению к доллару.
В марте 2022 года министр иностранных дел ИРИ Амир Хосейн Абдоллахиан заявил о том, что 25-летний план сотрудничества между ИРИ и КНР начинает выполняться. 14 февраля 2023 года президент Ирана Эбрахим Раиси посетил Китай с официальным визитом. В ходе этого визита (первого официального визита президента ИРИ в КНР за 20 лет) было подписано 20 меморандумов о взаимопонимании. Иранские СМИ расценили как большое достижение заявление президента о том, что китайские компании готовы инвестировать в нефтегазовый комплекс Ирана. Однако реальность оказалась отличной от деклараций. Например, крупнейшая китайская нефтяная компания Sinopec заявила о том, что сокращает свое присутствие в Иране.
Реальные цифры китайских инвестиций в иранскую экономику более чем скромны. Согласно отчету China Global Investment Tracker, опубликованному Американским Институтом развития предпринимательства, базирующимся в Вашингтоне, в 2018-2022 годах китайские государственные и частные компании инвестировали в различные проекты в ИРИ 618 млн долларов. В основном инвестиции шли в секторы строительства и недвижимости. Этот период совпал с периодом «максимального санкционного давления на Иран», начатого администрацией Д.Трампа. По сравнению с более чем скромными объемами инвестиций в экономику ИРИ китайские капиталовложения в экономики аравийских монархий поражают своими размерами. За тот же период КНР инвестировала 22,5 млрд долларов США в экономику Саудовской Аравии. 19,3 млрд долларов было инвестировано Китаем в ОАЭ, 13 млрд долларов в Ирак (несмотря на политическую нестабильность), 4,6 млрд долларов в Кувейт, 2,5 млрд долларов в Султанат Оман и 18 млрд долларов в Катар. Таким образом, китайские капиталовложения в арабские государства Персидского залива в 72 раза превосходят инвестиции в иранскую экономику в период 2018-2022 годов.
Разумеется, на развитие китайско-иранских экономических связей повлияли «калечащие» американские санкции, наложенные на ИРИ в 2018 году. В течение нескольких лет единственным покупателем иранской нефти по «серым схемам» оставался Китай. В то же время продажа нефти в КНР через посредников и третьи страны не приносила иранской экономике желаемых доходов, так как Иран много терял на дисконте и «кривых» банковских схемах. Доходы от экспорта могли идти на текущие нужды, но их было недостаточно для модернизации устаревшего топливно-энергетического комплекса (ТЭК). В апреле 2022 года министр нефти Ирана Джавад Оуджи заявил, что газовый сектор ИРИ нуждается в капиталовложениях в объеме 80 млрд долларов США. Это необходимо для того, чтобы довести добычу газа до 1,4 млрд куб. м в сутки. Без этого Иран в ближайшие десять лет не сможет покрывать даже собственные нужды и вынужден будет стать импортером «голубого топлива».
Несмотря на эти вызовы, американский эксперт отмечает оптимистические тенденции, позволяющие надеяться на укрепление и рост экономического сотрудничества между Ираном и Китаем. По информации агентства Bloomberg, увеличили покупку иранской нефти в связи с возросшей международной конкуренцией за российскую нефть, экспортируемую с большим дисконтом. Например, в марте с. г. импорт китайскими компаниями иранской нефти увеличился на 20% и составил 800 тысяч баррелей в сутки.
Основной задачей Китая в регионе Ближнего Востока является обеспечение безопасности поставок нефти и сжиженного природного газа (СПГ) из региона Персидского залива. Китай вкладывает большие деньги в энергетическую инфраструктуру арабских государств Персидского залива и их оборонные возможности для того, чтобы обеспечить эту безопасность. Касаясь военно-технического сотрудничества, можно упомянуть поставки китайских беспилотников аравийским монархиям и передачу ракетных технологий Саудовской Аравии. Атаки йеменских хоуситов на объекты саудовского ТЭК в сентябре 2019 года серьезно обеспокоили Пекин. Еще больше руководство КНР было встревожено причастностью Ирана к этим действиям. Вот почему китайская дипломатия предприняла серьезные усилия для нормализации отношений между Ираном и КСА что вылилось в заключение соглашения в Пекине в марте с. г.
Еще одним важным перспективным направлением иранско-китайского экономического сотрудничества является взаимодействие по прокладке новых транспортных маршрутов в рамках проектов Нового Шелкового пути. Председатель КНР Си Цзиньпин во время своего официального визита в Тегеран в феврале 2016 года склонял иранское руководство к поддержанию мира и стабильности на Ближнем Востоке и обещал Ирану участие в выгодных транспортных проектах, которые могут поднять иранскую экономику. То же самое было повторено Си Цзиньпином во время визита в Иран в 2022 году. Иран занимает важное место в программе «Один пояс, один путь». По территории этого государства должен пройти Средний транспортный коридор. В июне 2022 года в Тегеран прибыл первый грузовой контейнер, приехавший по железнодорожному маршруту Китай-Казахстан-Туркменистан-Иран (с продолжением в Турцию), а через неделю – поезд, прибывший по маршруту КНР-Казахстан-Каспий (паромная переправа).
Заканчивая анализ развития ирано-китайского экономического сотрудничества, Умид Шукри констатирует его большой потенциал. Иран чрезвычайно важен для транспортных проектов КНР в рамках программы «Один пояс, один путь». Одновременно, учитывая растущие потребности Китая в углеводородах, Иран может занять важное мест в снабжении КНР сырой нефтью и газовым конденсатом. Однако на пути дальнейшего развития экономических отношений имеется ряд препятствий.
Во-первых, западные санкции, затрудняющие банковские транзакции и финансовое сотрудничество.
Во-вторых, напряженные отношения Ирана с арабскими государствами Персидского залива (сейчас, после нормализации ирано-саудовских отношений это преодолевается).
В-третьих, непрозрачность иранской экономики и запутанное валютное законодательство.